Не слушаю и не повинуюсь (СИ)

— Да она с первого раза услышала, что тебя зовут Охотник, — проворчал Ворчун. — Чего повторять по десять раз?
Вот тут я оглядел себя. А ведь и в самом деле Охотник. Грубые башмаки переходили в штаны цвета хаки, которые поддерживали подтяжки. Клетчатая рубашка и кожаная куртка довершали ансамбль.
— Он валялся на земле, как старый башмак, вот мы его подняли и привели, чтобы он стал… как новый, — хохотнул Весельчак.
Красавица стрельнула в меня глазками и чуть присела в реверансе. Достаточно для того, чтобы выказать отсутствие нижнего белья и упругие груди в проеме декольте. Секстеррористка. Я услышал, как гномы разом выдохнули.
— Отобедаешь с нами, славный Охотник? — обольстительно улыбнулась Белоснежка, словно не замечая слюней до земли, которые опустились у гномов.
— Пожрать не прочь, — пожал я плечами.
— Тогда милости прошу в нашу маленькую обитель.
Она поклонилась и вновь показала свои упругие груди. Я сделал вид, что слишком устал для лицезрения женских прелестей. Хотя мой маленький джиннчик начал поднимать головку. Но! Пока не узнаю, кто заключил с Астролябиусом договор, я не буду превращать кого попало в животинку.
В небольшой избушке стоял большой стол, накрытый белой скатертью. На скатерти восемь столовых приборов. У одной стенки в ряд выстроились семь небольших кроватей. Вдоль другой стены протянулась одна большая кровать. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — кто где спит.
Семь гномов умылись и живо расселись по лавкам возле стола. Я тоже присел на небольшую скамейку, опасно затрещавшую под моей задницей. Белоснежка изящно поставила возле меня тарелку с вилкой и ножом.
Я невольно вдохнул аромат женского тела. От Белоснежки пахло медом и парным молоком. Мой маленький джиннчик снова поднял головку, а уж когда девушка, словно невзначай, прислонилась ко мне налитой грудью, то и вовсе начал твердеть. Даже пришлось накинуть ногу на ногу, чтобы скрыть
— Дорогой Охотник, мы рады приветствовать тебя в нашей дружной семье, — произнесла Белоснежка. — Вот только… Спать тебе негде. Но если хочешь, то можешь занять мою кровать. Я подвинусь.
Гномы с такой надеждой взглянули на меня, что я едва не согласился. Но потом сделал над собой усилие и всё-таки покачал головой.
— Нет, мы, охотники, привыкли к свежему воздуху. Звездное небо нам шатер, листва вместо покрывала, а мох вместо мягкой перины.
Я бы ещё какую-нибудь хуйню сказал пафосную про то, что не хочу оставаться, но мне было лень. Если девчонка жила с семью мужиками в одной избушке и ей было их мало, то чего мне было ожидать? Что она станет маленькой и ласковой кошечкой? Скорее, это была тигрица, большая и разъяренная.
— Хорошо, тогда не просись ночью на порог, когда у тебя комары всю кровь отсосут, — проговорила Белоснежка.
Отсосут? Сказала так, как будто вовсе не комаров имела в виду. Её глаза загадочно блеснули, а я снова почувствовал томление в паху. Она ещё и облизала губки влажным язычком, заставив их блеснуть при свете свечей.
Я снова почувствовал, как внизу живота разгорается жаркий огонь. Хотелось вставить своего маленького джиннчика между этими блестящими губками и ощутить всю теплоту и мокроту ротовой полости. И почему-то захотелось это сделать прямо на глазах у гномов. Пусть смотрят и завидуют.
Пришлось опустить взгляд на мясное рагу и заставить себя проглотить ложку. Потом ещё одну. Рядом чавкали семь коротышек, искоса поглядывая друг на друга. Даже Соня сбросил привычную для него сонливость и уплетал за обе щеки.
Весельчак поставил на голову кружку и, стараясь не разлить ни капли, уплетал за обе щеки. Ворчун ел недовольно, похоже, что этому коротышке ничем нельзя было угодить.
В маленьком камине горел огонь, на подоконнике раскрытого окна чирикали синички и щелкала кедровые семечки белочка, а мы ужинали.
— Поговаривают, что в тридевятом королевстве появился принц, который любит пялиться на мертвых девушек, — произнес Умник, который не смог выдержать затянувшуюся паузу.
— И что он с ними делает? — изогнула бровь Белоснежка.
 
