Подари мне дитя (СИ)

Так мы и сидели: прижавшись друг к другу. Пока на кухню не зашел Олег.
— Маш, я не знаю, что произошло, но прошу прощения. Что случилось, что тебя напугало?
Он говорил так просто, словно ему было не все равно. Но это обман. Им всем все равно, что будет со мной, что будет с моим братом. Они приходят и берут.
Что-то давать взамен? Лишь бы нас целыми оставили. Я знаю таких вот помощников! Один из них так помог мне оставить в живых брата, что я теперь на волоске от очередной долговой ямы.
А второй нашел работу. Отличная работа, если не считать того, что каждый день я рискую всем! И могу оказаться в местах не столь отдаленных.
Им-то хорошо, они сидят в своих кабинетах, один — с новыми регалиями, а второй — в кресле начальника. Шутка ли — защитить уникальную диссертацию, получив один из самых интересных случаев для исследования на халяву? Или сидеть в клинике папочки на всем готовом.
Я больше никому не верю. Никому. Все должно было быть по-другому. Все. И Кирилла должны были спасти без многомиллионных вливаний, и работала бы я спокойно обычным участковым врачом поначалу.
Мне бы не надо было распродавать все имущество, продавать наш дом!
Все потому, что я, дура, поверила этим людям, а они обманули, недоговорили. И теперь я там, где я есть. Хвала небесам, хотя бы мой мальчик со мной…
Я молча достала из своей сумки целый блокнот, исписанный вдоль и поперек рекомендациями и схемами приема препаратов. Швырнула его Олегу.
— Я, кажется, сказала, чтобы ты шел вон. Я не желаю тебя больше видеть. Не смей к нам приближаться.
Наконец-то он понял. Поджал губы, смял блокнот и молча вышел. Я услышала, как в коридоре хлопнула дверь. Закрыла глаза. Боже, как же я устала.
Малыш в моих руках заерзал. Ему не нравилось долго сидеть на одном месте.
— Амамам!
Он тыкал пальцем в сторону плиты. Там на огне стояла сковорода. А в ней подгорала яичница. На душе заскребли кошки. А на глаза навернулись слезы. Так правильно. Так совершенно точно правильно. Нам никто не нужен, я справлюсь со всем сама!
Но убеждать себя — это одно, а ворочаться в пустой постели возле спящего ребенка — другое. Снова и снова перед глазами стояло ожесточенное лицо Олега.
А потом вспоминались губы, жар его рук, разливающийся по телу. Теплые ладони, сжимавшие мою грудь, пальцами очерчивавшие затвердевшие соски.
Пора было себе признаться, что Олег начинал мне нравиться. Своей улыбкой, напором, заботой. Может, все-таки с его стороны это искренне? Но я сама не верила себе. И ему. Не имела больше права на ошибку.
Еще за прошлые не расплатилась. А пока моя грудь продолжала ныть в ожидании его ласк. А сердце шептало, что скучает.
Следующий день пролетел как одно мгновенье в заботах о братике. Он словно чувствовал мое состояние: был нервный и капризный. Лишь небольшая прогулка в парке помогла его немного отвлечь.
А в воскресенье была рутина. Такая долгожданная и любимая, с одной стороны, и такая опасная — с другой. А я даже не узнала, кем работает Олег. Вот глупая! Он же должен чем-то зарабатывать на жизнь?
Неделя началась пасмурным небом и непроходимой тупостью очередной барби на ресепшен. Она мне заявила, что уступать мне свое рабочее место не станет. И вообще, я страшная. Страшный маленький гном.
За что получила не только лестный отзыв о своих способностях, но и карандашом в нос. В итоге нас разнимал Араратов.
— Мария Сергеевна, да что с вами такое! Все врачи как врачи, а вы тут цирк устроили! Что это за глупости?
Его пышные усы раздувались при каждом возмущенном выдохе. И правда. Что это я тут устроила? Мордобой в приличной клинике, слегка не в центре Москвы.
Да даже не мордобой, так, небольшую взбучку организовала. Тем более, что вообще-то у меня сегодня выходной, а в клинике из клиентов только очередной чудонедомужчина. И его обслуживаю я! А значит, он точно сейчас корпит над фотографиями предполагаемых доноров.
И то, потому что я добрая! Точнее, к нему добрая. Папу он мне напомнил. Но отнюдь не своим поведением!
 
