Туман (СИ)

Через четверть часа появились господа Рубановские. Павел Матвеевич сопровождал своего отца. Матвей Львович с сыном имел весьма поверхностное сходство. Был слегка полноват, улыбчив и расточал вокруг полное радушие. Хотя, по словам Екатерины Петровны, это была всего лишь маска весьма серьёзного и довольно жёсткого мужчины. Дела свои он вёл твёрдою рукою и даже тогда, не убирал радушной улыбки с лица, что часто сбивало с толку имевших с ним какие-то тяжбы, людей.
Дедушка увидел нас почти сразу. Поприветствовав хозяев, он повёл отца прямо к нашему диванчику, вызвав у того изумление на лице.
– Екатерина Петровна, добрый вечер, – поцеловав ей руку, старший Рубановский переводил взгляд с Марии на меня, – как такое возможно, но… ces demoiselles ont sûrement les mêmes visages [55]!
– Матвей Львович, я хочу вам представить свою внучку, баронессу Луизу Марию Клейст.
– Это дочь моей сестрицы Софьи, – вклинилась в разговор Мария, но увидев укоризненный взгляд матери, потупилась.
– Charmant [56], право слово. Я уж подумал, что вы просто прятали от нас одну из близняшек, – улыбался Матвей Львович, продолжая на меня смотреть.
Я же пыталась не выдать свой интерес к дедушке, старательно отводя взгляд.
– Как ваше самочувствие, Павел Матвеевич? – обратилась к тому «бабушка». Чем тут же заставила меня начать его разглядывать, пытаясь найти возможные проблемы со здоровьем.
– Спасибо, Екатерина Петровна, благодаря своевременной заботе баронессы, чувствую себя совершенно здоровым, – ответил он, мило улыбаясь мне.
– Я вами удивлён, милая барышня, – старший Рубановский приложился к моей ручке, – никогда ещё не слышал, чтобы женщина, да к тому же баронесса, обучалась на лекаря. В сёлах, там да, повитухи и травницы… а тут…
– Ну почему же, Матвей Львович, – ответила, смиренно сложив руки на платье, – неужели вы не читали старых романов? Рыцаря, вернувшегося в замок, всегда лечила хозяйка. Как она могла это сделать, коли была бы не обучена искусству врачевания?
– Конечно, но эти знания передавались от родительницы… – парировал он.
– Домашние образование в век просвещения?.. Вы же понимаете, что достижениям науки не научат гувернёры. Кто знает, где в действительности они сами обучались… К тому же, в медицине, только постоянная практика приносит результат.
– О-о-о, так вы у нас почитательница прогресса и просвещения, – воскликнул Матвей Львович и посмотрел на меня, словно на какую-то диковинку. Ведь в его представлении молоденькая девушка должна была думать только о балах и нарядах, – неужели вас тоже привлекают Liberté, Égalité, Fraternité [57]?
– Если бы так, – ответила я, вздохнув, – то, наверное, поехала бы в Париж. Хотя, некоторые их воззвания, думаю, находят отклик во многих душах. Правда путь, который они избрали, слишком кровав.
Это заявление вызвало ещё большее удивление мужчины. Странно, но Павел Матвеевич во время всего этого разговора не проявил и доли удивления, только поощрительно мне улыбался, кажется, от всего сердца соглашаясь с моими словами.
Что до Екатерины Петровны, то она большую часть беседы сохраняла спокойное выражение лица, и только при моей последней фразе, незаметно выдохнула.
– Мне будет приятно ещё пообщаться с вами, милая барышня, – поклонился мне Матвей Львович, и перевел взгляд на «бабушку».
Екатерина Петровна перебросилась со старшим Рубановским несколькими фразами, и мужчины продолжили promenade [58] по залу, здороваясь со знакомыми и представляясь не знакомым гостям.
Мария улыбнулась мне заговорщицки, и сказав, что пойдёт поздороваться с подружкой, отправилась в другую сторону зала, о чём-то пошептаться с дочерью Ивана Осиповича.
Я осталась сидеть с Екатериной Петровной. Всякие обеды и балы давно уже ассоциировались у меня с благотворительными фондами папá, так что никакого интереса и волнения не вызывали. Наоборот, я обычно была вовлечена в их организацию, благодаря чему, они постепенно вызывали у меня отторжение.
 
