Дневник на итальянском (СИ)

В комнате летело всё. Я крушил на ходу каждую вещь, которую видел, пока не добрался до стола, аккуратно выдвигая ящики. Мои яростные порывы продолжились бы, если бы я не коснулся рукой маленького блокнота с плотными страницами. Сердце опустилось, когда я взял его в руки. Думал, эскизы. Часть Эрики, её мечты стать дизайнером одежды, грандиозные планы на жизнь и любовь к тому, что она создавала. Эта девушка безумно талантлива. Безумно…Безумная.
Только это оказались совсем не эскизы, и стоило мне перевернуть страницу за страницей, бегло пробегая глазами по исписанным строкам, сердце вовсе перестало подавать признаки жизни. Личный дневник. Её дневник на итальянском.
И лучше бы я не знал этого чертового языка, которому мать заставляла меня учиться с малых лет. Лучше не видел, что она писала своей рукой на эмоциях.
«…ненавижу его»
«я не справляюсь…»
«Джеймс отравляет мне жизнь, у меня не получается, это место не приняло меня…»
«Мы впервые нормально поговорили. Нормально. По-настоящему…он улыбался мне. У Джеймса очень красивые ямочки…»
«Она снова делает мне больно»
«Кажется, я запуталась в собственных чувствах. Я больше не могу ненавидеть его…»
«Что значат мои чувства? И что они значат для него»
«Кажется, я влюбляюсь…»
«Он невероятный…Джеймс стал мне слишком родным человеком»
«Это проклятье, но я люблю его. Безумно, дико, но люблю»
«Он снова пытается сломать меня, вновь играет…Чего добивается этот парень?»
«Мы провели вместе ночь. Я ни о чем не жалею. Он лучшее, что случилось со мной в этой жизни. Чтобы не происходило между нами дальше, я никогда…никогда не забуду его»
«Всё так замечательно, что я боюсь…мне страшно потерять его. Наверное, я не выдержу, если ещё один любимый человек покинет меня»
«У мамы с Кристианом будет ребенок! И я впервые задумала о том, что тоже хотела бы так радоваться беременности. Я впервые стала мечтать о семье всерьез. И о ребёнке, у которого могли бы быть ямочки Джеймса, его улыбка…мне кажется, я буду любить его больше жизни. Так же, как Джеймса»
Пальцы судорожно тряслись над страницами. Я переворачивал до тех пор, пока не показались пустые, залитые слезами. От слез они высохли, искривившись. На них было пусто, но казалось, даже больше, чем на тех, что исписаны чернилами. Она плакала. И стоило мне подумать об этом, как первая слеза упала в середину листа.
Мужики не плачут, думал я когда-то.
Я бы отдал всё, лишь бы того дня не было в моей жизни. Будь проклят тот момент, когда я решил напиться. Будь проклят тот момент, когда засомневался в своей девушке…да черта с два, я никогда в ней не сомневался!
— А-а-а! — мой крик был скорее похож на дикий рёв. Теперь страницы её дневника были залитыми и моими слезами.
Я сжал простынь кровать с такой силой, что она обещала треснуть в моей ладони в тот момент, когда последние страницы, исписанные чернилами, попали в моё внимание:
«Он мне изменил. Это больнее, чем я могла предполагать. Я не знаю, как быть дальше. Ничего не чувствую, кроме пустоты. Не хочу жить. Без него»
«Джеймс разрушил меня. Подарил мне новое сердце, а затем снова выдернул его, радавив в собственных ладонях. Он уничтожил меня, даже неподозревая об этом. Пусть будет проклят тот день, когда я встретила его. Пусть будет проклят день, когда поняла, что люблю его. Жить без него не могу…будь он проклят…потому что я люблю его вопореки всему!»
Разгром в комнате Эрики, видимо, был слышан на первом этаже. Я больше не сдерживал зверя, который рвался наружу. Бил стены, разбивая кулаки в кровь. Физическая боль была ничем по сравнению в той, что оставила после своего ухода Эрика. Сил не осталось вовсе. Я впервые в жизни перестал бороться. Впервые в жизни проиграл, даже не являясь ведущим игры. Слишком заигрался, и даже не заметил, как потерял то, чем больше всего дорожил. Ту, которая стала смыслом всей моей жизни.
— Ненавижу… — опускаясь на колени, крепко сжимая её дневник в руках, шептал я.
