8 марта, зараза! (СИ)
Отныне если ему звонят ночью и вызывают на строчное задание, я крепко обнимаю и обещаю ждать. Женские любовь и ожидание — лучший щит для мужчины. И пусть обережный круг тяжёл и жжёт руки — я удержу.
Только всегда возвращайся ко мне, любимый. Мой ненаглядный. Лучший на земле…
Гектор тот ещё хулиган. От воспоминаний о некоторых его выходках у меня полыхают не только щёки, но и уши.
…он предпочитает правильную и полезную пищу, ничего сладкого и жирного. Но я иногда готовлю десерты. В основном для себя. Но Гектор обязательно пробует хоть немного и всегда хвалит. И я знаю — это не лесть. Льстить он не умеет, а при случае и раскритиковать может так, что мама не горюй, до слёз. Он уже несколько раз прозрачно намекал, что стоило бы открыть авторскую кондитерскую, потому что зарывать талант в землю — это плохо. Но я пока не решаюсь, зато придумываю всё новые и новые десерты, записывая рецепты в тетрадку. Учусь украшать, оформлять, фотографировать.
Вот и в этот раз кручусь на кухне, колдуя над шоколадным тортом. Гектор появляется почти бесшумно. Он умеет — у него лёгкая, пружинистая походка. Я ощущаю его руки у себя на талии, его губы — на шее. И прикрываю глаза от удовольствия.
— Над чем работаешь, любовь моя? — мурлычит он мне на ухо, заставляя внутри сладко вибрировать от бархатисто-рокочущих ноток в его низком голосе.
— Шоколадный десерт, — говорю, поворачиваясь, вскидывая взгляд и утопая в мятном полдне, которым полны его глаза. — Хочешь?
— Хочу, — отвечает он. — Шоколад со сливками.
Подхватывает меня, усаживает на столешницу и довольно резко стягивает с меня халатик. Под ним только кружевные трусики. Чёрные. Как ему нравится.
А сам он ещё в броне своего стильного костюма и в застёгнутой на все пуговицы рубашке. Ещё отстранённо-офисный, но уже мой, домашний, страстный. С бесенятами в глазах.
Завоеватель.
И я оказываюсь в плену его губ, его рук, которые скользят по моему телу, выписывая оду страсти.
Беременность сделала меня сверхчувствительной. Особенно, грудь. И когда горячие губы смыкаются на соске — удовольствие простреливает вниз, заворачивается в спираль, уносит меня.
— Ах…
Он отрывается лишь на миг, чтобы стянуть с меня трусики, которые уже все насквозь мокрые, и засунуть их себе в карман.
Фетишист, мысленно улыбаюсь я.
Рядом — набор кондитерских кисточек. Гектор берёт одну, щедро макает в шоколадный крем и начинает выписывать узоры прямо на моём теле — шея, грудь, живот, бёдра, лоно…
— Ч-что ты делаешь?
— Тсс… Десерту не положено разговаривать.
А потом и вовсе не до разговоров — потому что он слизывает крем прямо с меня.
Это…это…
Лишает опоры, рассудка, способности говорить…Только ахать, стонать, мычать…
Особенно, когда язык добирается до самого чувствительного местечка и…
…так нельзя…
…слишком хорошо…
…запретно…
…порочно…
…невыносимо…
— Ты и шоколад, — он отрывается от меня. — Попробуй сама. — Мажет мне губы шоколадом и впивается в них, смешивая мой вкус со вкусом крема. А язык — заменяют пальцы. Сразу три. Заставляя мои глаза широко распахнуться. Но закричать мне не дают — поцелуй становится требовательнее, яростнее и совсем сумасшедшим. Как и движение пальцев во мне. Жёстче, быстрее, ритмичнее… И я ловлю этот бешеный ритм. Насаживаюсь, подмахиваю, схожу с ума… Разлетаюсь на золотые звёзды.
Пока я ещё не пришла в себя, Гектор торопливо раздевается. Люблю его таким — нетерпеливым, горячим, агрессивным…
Большим… твёрдым… во мне…
Мои крики, наверное, слышит не только прислуга, но и охрана у ворот — ликующие крики счастья и полной принадлежности.
Мы финишируем вместе, деля на двоих невыносимое наслаждение…
А когда возвращается возможность говорить, он хрипло шепчет мне на ухо с затаённым восторгом:
— Какой восхитительный торт!..
