Не отступать и не сдаваться. Том 3 (СИ)

Я держался весь раунд. К его исходу Николич уже дышал так хрипло, будто легкие у него были прострелены навылет. Я выждал подходящий момент, когда он опустил руки от усталости и пробил сначала джеб левой. Потом добавил хук с правой руки.
Сам не ожидал, но удар получился сильный и мощный. Я угодил противнику в неприкрытую часть головы возле уха. И даже не ожидал того, что случится потом. Николич вдруг остановился, сложил руки и рухнул лицом вниз.
Я даже не понял сначала, что бой уже окончен. Зрители повскакивали с мест с криками, а рефери подбежал к нам и склонился над Николичем. Потом убедился, что он лежит без сознания и позвал врача. Гонг бешено зазвенел, оповещая весь мир, что я победил.
Дальше все происходило, как в тумане. Дыхание у меня самого сбилось до минимума. Я подошел к Николичу и посмотрел, как у него дела. Врач уже успел привести моего противника в чувство и он теперь сидел на настиле, сложив руки на коленях. Потом на ринг высыпали его тренер и помощники, подняли боксера и повели с ринга.
Рефери поднял мою руку, а ведущий объявил, что я победил. Худяков тоже выскочил на ринг и обнял меня. Зрители рукоплескали, но я хотел только одного: рухнуть где-нибудь в уединенной комнате и лежать без движения.
Это мне и удалось сделать через пять минут. Я добрался до комнаты отдыха и с облегчением опустился в кресло. Тренеры, другие боксеры нашей команды, помощники и переводчики покружились вокруг, потом исчезли.
На короткое время я остался один. И только теперь осознал, что пробился в финал. Как и предсказывали, моим соперником за чемпионский титул стал Гарсиа.
Я поглядел на телефонный аппарат, стоящий на столике рядом с креслом. Почему бы не дозвониться до Касдаманова и не обрадовать его известием о моей победе? И не поговорить о том, как разобраться с испанцем?
Сказано — сделано. Я придвинул аппарат поближе и позвонил Егору Дмитриевичу. Номер пришлось набирать длинный, долго выкручивая диск телефона. Когда раздались гудки, я настроился ждать, но трубку подняли почти сразу.
— Алло, Егор Дмитриевич? — сказал я, не веря своему счастью. — Это я, Витя Рубцов. Я выиграл, Егор Дмитриевич! Слышите? Теперь у меня финал! Алло, слышите?
В трубке молчали и мне показалось, будто я кричу в колодец, только без ответного эха. Что такое, связь пропала?
— Алло, Егор Дмитриевич, что же вы молчите? — спросил я. — Вы слышите меня, Егор Дмитриевич?
Я хотел сказать что-то еще, но внезапно трубка ожила и печально ответила голосом Маши:
— Витя, нет больше Егора Дмитриевича.
  
Глава 26. Теперь придется самому
 
Нет, только не это. Нет, только не это. Нет, только не это. Это была самая ужасная новость, что я слышал за последнее время.
И все же это было так невероятно, что я не поверил услышанному. Чтобы Касдаманов скончался, даже подумать о таком невозможно. Он казался мне бессмертным, ну или хотя бы, патриархом-долгожителем. Тем, кто без проблем живет триста-пятьсот лет. Тем, кто держит на плечах остальной мир и без кого этот мир сразу обрушится.
— Что ты такое говоришь? — спросил я. — Маша, это ты? Я не понимаю…
Я все еще надеялся, что произошла ошибка и я что-то неправильно расслышал. Не может быть, чтобы Егор Дмитриевич скончался.
— Его больше нет, Витя, — повторила Маша глухо и я понял, что девушка убита горем. — Он умер сегодня утром. Вчера ему снова стало плохо, его увезли в больницу. Я была всю ночь там, а под утро он… Прямо у меня на глазах…
Она всхлипнула. Да уж, это вовсе не плохой сон, а все происходит наяву. И мне не осталось ничего другого, кроме как осознать и принять это гребаное известие. Я надеялся, что после смерти Касдаманов попадет в более лучший мир, там, где каждый боксер гарантированно получает золотую медаль, ведь он сделал для бокса много чего хорошего.
— Мне очень жаль, Маша, — сказал я. Я чувствовал себя так, будто из-под ног у меня выбили опору и я сейчас свалюсь вниз, в бездонную пропасть. С уходом Егора Дмитриевича мой мир раскололся на части. Я добавил, пока девушка не разревелась окончательно: — Мне и в самом деле очень жаль. Ты даже не представляешь, кем он был для меня. Это так ужасно, так ужасно… Но я все равно не могу поверить в это.
 
