XVII. Наваррец (СИ)
— А как же мои текущие… хм… проблемы с законом?
— Старайтесь не попадаться в руки службы прево, таков мой совет. Об остальном поговорим позже, когда заговорщики будут схвачены и наказаны. На этом все, ступайте. Мы еще увидимся!..
Таким образом, уже лично я, а не де Брас, оказался завербованным графом де Рошфором. И все было выполнено столь изящно, что казалось, будто он сделал мне одолжение.
А ведь он наверняка знал, что меня арестовали и держали в Бастилии, но даже не попытался вытащить меня оттуда. Почему? Все очевидно, он ждал, кто из заговорщиков придет мне на помощь, в надежде скорее получить бумаги. И барон де Пьемон попался в эту ловушку.
Дальше — больше! Без всякого моего на то согласия, меня внедрили в ряды заговорщиков, причем похищение прямо из зала суда стало лучшим подтверждением моей лояльности. А уж бойня в торговом доме — вишенка на торте! Именно это убедило всех, в том числе, де Шеврез и Медичи, что бумаги подлинные.
И теперь они сделают свой шаг, предъявив бумаги королю. Но кардинал уже будет ждать их в Лувре, и ему наверняка найдется, чем ответить на обвинения.
Контрразведка Ришелье была на высоте. Блестяще! Заговорщикам конец… если, конечно, все пойдет по сценарию Рошфора. Но сценарий ведь можно и подкорректировать… Мне нужно хорошенько все обдумать. Может быть, пришло время слегка изменить историю?..
*****
Меня отвезли в центр Парижа и там высадили. В этот раз обошлись без мешка на голове, но с общением у моих сопровождающих все так же имелись явные проблемы. За все время никто не проронил ни слова. Я запомнил лицо подручного Рошфора, ведь мне предстояло регулярно видеться с ним и передавать записки для графа, хотел я того или нет.
Черная карета умчалась, а я остался стоять на набережной, глядя на вялотекущую Сену, по которой курсировали рыбачьи и прогулочные лодки, и компактные паромы, груженные товаром. Внизу у самой воды дрались двое пьяниц, их никто не разнимал. Рядом чайка рвала на части мертвую рыбу.
Мне очень хотелось вернуться в комнату д'Артаньяна и нажраться там до потери сознания. Накатила апатия. Какого хрена вообще происходит? Зачем мне все это? Почему я оказался в чужом теле здесь, в Париже семнадцатого века? Реально ли все происходящее или это игры разума? Может, я так и лежу там, с простреленной головой, и все события последних недель — плод моего воображения, сгенерированный за последние секунды жизни?
Надо возвратить память, пусть это будет задача номер один. Капель мэтра Бомарше недостаточно. Часть воспоминаний вернулась, но в основном из памяти де Браса, мои же личные воспоминания были доступны по самому минимуму. Что сказать, я даже имени своего не вспомнил!
С другой стороны, надо ли мне это? Вдруг, все происходящее — второй шанс, возможность прожить жизнь заново, пусть и в ином времени, в ином теле. Но жизнь — это жизнь! Говорят, другой не будет, а она — вот, есть. Живи и радуйся, пока возможно.
Но память я себе все же верну, придумаю способ.
Вернувшись в задумчивости в комнату, д'Артаньяна я там не застал.
Деньги, полученные от графа Рошфора, тянули карман, поэтому я припрятал их в свой тайник в углу комнаты. Надо бы позаботиться о более надежном хранилище, я начинал обрастать средствами, пора бы обрасти и имуществом. Не купить ли мне дом? Интересно, сколько они сейчас стоят. Надо будет дать задание Перпонше, пусть поищет предложения. Огромный особняк мне ни к чему, да и столько денег я пока не заработал, а вот скромненький двухэтажный домик был бы в самый раз. Определим это текущей задачей номер два.
Раздумывая, чем бы занять вечер, я вспомнил про немца. Д'Артаньян сказал, что тот будет ждать меня в шесть вечера в трактире «Гарцующий единорог». Заведение располагалось в западной части города, и добраться туда пешком можно было минут за сорок. До назначенного часа времени вполне хватало, и я решил утолить свое любопытство и встретиться с фон Ремером.
