Голограф (СИ)

— Если бы не видел своими глазами, ни за что бы не поверил, — пробормотал он себе под нос. — И что ты предлагаешь? — добавил уже громче.
— Пусть директор института выйдет на руководство страны и сообщит о том, что ты сейчас видел. Копию фильма я тебе передам. Если они захотят участвовать в конгрессе миров, пусть сообщат.
Проводив Георгия, я направился в свой собственный мир и позвонил Андрею. Насколько я знал, у него был широкий круг знакомств, в том числе и в правительстве.
— Алексей! — воскликнул он, узнав меня. — Надя с тобой? Я нигде не могу ее найти, боюсь, что ее опять выкрали.
— Не волнуйся, она со мной. Есть разговор, при встрече расскажу много интересного, ты удивишься. У тебя есть выход на правительство?
— Ну, есть мало-мало.
— Я сбросил тебе схему проезда. Когда тебя ждать?
— Завтра в пять подъеду.
Ночь провел с Надей и, позавтракав, пошел встречать Андрея – там уже полпятого. На станции провел с ним экскурс в голограмму миров, такой же, как с Георгием, и привел к Наде в египетский Дом – пусть убедится, что жива и здорова. Обрадовавшись встрече с близким человеком, Надя разложила на столе всякой снеди и села возле нас обсуждать предстоящий конгресс.
Андрей хотел послать всех иностранцев куда подальше, и собрать только представителей Российских миров, на что я ему заметил:
— А в случае внешней угрозы с кем ты будешь отбиваться? Межзвездный канал молчит, но исправен, и в любой день могут прибыть незваные гости.
— А если взорвать его? — предложил он.
— Те, кто его создал, вначале прибыли сюда своим ходом, они могут специально прилететь, чтобы проверить, кто там безобразничает. Да дело не только в этом. Я хочу создать на земле единый народ, который мог бы дать отпор любому желающему оттяпать у землян аппетитную планету. Наибольше время в библиотеке буду выделять своим, российским мирам. Наконец, он согласился со мной, и я отправил его к себе.
Шесть месяцев спустя.
Сидя с Надей в американском Доме за бутылкой вина, я вспомнил, как прошли эти полгода. Посланные мной эмиссары выполнили свои миссии, и за следующие три месяца на станции побывали руководители ведущих стран нескольких миров. Они, эти страны, должны будут составить костяк будущей конфедерации.
Моими усилиями лидирующие позиции во всех мирах заняла Россия – я выделил нашим в пять раз больше времени в библиотеке, чем остальным. К сегодняшнему дню революционные знания уже стали предметно воплощаться в нескольких научно-промышленных городках России, специально выстроенных возле крупных мегаполисов, там, где в достатке светлых голов и умелых рук.
Ученые других стран, особенно мелких, жалобно заныли о несправедливости распределения времени в библиотеке, требуя создания международной комиссии, которая будет выдавать квоты туда, на что я заявил, что недовольным урежу время вдвое – станция моя, кого хочу, того пускаю. Российские президенты воспользовались этим и толпами тащили к себе талантливых ученых со всего мира, соблазняя пропуском в библиотеку.
Еще бы, там в открытом доступе лежали тысячи готовых открытий, кто бы отказался. Выстроилась огромная очередь на получение Российского гражданства, а Нобелевский комитет с ног сбился, ежедневно пачками регистрируя заявки на эпохальные открытия. Наконец, разобравшись в происходящей вакханалии, он заявил, что так не честно, имейте совесть, господа: вы просто списываете готовые страницы из библиотеки, добавили бы хоть немного своего или хотя бы переписывали другими словами.
Но ажиотаж был такой, что на такие глупости никто не обращал внимания: время дорого. За полгода количество «гениев» и просто «великих ученых» на душу населения в России перекрыло их количество во всем мире в пять раз, о чем российские президенты с гордостью заявляли на всех международных симпозиумах.
Наконец, неделю назад в главном конференц-зале состоялся долгожданный конгресс, на котором были приняты правовые основы конфедерации. Я с содроганием вспомнил, как мне и пяти моим дамам пришлось, взяв в каждую руку по двадцатиметровой цепочке людей, водить через двери всякого рода чиновников, политиков, ученых и бог знает, кого еще. Это было проще, чем объяснять Лоле, кого пускать, а кого гнать в шею. 
 
