Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте (СИ)

Огонек, делая пометки, несколько минут не отрывался от работы, забыв обо всем вокруг. Голова туманилась, тяжкие мысли наконец ушли, прихватив с собой боль, тело расслабилось. Впервые с того момента, как около суток назад закончился эффект от прошлой таблетки, стало хорошо.
— Прости, что заставил ждать. Ты просто так зашла, или что-то хотела, Тэсс? — дописывая заметку с широтой и долготой лагеря противника, спросил он.
Вместо ответа на вопрос Огонька решительно откатили чуть назад на стуле. Девушка перекинула ногу через его колени и оперлась попкой о стол. Взгляд марсианина уперся в ремень форменных брюк, опоясывающий тонкую талию, а выше — в полностью расстегнутую форменную рубашку, наброшенную прямо на обнаженное подтянутое тело. Она не надела белья, открыв мужскому взору затвердевшие на прохладном воздухе соски, однако торс под формой был перехвачен совершенно неуставной затейливой кожаной портупеей с множеством колец и клепок. Тэссен отлично знала, как завести его с пол-оборота!
— Хотела скрасить твой вечер, командир, — ее руки легли на плечи, придвигая его ближе, в нос ударил запах взрослой, ждущей секса женщины. Широкие ладони сами легли на бедра и очертили столь знакомые изгибы. Не первый год лишенное плотских удовольствий тело отреагировало в тот же миг: член болезненно напрягся, из груди вырвалось рычание, затуманенное сознание моментально выдало план, что нужно сделать, чтобы как можно быстрее удовлетворить накатившую звериную похоть. Огонек дернул Тэссен на себя верхом и вскинул бедра, вжимаясь в нее пульсирующим стволом сквозь слои одежды. Губы впились в шею голодным поцелуем, руки зашарили под рубашкой, из глубин памяти всплыло воспоминание о том, как возбуждает женщина, послушно выгибаясь дугой под его грубыми, но горячими ласками. Он прикрыл глаза, и сознание сразу же подменило мышку в его объятиях на другую. Рыжая шерсть. Хрупкое, не знавшее армейских нормативов, тело, подтянутое, но мягкое. Тонкие запястья. Нежная шея, пахнущая самой жизнью…
Вместо аромата, бережно хранимого в памяти, ноздри заполнил запах зрелой женщины, готовой к грубой и горячей страсти. Мужчина снова глубоко вдохнул, надеясь ощутить ускользающий аромат невинности, но наваждение стало отступать, оставляя вместо себя реальность: почти белая шерсть, короткая, вызывающая стрижка, уверенные руки, уже справившиеся с ремнем и молнией, и охватившие пульсирующий, каменно-твердый ствол, который радостно отозвался на умелые движения пальцев. Оставалось только сорвать с нее штаны и опрокинуть на стол, прямо на рабочие карты, чтобы наконец получить столь желанную разрядку, но…
От самого себя стало мерзко, и демоны подняли головы, расправив крылья. Вот только впервые их гнев был направлен не вовне, а на самого Огонька. На его руки, ласкавшие не ту женщину, на член, готовый вонзиться в нежеланное тело, на губы, целующие кожу, пахнущую сладострастием. Плоть жаждала, но дух категорически возражал против этой близости. Захотелось смыть с себя аромат, столь возбуждающий когда-то, стереть из памяти голодные объятия. А еще очень хотелось извиниться за несдержанность.
Глубоко вздохнув, Огонек зажмурился и приказал себе угомониться. Спустя пару секунд он резко поднялся, отстранил от себя Тэссен, запахнул на ней рубашку, но потом нежно поцеловал в лоб, чтобы смягчить свою грубость. Та вскинула бровь, безмолвно требуя объяснений. Его демоны, довольно ворча, свернулись клубком где-то под сердцем, но дали понять, что, стоит снова распустить руки — порвут душу на части. Он поклялся в любви, и не имеет права нарушать слово. Не может предать доверие. Пожалуй, пора заканчивать с уходом от реальности с помощью таблеток — в трезвом уме он бы не позволил себе того, что позволил только что. Стало ужасно стыдно перед Тэсс, и он поспешил извиниться перед подругой, которая продолжала выжидающе смотреть на него, прищурив светло-красные глаза:
— Прости, дорогая! Не могу, — он быстро застегнулся, чтоб не дать шанса искушению. Уже обе брови Тэссен удивленно поползли вверх: мышка потрясенно смотрела на того, кого много лет знала как одного из самых страстных и горячих мужчин в марсианской армии. Еще ни разу он не отказывал ей в близости! Чаще даже проявлял настойчивость, добиваясь свидания… Лицо воина под ее пристальным взглядом приняло виноватое выражение, и она звонко рассмеялась — таким забавным показался ей грозный марсианин, которому она едва доставала макушкой до плеча и с которым не раз проходила по самой грани предельно опасных форм наслаждения. Напряжение спало, и Огонек, немного расслабившись, улыбнулся в ответ.