Как же я теперь буду жить с этим? Мой наставник скончался, а я здесь, на чемпионате, даже не смогу приехать, чтобы попрощаться с ним. Как же я буду драться, зная, что моего тренера больше нет? Вот дьявольщина, ведь это ему, больше чем кому-либо я обязан своим титулом и всеми своими достижениями.
— Похороны уже завтра, — сказала Маша. — Тут столько народу будет, я даже не знаю, как быть. У него так много друзей и учеников, я даже и не подозревала. Они все приедут.
Я почувствовал, что тоже должен быть там. Плевать на чемпионат, плевать на все, я должен тоже приехать, чтобы попрощаться с наставником. Это, конечно же, огромная глупость, но все же.
— Я тоже приеду, — тут же сказал я. — Вылетаю сегодня же. Я постараюсь успеть, чтобы…
Но Маша не стала меня слушать, а тут же перебила:
— Витя, ты не можешь оттуда уехать. Тебе остался последний бой, чтобы выиграть. Он все время спрашивал, есть ли от тебя новости. Он так хотел, чтобы ты выиграл этот чемпионат. Поэтому ты не можешь бросить вот так все и уехать. Тем самым ты не почтишь его память, а, наоборот, оскорбишь.
Последнюю фразу девушка произнесла жестко и отрывисто. Куда только делись всхлипы и сдерживаемые рыдания. Ну да, кто бы сомневался, она ведь внучка Касдаманова. В минуты, когда надо, она становилась волчицей, также, как и он. Хотя в обычное время ничто не говорило о том, сколько сил таится в этой хрупкой девушке.
— Но… — начал было я, но Маша снова меня перебила.
— Витя, если ты хочешь отдать дань его памяти, то просто оставайся там и победи. Вот самое лучшее, что ты можешь сделать для него. Достигни самых высоких вершин в боксе.
Легко сказать, однако. Разве я теперь смогу о чем-то спокойно размышлять, после того, как услышал о смерти Егора Дмитриевича? Готовиться к поединку, как ни в чем не бывало? Задним умом я понимал, насколько права Маша, но чувства отказывались принимать это.
— До последней минуты деда ждал новостей о том, что ты победил, — сказала Маша после небольшой паузы и снова всхлипнула. — Витя, я очень хотела бы увидеть тебя здесь, ты даже не представляешь, как, но, пожалуйста, оставайся там. Дерись в этом проклятом последнем бою. Ты должен победить, Витенька.
Больше всего на свете я тоже хотел сейчас быть там, рядом с ней, обнять и прижать к себе. Ну почему я здесь, в тысяче километров от нее?
И еще, теперь, после внезапного ухода моего наставника я чувствовал себя так, будто из меня выпустили весь воздух. Весь боевой задор куда-то пропал, я ощущал это всем своим существом. Наверное, именно поэтому я хотел сбежать с завтрашнего поединка.
Теперь я сомневался, что смогу победить. Завтра могло случиться все, что угодно, даже поражение. А как после этого смотреть в лицо Маше, я даже не представлял себе. В то же время я понимал, что не могу сбежать отсюда, с этого проклятого чемпионата. Надо отстоять свой пост до конца.
— Мне очень жаль, Маша, — сказал я глухо и удивился, как изменился мой голос. — Мне очень жаль, что так случилось. Я тоже хотел бы быть там, но ты права. Я останусь здесь и постараюсь выиграть. Ради Егора Дмитриевича.
Маша помолчала, потом твердо сказала:
— Спасибо, Витя. Я буду ждать тебя, — и повесила трубку.
Я послушал короткие прерывистые гудки и тоже положил трубку. Потом огляделся и услышал, как в зале для выступлений кричат зрители. На их глазах там в очередной раз дрались два человека, стараясь вышибить друг другу мозги.
Завтра и мне предстоит стоять там же, напротив Бешеного Быка Гарсиа, несущегося на меня во весь опор. И в этот раз не думаю, что найдется Энрике, который сможет позвать меня и указать на пробоину в заборе. Нет, против этого быка придется стоять до последнего.