Лиарха

А даже если бы я и вернулась, что толку?
Одно прикосновение въерха способно оставить на мне ожог, и мое прикосновение к въерху – аналогично. С таким препятствием достаточно сложно будет построить отношения, даже дружбу. Не говоря уже о чем-то большем.
Я продолжаю пялиться в окно, стараясь об этом не думать.
Стараясь не думать о Кьяне и о ее предложении.
«Мой номер у тебя есть. Так что как надумаешь – пиши. Будет здорово!»
Это действительно могло бы быть здорово. Могло бы. Кьяна – из тех, с кем мне было по-настоящему хорошо. Думаю, не только мне, если она предложила.
Тянусь к тапету и пишу быстро, пока не передумала: «Кьяна, привет! Это Вирна. Как насчет встретиться на этой неделе?»
Кьяна не отвечает, что, в общем-то, неудивительно: она на занятиях, а на занятиях Кьяна может переписываться только с Харом.
Вспоминаю наши пикировки с К’ярдом и мне становится тоскливо. Особенно тоскливо становится, когда я думаю про Кэйпдор. Мне ведь действительно нравилось там учиться – несмотря на пренебрежительное отношение въерхов, несмотря на то, что временами преподаватели сознательно занижали людям баллы, а декан могла пригрозить отчислением за то, что я опоздала, задержавшись у политари, когда у меня пропала сестра.
Но ведь для этого я делаю все то, что делаю, не так ли?
Не ради Дженны или каких-то там далеких светлых идеалов. Для вполне приземленных. Чтобы люди могли учиться наравне с въерхами, чтобы могли отстаивать свою точку зрения, не опасаясь, что вылетят с работы.
Кулак, которым я прошлась по носу Лиры, начинает нестерпимо жечь, и я разгибаю пальцы. На них традиционно ожог – рваные красные островки с каждой минутой становятся все ярче. Я иду в ванную и сую руку под ледяную воду, глядя на мощную, бьющую о дно раковины струю. На нее моя сила не реагирует никак, а если…
Я срываюсь в мгновение, хватаю ключи, сумку и самое необходимое, лечу на забытый всеми Пятнадцатый. Моя сила из легенд не просто что-то неизученное, это то, с чем мне предстоит жить, а изучить это я могу только на собственном опыте. Буквально.
Спустя пятнадцать минут бега по знакомым, засыпанным грязью и пылью, подхватываемой морским ветром, улочкам, я снова вдалеке от цивилизации, на границе с запретным. Иду по холодной гальке, приближаюсь к воде. Опускаюсь на корточки и позволяю волне облизать руку.
От соли ожоги начинает печь еще сильнее, я едва сдерживаюсь, чтобы не зашипеть и не отдернуть руку, но… спустя несколько мгновений боль отступает, сменяясь мягким покалывающим холодом. Вода меня исцеляет. Тоже буквально. Красные пятна блекнут, рваные края становятся ровными.
Глубина, это настолько волшебно, что кажется нереальным. Я поднимаю руку, рассматриваю ее на свет: солнце в капельках воды играет бликами, от ожогов осталось лишь легкое воспоминание – в качестве светлых пятнышек кожи, восстановившихся на их месте.
– Ничего себе, – говорю, продолжая рассматривать собственные пальцы, как какое-то чудо. – Ничего себе…
В сумке вибрирует тапет.
Ответ от Кьяны:
«Вирна, я так рада! Когда у тебя выходной?»
«Послезавтра, перед очень насыщенными выходными».
Выходные в «Бабочке» и правда насыщенные, а после того случая – когда я сломала раковину и вырубилась, я обязательно беру один выходной в неделю…
Когда я сломала раковину.
Как, едх меня подери, я могла сломать эту раковину, если моя сила реагирует только на живую воду?! Если только… если только под Кэйпдором нет подземного моря или чего-то вроде. Оглушенная догадкой, я замираю с тапетом в руке, позволяя ветру слизывать крошечные остатки соленых капель с моей ладони.
Но кому могло прийти в голову построить Кэйпдор, Кэйпдор, где учится элита въерхов, над морем? Это же чистейшей воды самоубийство, точнее, убийство их силы. Их сила слабеет от естественных водоемов, да что там, они не смогли бы проводить тренировки на своем полигоне, если бы в глубине недр под ними было море.
Или смогли бы?
Какая удаленность от воды не способна навредить силе въерха?
Тапет снова вибрирует:
 
