Предлесье (СИ)

— Да. Столько дней ничего и на те.
В рубку вернулся запыхавшийся радист.
— Сказано, враг. Мочить, в общем.
Мочить — завалить, значит. Вот так вот папаша, вылез ты из того света, чтобы сразу в него вернуться. А может Вадим это допустить?
— Приём? Приём? Мы вас слышим. Вы нас слышите? Приём?
Если падла погибнет и Арина об это узнает — а она об этом узнает — то всё, никакие лекарства ей не помогут. Она папина дочка, для неё гибель родителя смертный приговор при её-то самочувствии. Однако, как она узнает, если Вадим ей не скажет?
— Слышу вас хорошо! Рады слышать! Давно ничего кроме помех не слышали! Ты кто мужик? Одиночка? Или в группе какой? Приём?
Узнает, обязательно узнает. Вадим такое не сможет в себе держать, не бесконечно, по крайней мере. Рано, или поздно такие грешки всплывают, как трупы. Когда-нибудь Вадим обязательно проговориться.
— В группе. У нас крупный лагерь. Собираем беженцев со всех окрестностей. Готовимся эвакуировать их на вертолётах в безопасную зону. Сообщите свои координаты, чтобы мы смогли выслать вам вертолёт. — Прочитал с бумажки радист, да так, что и не прикопаешься, а с той стороны радиоволн поверишь, что и правда, спасение нашёл.
В предыдущем лагере, наверное, то же самое было. Обнаружили, навешали лапши на уши и ракету пустили, людей в фарш превратили и их надежды вдребезги разбили.
Но на этот раз всё можно было прервать. У Вадима появилась возможность исправить свою ошибку, искупить вину, вновь подарить Арине надежду, насытить её тело дозой жизни. И для этого надо было спасти старого говнюка. Предупредить!
Вадим резко схватил пустой котелок, и пока никто не успел понять, что происходит, огрел им сидящего перед радиостанцией радиста.
Мужик с криком повалился на пол, а Васильев подскочил к микрофону и, нажав кнопку закричал.
— Чеслав Григорич! Не говорите им нихуя! Это Вадим! Не гово… — Теперь Вадима ударили по голове и увалили на пол.
На рёбра и живот Васильева обрушились закованные в армейские ботинки ноги.
— Вадим?! Какого хуя?! Где ты?! Вадим?! — Пытался докричаться Аринин папаша с той стороны.
Вадим не смог подойти и ответить, сознание потерял.
***
Вернулось сознание вечером. Солнце спряталось за деревьями, лагерь окутала тень.
Тело ломило, хотелось согнуться, упасть и свернуться клубком. Но от чего-то не получалось. Руки вечно во что-то упирались, голова прислонялась к чему-то ребристому.
Вадим разлепил веки. Сначала мутное изображение, прояснилось, и перед глазами обнаружилась решётка.
Васильев заёрзал, заколотился об стенки клетки, не способный нормально пошевелиться.
Его раздели, заперли!
— Успокойся птичка. — Сказал спокойный голос напротив.
Вадим замер и посмотрел в полумрак.
Перед ним сидел на стуле сам Великий и читал книгу, чьё название было бы не рассмотреть, если бы Вадима оно сейчас интересовало.
— Выпустите меня! — Потребовал Васильев.
— Преступников выпускают, только когда они отбудут наказание. Ты вроде не ребёнок, чтобы я объяснял тебе настолько банальные вещи. — Великий перелистнул страницу.
Вадим огляделся. Захотел узнать, нет ли никого рядом, не рвутся ли друзья спасти его. Но здесь был только спящий, и не обращающий ни на что Марк.
— У тебя хорошие товарищи. Они долго рвались вызволить тебя. Бойцам пришлось пригрозить им оружием и разогнать. Верные друзья. Мне такие нравятся. Ваш старик даже ходил поить этого прошлой ночью. — Великий мельком посмотрел на Марка. — Только такие могли довести до нас благословлённого Древом Жизни.
— Пошли вы в жопу со своим Деревцем! — Огрызнулся Вадим. — Вешайте эту лапшу кому-нибудь другому! Убийцы блять! Я видел, как людей вешали! Как заставляли одних других вешать! И ради чего?! Ради дерева сука?!
— Да, ради него. — Всё та же спокойно говорил Великий. — Лишние, неверные не должны увидеть, как взойдёт солнце над новым миром.
