Голограф (СИ)
После обеда купил у хозяйки бутылку Ситии, и, надев плавки, направился к шезлонгам возле большого бассейна. Через десять минут вышла Надя.
В сумятице побега тревога и волнение не давали времени взглянуть на Надю как на женщину. Теперь все изменилось, кратковременное чувство безопасности расслабило, и я встал, раскрыв рот, как истукан. Я уже успел забыть, как она выглядит в купальнике, и ее вид в синем бикини заворожил меня. Природа не случайно наделила облик мужчин грубой силой добытчика, а женщин – пленительной красотой. Даже если она не видна на первый взгляд, красота есть в каждой женщине, надо только уметь ее увидеть. Здесь же, все было через край.
— Закрой рот, муха залетит, — рассмеялась Надя. — Я только сглотнул и молча кивнул. Вспомнив испытанный в Сан-Ремо способ прийти в себя, я прыгнул в бассейн и плавал там, пока не остыл.
— Видел бы ты себя со стороны, — веселилась Надя, когда я вылез из воды, — ты же видел меня всякой, если не соврал, что тебя так поразило?
— Во-первых, это было недолго, я даже не успел все как следует осознать, теперь я даже не уверен, что это было наяву. Во-вторых, на тебя можно смотреть сколько угодно, снова и снова восхищаясь тобой каждый раз.
Теперь Надя посмотрела на меня по-другому, надолго задержав взгляд. В ее глазах промелькнул и тот взгляд, что был в поселке, и тот, что был в Сан-Ремо, и что-то еще, чего не было раньше.
— Ты, по-прежнему, хочешь уйти отсюда после того, как соберешь установку?
— Теперь это зависит только от тебя.
Надя кивнула и красноречиво посмотрела на бутылку. Отличное вино мы растянули почти до ужина, когда стали собираться остальные постояльцы. Среди них оказались два красивых крепких парня. Взглянув на Надю, оба сделали стойку, и, услышав русскую речь, подошли знакомиться. Сергей и Валера, оба из Москвы, путешествовали по острову на арендованной машине.
После ужина мы вернулись на наши места с еще одной бутылкой Ситии. Через полчаса появились земляки с бутылкой Метаксы, и предложили нам присоединиться. Я посмотрел на Надю – она пожала плечами, и я согласился. Мы сдвинули кресла, и на столике появились коньячные рюмки. Парни сразу оценили, какие мы жених и невеста, и с места бросились в карьер. Нахваливая друг друга и себя, живописно рассказали о своих спортивных достижениях и финансовых успехах, как я понял, основанных на успехах отцов. В общем, женихи – хоть куда. Зная себе цену, привыкшие к вниманию женщин, они уверенно набирали себе очки, не сомневаясь в успехе. Надя слушала их «песни о главном», насмешливо посматривая на меня.
Разочаровали меня смазливые мажоры. Валера, посчитав, что наговорил достаточно, придвинул кресло вплотную к креслу Нади и положил руку на подголовник ее кресла. Она с усмешкой посмотрела на меня, больше никак не отреагировав. Осмелев, Валера обнял ее за плечи, Надя все так же продолжала смотреть на меня, ожидая от меня чего-то. А мне-то что? Если ей это нравится, на здоровье. Наконец, она встряхнула плечами, в глазах появилась обида.
— Руку убери, — сказал я спокойно, посмотрев на Валеру.
— А то что? — спросил он с вызовом.
Чтож теперь, и этих пистолетом пугать или в драку лезть? Ну что мне так не везет, второй раз попадаются непуганые идиоты, это уже на комедию похоже. Я вытащил из сумки Глок, и, дослав патрон, навел на Валеру. Он все понял, осторожно убрал руку и отодвинулся.
— Идите спать, ребята, на сегодня достаточно. — Земляки молча поднялись и тихо ушли.
— Почему ты сразу не сделал это? — с обидой спросила Надя.
— Ждал твоей реакции.
— И сколько бы ты ждал?
— Пока не убедился, что тебе это неприятно.
— Дурак! Неужели ты с самого начала не видел, что они мне противны?
— Прости, я действительно дурак.
Мы прошли в свою комнату и встали в нерешительности. Уверенность Нади куда-то делась, а я и вовсе в тупике. Наконец, решился:
— Я пойду в душ после тебя.