Араратов еще минут десять нас отчитывал, адресуя значительную часть своих нравоучений мне. Хоть и знает, что бесполезно. Да мне все равно, лишь бы платил исправно.
Меня на это место устроил Владик. По большому знакомому блату. Я не сразу поняла, в чем «особенности» данной работы. Араратов искал помощника в деликатном деле.
Владик долго расхваливал мне клинику и ее главврача, по совокупности и хозяина. Тем более место эмбриолога, да еще какое! Эмбриолога, который будет много работать и много молчать по поводу этой работы. Этим несчастным врачом оказалась я. Мы нашли друг друга: Араратову был нужен раб, а мне — деньги.
Можно сказать, что мое начальство меня купило: мое молчание, мою совесть и мои способности.
Раньше эта клиника была посредственной репродуктивной точкой на карте столицы. Поток людей был скудным, нерегулярным. Но все поменялось, когда пришел первый особый клиент.
Араратов мне не рассказывал подробностей, но каким-то непостижимым образом он придумал рабочую, но слегка незаконную схему. Дурил женщин, у которых не было одного — детей.
Я сначала не могла понять, что этот хитрый врач от меня хочет. Радовалась, как малиновка, новой должности и сносной зарплате. Думала о подработке, так как еще не знала, как быстро будет расти мой долг.
Я вообще тогда многого не знала.
Например, что в эту клинику ведет протоптанная тропинка из мужчин, которые по разным причинам бесплодны, но не хотят, чтобы об этом знали. На такое не у каждого хватит денег — только у богатых клиентов с внушительными суммами на счетах. И они платили эти суммы Араратову.
А взамен он проводил обследование женщин и находил проблему в них. И крайне редко эта проблема была реальной. Гораздо чаще женский фактор бесплодия существовал только на бумаге.
Мужчины обвиняли своих пассий в том, что они неполноценны, и либо избавлялись от них, либо делали процедуру ЭКО. Иногда получалось подлечить богатых лгунов и даже получить пригодный для работы материал.
Но чаще всего подбирался похожий донор. Поскольку мужское бесплодие у нас встречается так же часто, как и женское, клиентов было много. И все они не желали быть «неполноценными».
Я сначала пыталась с ними говорить, убеждать, что это не имеет значения, что это не стыдно. Но бесполезно! Раздутое мужское эго было испокон веков заточено на обвинении женщин во всех своих проблемах.
Но пока я погрязла в этом по самые уши, прошло несколько месяцев. Араратов постепенно доверял мне осмотры некоторых женщин, карты которых заполнял сам. Я брала и исследовала материал мужчин. Была не только эмбриологом, но мастером на все руки.
А потом пришли они, люди на безликом внедорожнике, и мой долг вырос до размеров небоскреба. Примерно в это же время Араратов вызвал меня и поставил перед фактом: либо я прекращаю детский сад со своей совестью, либо пошла вон.
Ну и расписал премиальную часть. Выбора особо не было. Кредит в моем возрасте мне давать отказались. Три чудесные девушки с холодными улыбками по очереди мне сообщили, что имеют право оставить заявки без рассмотрения.
Набирать кредиты, которые дают всем под конские проценты, я не могла: у меня ребенок, и закладывать квартиру было крайне опасно.
Еще был Владик, который пронюхал об истории с деньгами и намекнул, что готов обеспечить меня любой суммой, если я буду с ним поласковее. Я просто бросила трубку. Он точно последний, к кому я пойду!
Вот так. И я стала самым ценным сотрудником клиники. Лично брала анализы, проводила осмотры и заполняла документацию на всех особых клиентов.
 
Араратов самоустранился от всех бюрократических и организационных вопросов. Он встречал очередного клиента, поздравлял его с тем, что тот обратился по адресу, и передавал в «надежные руки нашего главного специалиста, Марии Сергеевны».
Так что да, я тут самая главная. Аж самой смешно! Я невесело улыбнулась и пошла работать. Вечером меня ждал сюрприз. Но я еще об этом не знала.