Я вышел из дома и неспешно побрел в нужном направлении, стараясь держаться в стороне от проносившихся всадников и карет. Перейдя по мосту через Сену и миновав городские ворота, я углубился в бесконечные парижские улочки, которые постепенно узнавал все лучше и лучше.
Меня уже не тошнило от запахов вокруг, я постепенно привыкал и к людям, к их манерам и привычкам, к их одеждам, к нынешней кухне и напиткам. Я вживался в этот век, но пока не понимал, нравится ли мне это.
Я попытался пнуть крысу, нагло перебегавшую дорогу прямо передо мной, но она ловко увернулась и нырнула в один из подвалов, просочившись между решетками.
На одном из перекрестков я остановился, чтобы пропустить богато украшенный портшез, который несли двое рослых слуг в желто-зеленых ливреях. За портшезом чуть в отдалении бежала собака. Шторки были плотно задернуты, и пассажира я видеть не мог. В тот момент, когда портшез проносили мимо меня, одна из штор слегка отодвинулась в сторону, и мне показалось, что внутри мелькнуло женское лицо.
И тут же в окне появилась изящная рука, с зажатым между пальцами платочком. Пальцы разжались, и платочек взлетел, несомый ветром, но пролетел недалеко и упал на грязную мостовую.
Решив, что парижские мостовые, и правда, не могут быть вымощены батистовыми платочками, я быстро приблизился и поднял его, едва опередив пса, который тоже заинтересовался упавшим предметом. К счастью, платочек не испачкался, напротив, от него весьма приятно пахло духами, и по краю были вышиты две буквы: «R» и «L».
Я помчался вдогонку за портшезом, который уже успел свернуть за угол. К счастью, слишком далеко они не ушли. Коротким свистом я привлек внимание слуг, они остановились, опустив портшез на землю. Я деликатно постучал в окно, и шторка отодвинулась, показав мне единственную пассажирку.
Милое, слегка бледное личико, с чуть припухшими, словно после сна, плотно сжатыми губами, аккуратным носиком, вьющимися светлыми волосами, и карими миндалевидными глазами.
— Вы что-то хотели, сударь?
Я замер на месте, не в силах шевельнуться. Я знал ее! Я видел ее лицо много раз, часами изучая каждый нюанс, малейшую деталь, каждую мелочь, пытаясь проникнуть в ее душу и понять, что она думала, что чувствовала, чем жила.
Вот только один момент… я знал ее, хотя никогда не видел прежде.
Но это точно была она, незнакомка со старого портрета.
Глава 5
Я настолько растерялся, что стоял посреди дороги и не знал, что ответить. Эта встреча ошарашила меня больше, чем перенос в чужое тело и в другой век.
— Что же вы молчите, сударь? — чуть насмешливо спросила незнакомка. — Или вам нечего сказать?
— Настоящему мужчине всегда есть, что сказать. Если, конечно, он — настоящий мужчина.
— А вы — настоящий? — ее вопрос прозвучал на удивление серьезно.
— Иногда я в этом сомневаюсь…
— Может быть, вернете мой платок? Или желаете оставить его себе? — девушка опять заговорила насмешливо.
— Нет, что вы… — я все еще был растерян и говорил невпопад, но платок вернул.
Незнакомка приняла его и уставилась на меня своими огромными глазищами, будто чего-то ожидая. Я же был по-настоящему потрясен. Эта наша встреча… она словно приоткрыла кусок воспоминаний, но не широкую дверь, а узкую форточку. И все же через эту форточку я видел свое прошлое.
Картину я приобрел совершенно случайно у старого деда, распродававшего ненужные вещи. На уличной барахолке, среди прочих потертых жизнью торговцев, он припарковал свой «Запорожец», разложив на капоте и на тряпице перед машиной всякие разности: граммофон без иглы, старинные куклы с фарфоровыми головами, с десяток книг, в основном, по истории и культуре, почерневшие от времени ложки, вилки и столовые ножи, и тут же сбоку, прислоненное к машине, стояло кресло-качалка, чуть перекошенное на один бок, а на нем, завернутая в кусок ткани, лежала картина.