Не пара для Его Светлейшества (СИ)

Кивок на реликвию был небрежным, но взгляд, которым он опалил меня из-под опущенных ресниц — внимательным.
Я тоже внимала.
Прям каждое слово.
— Он рассказал, что нашел ее в одном из путешествий на окраине королевства. Что вещица оказалась в лесном домике, разоренном инакомыслящими, причем лежала на виду, никто ее не тронул — хотя все прочее было перевернуто, и ничего ценного уже не оставалось. Это показалось ему странным, и он прихватил фигурку с собой…
…ох, а мне какой странной кажется эта история!
Реликвия в чьем-то доме?! Не сокрытая от посторонних глаз?!
И произошло это не так давно, судя по рассказу?! Хотя ведьмы упустили ее много лет назад.
“Прихватил”? Но ведь просто не даются не только ведьмы, но и те вещи, что они считают ценными и окружают всяческими заклинаниями…
— Магии он не почувствовал. Как ни исследовал ее. Так, забавное украшение. Но оно напомнило ему об одной истории с… хм, девицей, в которой я тоже принимал некоторое участие, — в голосе инквизитора прорезались смешливые нотки, — Потому он передал ее мне, как напоминание.
Я почти не обратила внимание на десяток оскорбительных замечаний в этом его сообщении. Упоминать про девиц в моем присутствии, говорить в таком ключе о ведьминой реликвии, говорить, что магии в ней никакой… Оскорбительно! Нет, внимания не обратила особо. Так, запомнила на будущее.
А пока мучительно размышляла, как же так вышло, что настолько ценная вещь, за которой — я знала! — кроется большая и тяжелая история вдруг превратилась в безделушку, которую просто нашли?
Его Светлейшество все придумал, чтобы выпытать у меня правду, не сообщая при этом ничего толкового? Его наставник? Но тому зачем? Или старший инквизитор тоже говорит правду и статуэтку в лапы инквизиторов привела череда нелепых случайностей?
Но как так получается, что никто не почувствовал магии? Да меня будквально притягивает силой, которая исходит от нее!
Долго думать маленькой ведьмочке не позволили. Как всегда!
— Прияна, — позвал меня инквизитор.
— Что? — насупилась.
И ведь снова по имени назвал. Мне, кстати, очень нравится как он имя мое произносит. Когда спокоен и не пытается убить. Нажим на “р” и потом длинное мягкое “ияна” на выдохе…
Тьфу!
Тряхнула головой.
— Ваша очередь, — заявило Его Терпеньешество
— Чего? — насупилась еще сильнее.
— Ваша очередь рассказать, зачем вам эта статуэтка понадобилась!
…вот еще. Нет, я расскажу, конечно, иначе он меня не выпустит отсюда. Но не правду. Точнее, не всю. Надо придумать что-то — чтобы и значения сильного не придал, и не почувствовал ложь…
— …впрочем, мой наставник еще в замке. Как и большинство гостей, — якобы размышляя, протянул инквизитор, — А значит я могу попросить его вспомнить все подробности. В связи с новыми обстоятельствами.
— Нет!
А вот сейчас я отреагировала быстро. И вскочила порывисто. Четко осознала: одно дело — знакомый инквизитор, который и правда своими деяниями пока с обещаниями не расходится. Пытать не пытает, помогать — помогает. И вроде как на сотрудничество рассчитывает.
Совсем другое — неизвестный мужик с какими-то непонятными целями и совсем не светлым прошлым.
— Пока не надо говорить кому-то, — сообщила уже спокойней, — А то вдруг вам придется еще и всю ночную историю рассказать. Сами же обещали скрыть нашу глупость.
— О, так вы это признаете? Что натворили ошибок этой ночью?
— Ведьмы не ошибаются, ведьмы пробуют варианты! — заявила, задирая нос. И тут же поменяла тон, шагая к нему и доверительно заглядывая в лицо, — Мы испугались… столько новых инквизиторов. И волчонок беспокоился. И ведьмочки чувствовали себя неуютно. И Триединой не видно за тучами… Да, я, возможно, сделала неверный ход, приняв решение просто сбежать подальше от опасностей, но у нас это в крови.
— Да какие опасности в Академии! — возмутился ректор.
— Ой ли… — фыркнула.
Он, конечно, тут же вспомнил, какие. И сколько из них были по причине его самого. Но разговору не позволил уйти в сторону. И заявил.