Надя расправила постель и, взяв сумку, ушла в душевую. Через полчаса она скользнула в кровать, и следом, приняв душ, я последовал ее примеру. Мы молча лежим на спине на разных краях кровати. Вот положеньице. Никогда не был нерешительным, а тут, как мальчишка, лежу и дрожу. И, ведь второй раз уже, мог бы привыкнуть. Но нет, не решился, и стал уже засыпать, когда услышал ее голос:
— Ты чурбан бесчувственный, дурак, невежда.
Я действительно дурак! Идиот! Дожидался, пока женщина, от которой я сам без ума, первой скажет слово. Я придвинулся к ней и, осторожно обняв, поцеловал в губы. Получив ответный поцелуй, я оказался в раю. Голова закружилась. Прижав ее к себе, я почувствовал ее всю, с ног до головы. Надя, обняв меня за шею, сама прижималась ко мне всем телом, дрожа так же, как я. Она стала для меня единой, объединившись с самой собой из Заречного и из Сан-Ремо.
Мы не сомкнули глаз, пока не рассвело, а когда первые лучи солнца коснулись нас, сказала:
— Поклянись, что ты никогда не бросишь меня.
— Клянусь, — поклялся я, уверенный, что это не случится никогда.
После душа и завтрака Надя позвонила Виктору и узнала, что российское судно ожидает нас в порту Ираклиона. Мы быстро собрались и, попрощавшись с хозяйкой, выехали на шоссе. Нам предстояло проехать до Ираклиона около двадцати километров, и весь остаток пути мы боялись встретить полицию или американцев. Но вот уже пригород Ираклиона, вот едем по городу, пока все нормально. Впереди уже виден порт. Въезжаем на платную стоянку и идем за ограду через проход для пеших пассажиров. Поворачиваем направо к грузовому терминалу, проходим дальше – впереди наш сухогруз под российским флагом. Остается сто метров, пятьдесят, навстречу идут люди с судна. И тут что-то толкает меня в спину. Делаю шаг вперед, ноги подкашиваются, я падаю на спину. Нависнув надо мной в слезах, кричит Надя:
— Не смей! Ты поклялся, что никогда не бросишь меня! — В глазах темнеет.
Глава 4
Глава 4
Я просыпаюсь у себя в квартире. Острая боль с левой стороны. Ощупываю спину – там чистая кожа. Боль постепенно слабеет. Осматриваюсь. Квартира моя, только мебель и техника другие, под столом гора пустых бутылок. Как я сюда попал? Господи, меня же убили! И Надя там оплакивает мой труп. Я опять потерял ее. Ну, сколько можно? Только нахожу ее, сразу теряю. Лучше бы все закончилось там, и не появляться больше нигде. Я не вынесу это еще раз. Если встречу ее здесь, не подойду, и скроюсь где-нибудь. И установку эту к черту, пропади она пропадом!
Стук в дверь.
— Леха, вставай, — чей-то пропитый голос, — лечиться будем.
Встаю и открываю дверь, за ней – сосед, Вася Филиппов, инженер от бога из соседнего НИИ. В руках авоська с бутылками и какой-то закуской. Лицо мятое, красные глаза.
— Да ты – как огурчик! Как будто и не пил вчера, — заявляет он с порога, — похмелился уже, что ли? А я тут сгоношился с Левой из второго подъезда, и уже приняли по стакану.
— Он же не пьет.
— Кто, Лева не пьет? Забыл, что ли? Ему, как дисер запороли в прошлом году, так не просыхает.
— Запороли дисер?
— Конечно. На защите не смог объяснить, почему в его исследовании не показывается преимущество социалистической системы перед буржуазной. На все вопросы ответил, на этот не смог. — И, увидев мой ошалевший вид, поддел: — Я смотрю, ты еще не оклемался, давай, примем на грудь – сразу поправишься.
Вася прошел на кухню и выгрузил на стол бутылку водки, пиво, колбасу и консервы. Сноровисто открыв банку килек в томате, нарезал колбасы и, разлив по полстакана водки, сел за стол.
— Ну, давай, что ли? Не стой столбом.
Пожалуй, мне действительно нужно выпить, чтобы не сойти с ума.
В России испокон веков принято решать важные вопросы за рюмкой, стаканом или кружкой, неважно, водкой наполнена посуда, вином или пусть даже брагой, на худой конец. За распитием отводили душу, заливали горе или праздновали радостные события. В Советском Союзе этот процесс принял культовое значение. Задушевный разговор за бутылкой возмещал недостаток денег, развлечений, свобод, наконец. Об избытке всего этого за границей все много слышали, но, не видев этого своими глазами, восполняли этот недостаток сказочными фантазиями.