Сейчас же, после этого странного разговора, я почувствовала, что очень соскучилась по нашей губернской больнице. Постоянной занятости, приятной усталости от осознания хорошо проделанной работы, когда удавалось кого-то спасти, по редким нравоучениям мамá и нашим семейным обедам.
«Бабушка» уловила перемену моего настроения, но с причиной совершенно не угадала.
– Я буду не против, если ты с ним потанцуешь. Но не более двух танцев. И не подряд.
Сначала не поняла, о чём она вообще говорит, потом улыбнулась и кивнула.
Решив ещё что-то про себя, Екатерина Петровна продолжила:
– Так и быть, приглашу их в субботу на чай. Но не более, – закончила она.
Постаралась улыбнуться более естественно, чтобы «бабушка» не усомнилась в моём довольстве её участия.
Спасибо Марии, она как раз вернулась, остановив порыв «бабушкиной» благости. У неё было такое умильное выражение лица, как от удачно сделанной пакости. На мой вопросительный взгляд она не ответила, сделав вид, что не заметила.
Тут двери наконец открылись и всех стали приглашать к столу. Очень вовремя. Кушать действительно хотелось. Объявление к началу обеда, кажется, даже задержали, ожидая прибытие кого-то из гостей.
По пути в столовую меня представили нескольким семействам с их отпрысками. Те поглядывали на нас с Марией довольно заинтересованно. Я старалась придать себе совершенно холодный и безразличный вид. Бабушка же постоянно смущалась и опускала взгляд. Мария очень стеснительно реагировала на мужское внимание. Сказывалось строгое «бабушкино» воспитание и отсутствие выхода в «большой свет». На её фоне, я казалась себе прожжённым циником.
Сев за стол, неожиданно обнаружила, что Павла Матвеевича усаживают по правую сторону от меня. Мария, которая расположилась напротив, заговорщицки мне подмигнула.
Теперь понятно, куда бабушка отлучалась. Она дружна с дочерью Ивана Осиповича, и пока все были заняты разговорами в гостиной, девушки переставили карточки с именами в обеденном зале.
Я улыбнулась Марии, попытавшись вложить всю мою благодарность.
– Очень рад, баронесса, что смогу наслаждаться вашим обществом за обедом. – усаживаясь поудобнее, сказал дедушка.
– Павел Матвеевич, – посмотрела на него внимательно – почему вы назвали меня на охоте Анной? – решила начать с главного, пока есть такая возможность.
С лица дедушки сошла улыбка, он немного нахмурился, и еле слышно произнёс:
– Меня послали найти вас, Анна Викторовна. Виктор Иванович был очень обеспокоен вашим исчезновением, – Павел Матвеевич непринуждённо оглянулся, не прислушивается ли кто к нашему разговору, и продолжил, не глядя на меня, – нам нужно встретиться и поговорить. Вы сможете завтра утром приехать к речному мысу, недалеко от вашего имения?
– Да, я буду там к десяти, – ответила, глядя в свою тарелку. Рука моя немного подрагивала, мысли пчелиным роем носились в моей голове.
Мария смотрела на нас с непониманием. Мы не улыбались, разговаривали отвернувшись друг от друга, выглядели напряженными и серьёзными. Пришлось улыбнуться ей. «Всё хорошо, спасибо» проговорила одними губами. Бабушка кивнула мне и с интересом посмотрела на дедушку. Тот старательно делал вид, что занят поглощением супа а-ля Камерани.
В этот момент началось обсуждение письма, полученного соседкой Голынских, которую и ждали перед обедом. Дородная дама зачитывала куски из послания своего сына, рассказывающего о победе Кутузова над армией Ахмед-паши под Рущуком.
 
Как я поняла, ещё в мае сего года император назначил Михаила Илларионовича командующим Дунайской армией. И хотя османская армия имела четырёхкратное преимущество в живой силе, однако, понесла потери и отступила.
За беседой я не следила, была поглощена своими мыслями.