— Давайте так. Я сделаю вид, что поверил тому, что вы мне только что сказали. Но вы таки расскажете мне правду про статуэтку.
 
Вздохнула. И сообщила то, что решила сообщить. Ни слова лжи — он бы почувствовал. Но такую правду, которая стократ вокруг истины обернется, и за ней сути как раз никто не заметит. Про то, что это реликвия Верховных — ни слова! Но вот с остальным можно поиграть… И превратить одну ложь в две правды.
— Это мое, — заявила уверенно.
Ведьмы действительно считали все, что ведьмино — своим.
— Как это? — опешил инквизитор.
Теперь я подбирала каждое слово:
— Я расскажу, хорошо. Хотя все плохо… Я потеряла маму еще маленькой. Из-за вас, пресветлых, — против воли в голосе прорвалась боль, но движением ладони я остановила шагнувшего ко мне Его Светлейшество. И знать не хочу, хотел ли он меня утешить или поспорить по поводу почти обвинения, — Инквизиторы не поджигали дров, но много чего сделали для того, чтобы последовательниц Триединой не любили. А мы жили обособленно, в лесу — мама не хотела почему-то присоединиться к другим ведьмам. Хотя про общину и академию рассказывала, даже планировала отправить туда меня. Но не успела… — так, Прияна, не давай неприятным воспоминаниям захватить тебя, потом поплачешь! — В тот год была сильная засуха. Посевы страдали. Пару раз к нам приходили местные жители — дождя просили. Но мама лишь качала головой: ничего не могла сделать. Ни по силе, ни по нутру. А потом кому-то пришло в голову, что она не просто не хочет помочь, а сама является источником неприятностей. И все решили, что, если избавиться от ведьмы, все снова хорошо будет. Да не своими руками справились! Сами прийти побоялись — подговорили шатающихся по округе иных магов. Мама успела отправить меня прочь. А вот она не спаслась.
Голос дрогнул и сел окончательно.
Не только из-за переживаний о прошлом.
Но и потому, что сейчас был сложный момент. Если инквизитор врал до этого, рассказывая, что он знал про статуэтку, то сразу меня расколет. А если нет…
— Разрозненный лесной домик… И статуэтка… — протянул Агрэ, без всякой моей подсказки соединяя две разные истории в одну общую. Спасибо Триединая! В таком исполнении это оказалось вполне возможно. И никакого вранья! — То есть это принадлежало твоей семье?
— Ведьмина реликвия, — кивнула я. И добавила осторожно, — Магия там есть, но не настолько важная для пресветлых, чтобы они ее чувствовали.
И снова да и нет одновременно. А то, что он додумал связь, так это его проблемы.
— Прияна, мне очень жаль, что… — в голосе Его Светлейшества и правда было столько сожалений, что я испугалась. Сделала шаг назад. Он же не собирается сочувствовать, а? Только не это! А то расчувствуюсь еще и ляпну чего неподходящее.
Опасное оно, инквизиторское сочувствие!
Меня спасла ворвавшаяся в этот момент в гостиную Нима. Я аж забыла обо всем, что говорилось, когда увидела ее. Никогда моя подруга так не выглядела! Растрепанная, глаза горят, на щеках — красные пятна, губы искусаны… И вопит на весь дом:
— Так. Больше. Продолжаться. Не может!
И кругами бегать возле нас начинает.
— Нима, сядь…
— Нима не сядет!
— Успокойся.
— Не успокоюсь!
— Да объясни, что тебя так вызверило!
— Вот именно! Именно вызверило!
Последнее она сказала совсем уж со злостью и с такой силой пнула ни в чем не повинную табуреточку с мягкой подушечкой, что подушечка отлетела в одну сторону, а резная табуретка — в другую.
Даже Его Светлейшество дрогнул.
А я схватила подругу на плечи, дунула в лицо и нашептала успокаивающее заклинание. Потом еще встряхнула для надежности. И усадила на кресло. И чаю налила.
— Ну же!
Оказывается, виноваты были оборотни. Конечно, из-за кого впадать в бешенство, как не из-за “бешеных неадекватных лесных собак”?!
Всем ей не угодили.
Малыша не любили — но требовали. Чтоб с ними жил, по волчьи выл. Отец им не интересовался по-настоящему. Но по настоянию двух других людоволков заставлял себя таки общаться. Только вот общался как! Будто с щенком! То орал — то трепал равнодушно по голове. И вообще, он слишком молодой и дикий, чтобы воспитывать ребенка! Его самого надо воспитывать!