Туман (СИ)

Как однажды выразился Павел Матвеевич, «понедельник, день тяжёлый». Мой понедельник начался с нервозности: обещанного фрака мне так и не принесли. Посланный за ним Ефимка, вернулся ни с чем, затем туда же отправился уже Егор. Как рассказала насильно приведённая «охотником» модистка, портной отказался отдавать «мундир», так как не верил, что это не «для маскараду». Пришлось отправляться самой.
Благообразное лицо мастера с совершенно неопределяемым возрастом, вне всякого сомнения, относилось к семитской группе. Изборождённое многочисленным морщинами, оно было невероятно подвижным. Портному могло быть как пятьдесят, так и семьдесят лет. Глаза прятались за большими очками, полностью седые короткостриженые волосы прикрыты небольшой шапочкой. Аккуратно расчёсанная борода также отливала серебром. Чёрный жилет, поверх кипенно-белой рубашки, заправленной в выглаженные чёрные брюки. Образ завершала измерительная лента, наброшенная на шею.
После окончания всех приветствий, меня интересовал только один вопрос «где мой мундир»?
– Барышня, старый Соломон никогда не строил мундиры на маскарад. Я имею вот что вам сказать, это совершеннейше не дело!
– Но я сдала экзамен и меня назначили в наш военный госпиталь! Как вы предлагаете мне там появиться там без него?!
– Ой вей, к самим военным?! И у барышни даже есть бумага?! Это же другой ихес [137]. Это меняет дело. И почему эта французская муха не имела мне это сказать? Азохен вей, эта женщина лжёт, даже когда молчит. Ну ничего, посидите вот тут… нет на тот резной не садитесь, он для плохих клиентов… хоть и красивый. Присядьте сюда, тут намного удобнее и ничего не вопьётся. А старый Соломон сейчас быстро всё сделает.
И вышел из комнаты говоря себе под нос:
– Ой вей, Сара, ты не дожила до женщины в лекарском мундире…
И действительно, через пятнадцать минут я уже стояла в зелёном фраке, ушитом под мой размер. Когда же пожаловалась, что по ощущениям, он немного кое-где тесноват…
– Вэйзмир, вы делаете мне больно. Никогда ещё мундиры, построенные старым Соломоном, никому не жали. Дайте ему время, и вы поймёте. Почувствуете, что словно родились вместе с ним. В этом же весь цимес [138]!
На споры с портным времени уже не оставалось, потому надев пальто и положенную шляпу поспешила сесть в бричку. Я уже и так безбожно опаздывала. И это в свой первый рабочий день.
Естественно, никто меня не встречал. Обещанных Петром Акимовичем помощниц ещё не набрали, поэтому на какое-то время моим сопровождающим опять оказался Егор. Предупреждённые часовые нас пропустили, а дорога до кабинета начальника была уже известна, так что сопровождающие не понадобились.
На нас опять оглядывались, но уже не особо настырно. Прождать пришлось довольно долго, как бы не больше получаса. Наконец Семён Матвеевич появился в окружении ещё нескольких врачей.
– Ну вот, господа, позвольте представить вам нашего нового лекарского ученика…
– Старшего ученика. – пробормотала я, стараясь выглядеть уверенно.
– Ах, да, старшего лекарского ученика, умудрившуюся опоздать на… – он вытащил из кармана луковку часов, – почти на два часа в первый же свой рабочий день.
– Но я уже довольно давно ожидаю тут! – возмутилась я, а вокруг раздались смешки.
– Так, отставить балаган! Аристарх Петрович, – обратился майор к пожилому лекарю, одетому в сюртук, – примите шефство над барышней. Объясните, где тут всё расположено. Да, кстати, – повернулся он уже ко мне, – где ваши помощницы?
– Наверное ещё не собраны.
– Угу, тогда осмотритесь пока… – в этот момент я сняла пальто и передала его Егору, шляпу он держал в руках ещё до этого.
– Хм… – многозначительно вздохнул господин Сушинский, – об этом я как-то не подумал. Ну тогда и шинель установленного образца неплохо бы построить. – он о чём-то задумался. – Примерно к двум по полудни должны прибыть подводы с ранеными из-под Рущука. Постарайтесь хотя бы тут не опоздать.
 