В пороге послышались шаги. Я поднял голову, когда в двери, прижав обе ладони к лицу, со слезами, беспощадно размывающими макияж, стояла Грейс с выпуклым животиком. Боль на её лице отражалась так сильно, как и на моём. Но она не потеряла дочь. А я лишился Эрики навсегда..
 
— Джеймс… — её голос дрогнул, и Грейс через секунду оказалась на коленях рядом со мной, прижимая мою голову к груди. Так, как никогда не сделала бы моя родная мать. Так, словно я был её дорог. — Мальчик мой…прошу, не надо.
Не знаю, что убивало меня больше: её отношение ко мне или то, как сильно она напоминала мне Эрику.
— Не нужно, прошу, мальчик мой, не делай себе больно, — я был так уничтожен, что в какой-то момент обнял её обеими руками, прижимаясь, как к родной матери и плача на груди, как пятилетний ребёнок. Она оказалась рядом в нужный момент.
Почему женщина, чью дочь я уничтожил, была всё ещё рядом со мной? Так не бывает. Они вдвоем слишком хороши для этого чертового мира. Слишком хороши для меня.
— Всё пройдёт. Слышишь, все наладится!
Я в это не верил. Без Эрики, её наивно прекрасного взгляда оливковых глаз, хитрой улыбки, вечного протеста и вредного характера, мой мир превратился в пепел.
Я сам превращался в пепел, постепенно сгорая и разлетаясь на ветру.
Спустя неделю
Через солнцезащитные очки слепило солнце. Я вышел из машины, достал дорожную сумку и, последний раз оглядев свою малышку, с которой было связано так много воспоминаний, хлопнул дверью, оставив ключи внутри.
Быстрым шагом пересекая площадь, я вошёл в здание аэропорта через большие стеклянные двери. С разных сторон доносились голоса людей. Кто-то плакал, прощаясь с родными, кто-то изо всех ног бежал друг другу на встречу, бросая сумки на ходу. Дети мельтешили под ногами, а их мамаши бегали за спиногрызами, пытаясь образумить. Когда я дошёл до стойки регистрации, тело словно в землю вросло.
Несколько месяцев назад я точно так же, на том же месте, стоял, безжизненно вросши в землю. Я опоздал. Несколько минут решили всё. Стоя сбоку ото всех, я видел, как успокаивающе обнимает Грейс плачущую отец, и они вдвоем смотря вслед уходящей Эрики. Каштановые волосы, в беспорядке рассыпавшись по миниатюрным плечами, отдалялись с каждой секундой всё дальше. Я видел, как она уходила, и ничего не мог с этим сделать. Стоял, как осёл, и понимал, что больше жизнь не имеет того смысла, которым она её окрасила.
И словно в дежавю, я стоял на том же месте, только теперь в ожидании своего рейса.
— Внимание! — прозвучал громкий голос девушки. — Начинается посадка на рейс Эмертон-Амстердам начнётся через пять минут! Просьба, всем пассажирам, пройти на паспортный контроль.
Вот и всё. Закончилась история, которая началась так внезапно и неожиданно. История, исход и развитие которой, никто из нас предугадать не мог.
Я улетал, не сбегая. Но оставаться в месте, где всё напоминало о ней, каждый чертов угол, каждое чертово место, больше невозможно было оставаться. Не было смысла быть так, где жизнь для тебя закончилась.
Отец болел моим переездом. И именно в тот момент, когда я объявил о своём решение улететь жить к матери в Амстердам, понял, что пыталась донести до меня Эрика всё время. Понял, что отец был единственным, для которого я что-то значил. Кристиан Тёрнер, как всегда, оставался спокойным и сдержанным, кинув лишь: «ты уверен в своём решении?».
После появления Грейс и Эрики в наших отцом жизни, всё изменилось. Наши жизни, дом, даже чертов город стал другими с ними. Они сделали из нас, существующих под одной крышей соседей, настоящую семью. Ту, которой у нас никогда не было. И уходом Эрики, не только я потерял всё, но те, кто успел узнать её.
— Здравствуйте! Ваши документы, — милым вежливым голос прощебетала девушка на стойке регистрации. Полгода назад, я бы уединился с ней в одном из туалетом аэропорта, взяв номер телефона, чтобы никогда не позвонить, а сейчас, стоял, как дебил, и не видел ни в ком, кроме Эрики, девушек. — Удачного полёта! — она так широко улыбнулась, ярко накрашенными губами, отдалённо напомнив Асю, что даже в тот момент, воспоминания были связаны с Эрикой. С моим предательством.