«Тогда ждем тебя с Харом в гости на ужин послезавтра. Время и адрес пришлю чуть позже».
Я даже не успеваю ответить, потому что из-за спины раздается голос:
– Нисса, поднимите руки и медленно отойдите от воды!
Я поднимаю, вместе с тапетом. Оборачиваюсь и вижу двух застывших в нескольких валлах от меня политари, мужчину и женщину. Мужчина держит меня на прицеле. У обоих нагрудная нашивка с перечеркнутыми волнами.
Прибрежный патруль.
Глава 8
.
Двойное дно
Лайтнер К’ярд
Дженна Карринг была управляющей «Бабочкой». Кажется, я даже видел ее на том злосчастном юбилее, на сцене. Но учитывая, что тогда все свое внимание я сосредоточил на Вирне, то запомнил Карринг весьма относительно.
В сети о ней было мало информации. В каких-либо скандалах не замешана. Она начинала как простая официантка, а потом доросла до управляющей высококлассным клубом. Очень высокий статус для человека, для такого нужно, как минимум, обладать высоким профессионализмом, или же оказать неоценимую услугу въерху. Я не знал, что связывало ниссу Карринг с владельцем «Бабочки», но в средствах ограничена она не была, раз занималась благотворительностью вроде устраивания прекрасной жизни для сирот с окраин Ландорхорна. В частности, так случилось с Мэйс.
Карринг могла увидеть в Вирне себя и взяла под свое крыло. Сама доброта.
Одно дело – увеличить зарплату, наградить премией. Совсем другое – поселить все рыжее семейство на Четвертом в классной квартире и оплачивать их счета. Так сказала мелкая, и я ей верил.
Что-то здесь нечисто. Зачем этой Карринг Вирна?
Что их связывает на самом деле?
Додумать я не успеваю, потому что вскидываю голову и замечаю маму, спускающуюся по ступенькам одной из высоток на Третьем круге. Здесь живет и работает ее психоаналитик, которого она обязательно посещает раз в неделю в один и тот же день и в одно и то же время. Шанс на то, что она окончательно поправилась и вернулась к своему привычному графику, был равен почти нулю, но как оказалось, мне несказанно повезло.
Мама в темных очках, но я ни с кем ее не спутаю: узнаю по прямой спине и походке. Правда, сейчас ее движениям не хватает свойственной ей плавности, мягкости, и уснувший гнев начинает ворочаться внутри.
Отец. Это всё из-за него.
Точнее, не всё, в том, что с ней случилось, есть часть и моей вины. Но в том, что он не позволяет нам с мамой видеться, только его заслуга.
Рассчитывает, что я просто так сдамся? Ну нет!
Я выхожу из машины и направляюсь к маме, пока она не успела нырнуть в остановившийся напротив входа в здание темный эйрлат. До нее остается валлов двадцать, когда мой путь перекрывают Шадар и один из безопасников отца.
– Пропусти, – приказываю я.
– Не делай глупостей, Лайтнер, – предупреждает Шадар. – Тебе запрещено приближаться к ней.
Он как всегда холоден и спокоен, и поэтому еще больше хочется стереть это спокойствие с его лица. Но я здесь не для этого. Тем более что силу использовать нельзя, если я не хочу обратно в участок политари.
– Дай нам поговорить, а после я уйду.
– Уйдешь сейчас, если не хочешь проблем.
Я толкаю второго безопасника в попытке пройти, прорваться вперед, но меня живой стеной перехватывают. Мама почти села в эйрлат, и у меня не остается выбора, кроме как окликнуть ее:
– Мам!
Она оборачивается: из-за очков я не вижу ее глаз, но она замирает и шепчет мое имя. Я его не слышу, но читаю по тонким губам.
 
«Ну же, мам, подойди ко мне и прикажи этим едхам не соваться не в их ракушку!» – мысленно прошу я.
Но мама качает головой и скрывается в салоне эйрлата.
Что это значит? Это как вообще?
В этот момент безопасники отталкивают меня.
– Уходи, – говорит Шадар. – И если я увижу тебя еще раз рядом с кем-либо из семьи Кьярд, особенно рядом с ньестрой Кьярд…