Развернувшись, он зашагал вперед в окружении о чём-то переговаривающихся мужчин, которые попеременно на меня оглядывались.
– Ну что ж, барышня, давайте познакомимся. Зовут меня Аристарх Петрович Сурин, бывший земской лекарь, призванный во время третьей коалиции [139]. С тех пор вот никак… – он обречённо пожал плечами.
– Баронесса Луиза Мария Клейст.
– Да уж, наслышаны, – улыбнулся он, – какой вы тут переполох учинили, барышня, – покачал он головой и предложив руку, направился в глубь здания, – господа офицеры, как прознали про вас, так стали лоск наводить. Баню затребовали, цирюльника… ох…
Под подобные причитания господина Сурина мы прошлись по зданию, мне были показаны операционные, перевязочные, ватерклозет… тут Аристарх Петрович остановился, нахмурился, покачал головой, «нужно ж отдельный» пробурчал сам себе.
Как я осознала, для настоящего и будущего женского персонала в госпитале просто ничего не было предусмотрено. Мы не смогли бы отдельно переодеться, помыться, освежиться… в общем… господин Виллие задал не только медицинскую, но и хозяйственную проблему своему protégé.
Егор, шагавший всё время справа за моей спиной, стал мне нашёптывать:
– А как жеж без личной комнаты то? Как жеж без кабинету?
Я только раздражённо дёрнула плечом. Боюсь эта служба попьет много моей крови.
– Кабинеты ученикам не положены, – зло прошептала я.
Мой променад по госпиталю сопровождался шепотками нижних чинов и подкручиванием усов встречавшихся по пути офицеров. Благодарение Господу, никто не отважился подойти. Смутились моего мундира или провожатого?
В конце променада Аристарх Петрович пригласил меня испить чаю у него «в коморке», оказавшейся небольшой комнатой, в которой помещались шкаф, стол, и пара стульев. Как только мы подошли к двери, из неоткуда возник денщик, и получив указание так же незаметно исчез, как и появился. Удивительная способность.
Усадив меня в кабинете с врачом, Егор, испросив позволения, тоже ненадолго отлучился. Спустя время он вернулся с корзинкой, накрытой полотенцами. Тут же стал снаровито выкладывать на стол завёрнутые в тряпицу «бутерброды», которые в дороге научил делать Степаниду Павел Матвеевич. Несколько булочек, утром испечённых дома, да маленькую крынку «непотребства», тоже привнесённого вездесущим «провидцем». Такое название дала продукту наша ключница, когда увидела, как в одну ёмкость мелко нарезают орехи, сушеные абрикосы и виноград, лимон, а затем, это всё заливают мёдом, хорошо помешивая. Как её кондратий не хватил [140] от такого кощунства – не знаю. Но господин Рубановский потчевал нас почти всю дорогу этим лакомством, по его словам, защищающим от простуды и других хворей. Съедать его нужно было всего по ложке в день. Степанида тоже была насильно кормлена этим с «барского стола», так как «если она заболеет, а мы в одном дормезе вместе постоянно, то смысла нет». Не знаю, так ли это, но мы ни разу за всю дорогу даже не чихнули. Поэтому по возвращении, Павел Матвеевич был приглашен для указаний по воспроизводству сладкого лекарства.
Увидев накрытый стол, Аристарх Петрович одобрительно улыбнулся. «Странная закуска» пришлась ему по вкусу, а от лакомства он отказался, в виду нетерпения сладкого.
Когда первая чашка чая была уже выпита, дверь неожиданно распахнулась, представив нашему вниманию непосредственное начальство. Семён Матвеевич растерянно оглядел наш «обед», выглянув в коридор, коротко распорядился «стул». Получив через минуту желаемое, он подсел, потёр руки, и выбрав себе булочку заявил:
 
– Вижу освоились. Отлично. Как раз сейчас раненые прибывать будут, всё не на пустой желудок лучше.
От его беспардонности, я просто потеряла дар речи и молча хлопала глазами. Господин Сурин посмеивался, прикрываясь чашкой.