— Стоит и любуется. Наверное… А что ещё можно делать с мертвыми?
Белоснежка опять облизала губки. И получилось у неё это ещё сексуальнее, чем в первый раз.
— Ну, я не знаю. Может быть он их старается разбудить?
— Дрочит он на них, — проворчал Ворчун. — Вот честное слово, стоит, любуется и дрочит.
— А зачем? Он же принц, у него куча людей, кто может это сделать.
— Да кто поймет этих богатых? Когда денег куры не клюют, то и всякие причуды приходят в голову.
— Может быть он маг и пытается воскресить мертвых? Кстати, вы про мага Астролябиуса не слышали? — аккуратно я ввернул интересующий меня вопрос.
— Нет, не слышали, — покачала головой Белоснежка. — Я девушка простая, хотя местами очень развитая…
Я молча доел ужин, поблагодарил хозяйку, хозяев и вышел во двор, где уже сгущались краски. Я ещё раз отказался от предложения разделить с Белоснежкой кровать. По щелчку пальцев возле небольшой избушки появилась палатка, где я и провел половину ночи. Спал до тех пор, пока меня не разбудили стоны, доносящиеся из избушки.
  
Глава 23
 
Как стайка воробьев хлебную горбушку гномы облепили Белоснежку. Вот только клевали они её далеко не клювиками. Нет, я слышал, что недостатки роста порой компенсируются размерами мужского достоинства, но чтобы так…
Да им кирки вовсе и не нужны — гномы хуями могут сваи заворачивать!
Мощные волосатые агрегаты долбили Белоснежку с отчаянием отбойных молотков. Она же находилась в коленопреклонённой позе и явно чувствовала себя на седьмом гноме… то есть на седьмом небе от удовольствия.
Снизу, у детородного органа пристроился Умник. В задний проход лениво влетал Соня. Простак сжал женские груди и пропихивал между ними свой инструмент. Скромник и Чихун внимательно следили, как руки Белоснежки скользили по их стволам. А Ворчун и Весельчак протискивали члены в открытый рот девушки. Тягучая слюна падала на кровать.
Все восемь участников групповушки были одеты в странные одежды, состоящие из черного латекса, кожи, шипов, ошейников, цепей. Из-за обилия металла действо в комнате сопровождалось грохотом литейного цеха сталеваров.
— А-а-а-а, — простонала Белоснежка, когда на краткий миг её рот освободился от фаллосов.
— Ага, — согласился Ворчун, спеша занять нагретое место.
— Ну да, ага, — хихикнул Весельчак и тоже засунул себя обратно.
Судя по всему, такое происходило уже не в первый раз, поэтому все действовали слаженно, превратившись в одного большого монстра наслаждения. Куча-мала вздыхала, потела, звенела, двигалась и стонала.
Так продолжалось до тех пор, пока Белоснежка не хлопнула в ладоши. После этого гномы дружно поменялись местами, как волейболисты при переходе мяча. Меня это заинтересовало. Так дружно, так отрепетировано.
Хлоп и меняются местами. А если я хлопну?
Подумано — сделано!
Я хлопнул в ладоши, отчего гномы тут же переместились на кровати. Ещё хлопок — снова переместились. Я зааплодировал, как на премьере театральной постановки. Белоснежка не успевала повернуть голову — её голову тут же насаживали на торчащие члены.
Гномы менялись местами чуть ли не со скоростью света. Они не успевали пихнуть в одну щель, как тут же надо было занимать другую. Веселая карусель завершилась в тот миг, когда Ворчун споткнулся.
На него повалились остальные гномы. Цепи переплелись между собой и все гномы словно оказались в сетях металлических звеньев. Белоснежка ахнула:
 
— Что с вами? Кто хлопал?
— Я не знаю, кто хлопал, но зато знаю, кто тычет мне яйками в рот, — проворчал Ворчун. — Простак, если ты их не уберешь прочь, то я тебе их откушу!
— Да я бы и рад, но не знаю, где они, — ответил Простак, копошась под Весельчаком. — У меня тут перед лицом чья-то балда болтается и бьет меня по носу.