 
— Не проверь я, что все в порядке, подумала бы, что тебя не в ногу ранило, — мышка кивнула на внушительную выпуклость ниже ремня. — И давно ты заделался в монахи? — Она вопросительно склонила голову. Не язвила и не предъявляла претензий, уважая решение. Ей просто было интересно.
— Прости, пожалуйста, Тэсс! Я сейчас поступил, как последний мудак! Должен был сразу объясниться, но твоя близость просто снесла башню. Но я правда не могу, — он осторожно обнял ее, показывая, что по-прежнему ценит, и смущенно прошептал в ухо. — Просто… меня невеста ждет…
— Что? Да ладно! Невеста? — Женщина рассмеялась и дружески обняла в ответ. Отказ, конечно, задел, но они слишком сильно ценили друг друга, чтобы мимолетная обида оказалась выше радости за близкого. — Неужели правду говорили ребята, бывшие с тобой на Андромеде: ты их так загонял тренировками, не отвлекаясь на девушек, что они тебе, чтоб задобрить, сняли проститутку и тайно протащили в казарму, а ты ее выставил за дверь, пообещав отправить умников под трибунал?
Огонек фыркнул, вспоминая упомянутый эпизод и уютнее устраивая подругу в объятиях:
— Было дело. Паршивцы болтливые!
— Неужели твоя невеста так хороша в постели, что сумела заставить забыть всех других женщин? — Тэссэн подняла на него лукавый взгляд, в котором, впрочем, проскользнула женская ревность к той, которая смогла ее затмить.
— Мммм… признаться, я не знаю, какова она в постели, — он смущенно улыбнулся, почувствовав, как впервые за многие годы краснеет, будто мальчишка. — Она очень юна.
— На молоденьких потянуло, извращенец? — беззлобно поддела его мышка. — И сколько же лет твой нимфе?
— Семнадцать, — выдохнул Огонек и еще гуще покраснел, спрятав лицо в ежике коротких светлых волос. — Тэсс… Ты ее знаешь… Это Наги…
— Дочка Карабины и Троттла? Ты самоубийца?! Да Троттл тебе за нее руки оторвет! А Карабина — ноги и все, что между!.. Нет, ты точно извращенец!.. Ты же ее на руках малышкой качал!.. Н-дааа… — Тэсс на последних словах так резко отстранилась и задрала голову, чтобы увидеть его лицо, что не слабо приложила макушкой в челюсть. Зубы Огонька клацнули, и он едва не прикусил язык. Он растерянно смотрел на подругу, не зная, на какой из вопросов следует ответить сначала и следует ли отвечать вообще, но тут она, заметив его смущение, сбавила напор. — И давно… ты перешел на платонические отношения? — Заглянув наконец в потеплевшие глаза мужчины, она разглядела в них то, чего не видела ни разу за все годы, что была с ним знакома — любовь.
— Уже пару лет как. Как отшибло влечение ко всем другим девушкам! Просто не хочется больше никого, — он был рад открыть душу той, которой доверял. Он знал, что Тэсс выслушает и попытается понять; как и Стокер, попробует объективно посмотреть на его интерес к Нагинате и в случае чего, предостережет. Да и отчаянно хотелось оправдаться за отказ и убедиться, что не обидел подругу.
— Ага, видела я, как тебе не хочется! — мышка расхохоталась и, отстранившись, присела на стол, застегивая рубашку. — Ну а мне-то что теперь делать? Я не рассчитывала на твой целибат, думала, после нескольких месяцев в госпитале ты будешь только рад моему обществу. Все ждала, когда позовешь, да не дождалась и сама пришла, — она кинула на него озорной взгляд.
— Ох, Тэсс, уверен, любой мужчина в этом лагере будет счастлив твоему вниманию! А не будет, скажи мне, я ему объясню, что он теряет! — Он снова поцеловал ее в лоб. — Прости меня. Рад бы, ты же знаешь, но правда не могу.