Разумеется, уследить за ними не было никакой возможности, и я поручил это дело Лоле. Она потом жаловалась на попытки умыкнуть или отломить на память чего-нибудь таинственного из необъятных закромов халявы.
Зал был разделен на секции по мирам. Российские миры расселись в центре и быстро нашли общий язык. Среди других миров разгорелись жаркие споры за право лидерства, и кончились массовым мордобоем. Пришлось даже включать сирену, которая сразу всех успокоила: попробуй перекричать ее, когда самого себя не слышишь. Когда все затихло, я объявил, что если такое повторится, выгоню всех к чертовой матери. Это возымело действие, и рукоприкладство больше не повторялось.
Первое слово дали России, как организатору конгресса, и все ее предложения прошли без прений. А вот дальше начался бедлам: каждый мир и каждая страна пытались перетянуть одеяло на себя. Бедные требовали денег, потому что они бедные, богатые показывали шиш и требовали привилегий, потому что они богатые и всех кормят.
Всякие блоки и союзы типа НАТО и ЕС рассыпались на глазах, и каждый бился за себя, забыв о былой преданности и дружбе. В кулуарах все роились вокруг российских делегаций, напрашиваясь, на союз с ними в любой форме, вплоть до федерации.
Когда встал вопрос о единой валюте, американцы, обладая наибольшим запасом, предложили золото, но их послали далеко и надолго: тут такие ценности выплывают, что пусть из своего золота унитазы делают – богачи любят такие. Как только эта информация достигла рынков, цена на золото упала в три раза, зато на Сотбис во столько же раз взлетели цены на антиквариат и произведения искусства.
По США, Западной Европе и Китаю назревала волна банкротств. Компании, державшие резервный капитал в золоте, за пару часов обнищали и не могли расплатиться с кредитами. Следом зашатались банки – назревал мировой кризис. Чтобы остановить экономическую катастрофу, срочно приняли решение создать Центральный Банк, валютную биржу и единую валюту.
Долго спорили об ее названии и, наконец, решили назвать Талант. Выбирая в название античную денежную единицу, делегаты помнили мои слова о самой высокой ценности для человечества – талантливых людях. В шутку стали оценивать присутствующих, оценив Эйнштейна в один талант, но быстро бросили эту затею: выходили слишком удручающие цифры в милли и микроталантах.
Обсуждения продолжались до поздней ночи, а так как я отказался таскать их туда-сюда, здесь же и устроились спать. Спальни я им не открыл, чтобы быстрее закончили бесполезные споры и пришли к какому-нибудь решению. Идя по станции, я тут и там натыкался на спящие тушки. Выдержки делегатов хватило на два дня. На третьи сутки, оставшись без сил, они подписывали акты почти без обсуждений.
Под конец коснулись передачи оружия массового поражения под надзор международной комиссии. Неохотно, но обладатели его согласились и закрепили конвенцию соответствующим актом. У меня и раньше была договоренность об этом, иначе я не пустил бы их в библиотеку, но теперь все документально оформили.
На том конгрессе мне попытались втюхать должность президента всех миров, но, прикинув, чего мне это будет стоить, умело увильнул от такой сказочной щедрости – здоровье дороже.
Я живу с Надей в американском Доме. Напрягает разница во времени по сравнению с Москвой, но предложение хозяйкам других Домов поменяться не встретило восторга – они дружно ответили: ищи дур в другом месте.
 
Надю это не волнует: американцы вцепились в нее мертвой хваткой, и не отпускают от себя в надежде получить хоть что-нибудь полезное на халяву. Она с утра до вечера на благотворительных балах, дипломатических раутах, приеме у президента и бог знает, где еще. Самое главное, ей это нравится – она чувствует себя там, как рыба в воде. Она и меня пыталась туда затащить, но я слинял, сославшись на занятость.