…Гектор теперь нередко звонит мне сам. Нет, разумеется, в наших разговорах ни намёка на сюсюканье. Скорее лёгкий флирт или беззлобные пикировки. Но они нереально заводят.
Сегодня он говорит:
— Вечером идём в кино.
— Ура! — кричу я, прыгая на месте, как девчонка. — А на что идём?
— Выбери сама. Главное, чтобы были последние места. Желательно — диванчики.
Я густо краснею, вожу пальцем по столу — он застал меня записывающей рецепты.
— Вот выберу фильм, а ты будешь отпускать циничные замечания по поводу глупого сценария и ненатуральной игры актёров.
— Всенепременно, — говорит он, а потом понижает голос до интимного шёпота: — При условии, если мы будем его смотреть…
4(9)
Меня захлёстывает жаркой волной — стоит только представить, почему будем не смотреть…
— Только у меня будет условие, — произносит Гектор и замолкает, чтобы я прониклась интригой, начала нервно ёрзать на табурете. И я это делаю.
— Да, — отзываюсь я, нервно облизывая вмиг пересохшие губы.
— Ты будешь в одежде, выбранной мной. Курьер уже скоро всё доставит.
— Думаешь, угадал размер?
— Я не гадал, Алла. Я и так отлично его знаю и в цифрах не ошибаюсь. Всё подойдёт.
— Даже так? — напоказ возмущаюсь я, а сама внутренне замираю от предвкушения.
— Именно так, — отвечает мой соблазнитель. — Сбросишь мне адрес кинотеатра и начало сеанса. Встретимся там.
Гектор отключается, а меня чуть потряхивает от одних только мыслей о предстоящем…походе в кино.
Раньше муж никогда не лез в мой гардероб. Если какая-то вещь ему не нравилась, он просто говорил:
— Чтобы я на тебе этого больше не видел.
Как всегда спокойно, не повышая голоса. Но и такого тона хватало, чтобы вещь бесследно исчезла из моего шкафа.
Гектор по-прежнему резок в высказываниях и оценках. Порой, до обидного. Режет правду в глаза, не щадя. Но теперь я умею воспринимать это по-другому — ведь во многих случаях прав оказывается именно он.
Также его холодность, равнодушие, цинизм — лишь грани личности. Но есть и другие — забота, нежность, страсть. И если убрать что-то из этого, разве будет алмаз по имени Гектор блистать столь же ярко?
Если любишь — люби всяким. Это я усвоила из прежнего своего замужества, и отчасти даже благодарна второму мужу за такой опыт.
Временами мне хочется, чтобы Гектор был мягче, теплее, гибче, но… ведь тогда это будет другой человек. А другой мне не нужен, я люблю своего, и знаю, что он любит меня. И что такая любовь даётся лишь раз. Мне повезло — судьба дала второй шанс. И я использую его по полной.
Муж выбрал мне наряд на сегодняшний вечер? Отлично, поиграем!
Ожидая курьера, я улыбаюсь и порхаю по комнатам, наводя порядок.
К нам, как и раньше, приходит клининговая компания. Но сейчас я сократила их визиты до двух раз в неделю. Мне самой хочется создавать уют для Гектора. Благо, я научилась этому в прошлой жизни.
Муж ворчит, говорит, что я позорю его: мол, его женщине приходится работать по дому. То, что этим занимаются миллионы женщин по всей стране — вообще не аргумент. Приходится упирать на то, что мне приятно. Да и занять себя чем-то надо — ведь я теперь не работаю.
Однако скоро, знаю, и такой домашний труд станет для меня не доступен — как только мой живот станет больше. Гектор уже обозначил будущую линию поведения на мой счёт, и сворачивать с неё не намерен. Придётся мне какое-то время мириться с домработницей и поваром.
Пока же Гектор зовёт меня «труженицей» и «хозяюшкой», целует руки и каждый раз слегка обмирает, когда я ставлю перед ним еду, которую приготовила сама.
А ещё — я глажу ему рубашки. Раньше он отдавал свою одежду в химчистку, откуда возвращали всё идеально отутюженным. Но рубашки мне удалось отстоять. Мне слишком нравится видеть удовольствие в глазах мужа, каждый раз, когда он забирает вещь ещё тёплой, почти что из-под утюга. И млеет, надевая.
Будучи очень заботливым, сам каждый раз едва ли не смущается, когда в ответ проявляешь заботу о нём. Это трогает до глубины души.