— Какие нахуй неверные?! Да тут половина народа в эту поебатню не верит! Люди с вами из-за жратвы и ваших громил!
 
— Ты думаешь, я не знаю? — Поднял взгляд Великий, посмотрел Вадиму в глаза. — Я всё прекрасно понимаю юноша. Я не фанатик, как могло бы показаться. А здравомыслящий человек. Глупцов я кормлю словами, умных подкупаю тушёнкой, диких же, держу автоматами. Метод пряника, кнута и словоблудия всегда работал, и сейчас работает. Вот к тебе сейчас применяется второй вариант. Публичное наказание, лучшее лекарство от излишне храбрых.
— А почему просто не убьёте? Не повесите? За вход в вашу секту значит надо кровью плотить, а за проступки значит, нет?
— О-о, кровью ты заплатишь изрядно. Но вот убийство… это лишнее. Нас мало, нельзя раскидываться столь ценным ресурсом как человек, это я тебе как военный говорю. Наказания будет вполне достаточно.
— До смерти меня заболтать? Это наказание?
Великий впервые улыбнулся.
— Нет. Наказание будет чуть позже. Ты видел, что с тобой будет на примере твоего друга. Я же здесь, чтобы посмотреть, не одумаешься ли ты. Знаешь, я люблю прийти поболтать с наказанными, попытаться достучаться до них, пока они не познали муки, но ты видимо ещё не готов. Не достаточно ты понял своей ошибки. Тебе всё же нужен урок послушания. — Великий закрыл книгу, поднялся и взял стул. — Увидимся завтра. Надеюсь, тогда ты будешь готов признать свою ошибку.
Великий ушёл, оставив Вадима наедине со спящим Марком, не дремлющим охранником и тьмой.
Наказание началось ненавязчиво, медленно, постепенно. Сперва над ухом запищал один сволочь, потом двое, трое, четверо. Они безнаказанно садились на Вадима, не убираясь прочь, как бы Васильев не сотрясался.
Их прилетало всё больше. Они вгрызались в тело Вадима. Тот кричал, извивался, бился о решётчатые стенки клетки. Марк поддерживал его своим воплем.
Гнус лез в глаза, уши, ноздри, грыз, грыз, сука и грыз кожу, и жадно нажирался крови.
— Выпустите! Блять! Блять! Сука! Выпустите! — Надрывался Вадим.
Никто его не выпустил.
***
— Вадим? Вадим ты живой? — Послышался голос.
— А? Где? Что? — Вадим был в бредовом забытье. Он не знал, сколько часов прошло, и прекратилось ли мука, или ещё продолжалась. Всё тело жгло. Каждое прикосновение к решётке отдавалось дикой болью.
— Это я, Рустам.
Васильев, наконец, узнал друга.
— А охранник где? Почему он тебя…
— Неважно… подкупил я его. Его не будет десять минут. Не бойся. На-ка попей. — Рустамчик просунул Вадиму в клетку горлышко бутылки, и невольник присосался к нему, подражая жравшим его тварям.
— Оставь чего Марку. Тот дольше тебя здесь сидит.
Вадим с трудом оторвался от бутылки.
Рустам подошёл к Марку и ему дал попить воды.
— Ладно, держитесь ребята, а я пошёл пока «шайтан» тот не вернулся.
Водитель уже начал уходить, когда Вадим кое-что вспомнил.
— Постой, Рустам! Постой!
Рустам встал, повернулся к Васильеву.
— Скажи Арине, что её отец живой.
— Отец?
— Да. Я по рации его слышал. Обязательно скажи ей об этом, понял?.. Прошу.
Рустам кивнул и убежал.
***
День был не такой мучительный, как ночь, но тоже не походил на хороший.
Солнце бомбило наказанных лучами, нагревало прутья клетки, от чего прикосновения к ним, были ещё более мучительными.
К полудню Марка освободили от наказания. Вытащили бедолагу еле живого из клетки, и унесли в медсанчасть. Хоть кому-то стало хорошо.
Вернулась ночь, а с ней и гнус.
Очередная агония, очередной поток матюгов и криков.
Великий не пришёл. Говорил, что придёт… Забыл наверное про Вадима. Чего ему этот Вадим. Его сожрут комары, а он даже и не заметит этого с высоты своего «величия».
А вот Вадиму было не плевать. Он хотел, чтобы Великий пришёл, и простил его. Васильев был готов в чём угодно покаяться, лишь бы его выпустили, дали попить, поесть, и что самое главное на горшок сходить.