Искажение разума и другие преступления (ЛП)

Она тихо хмыкнула с интересом и отклонилась, чтобы смотреть. Мы доели попкорн, и я отодвинул миску на столе. Я устроился удобнее, подушки дивана прогнулись. Моя рука задела ее руку, но она не отвела взгляда от экрана.
Я подавил желание комментировать, дал фильму затянуть ее, но когда толпа в баре Рика запела «La Marseillaise», чтобы заглушить группу нацистов, поющих немецкий гимн, я не сдержался.
Я склонился к ней, моя рука прижалась к ее руке. Я прошептал:
— Присмотрись к тем, кто поет.
Она прищурилась.
— Та женщина плачет?
— Некоторые отсюда были выжившими в войне. Они сбежали от нацистов в Европе и убежали в Америку, а потом спели об этом в «Касабланке». Для них это было настоящим.
— Ого, — тихо сказала она.
Когда мы добрались до важной сцены между Риком и Ильзой под дождем в аэропорту, я разошелся, цитировал лучшие строки Богарта в унисон с ним. Линна смотрела то на меня, то на экран, уголки ее рта подрагивали от каждой строки.
В правильный момент, подражая Богарту, я коснулся пальцами ее подбородка и произнес своим лучшим мелодраматичным баритоном:
— Я выпью за тебя, малыш.
Она миг смотрела на меня большими глазами, а потом рассмеялась и отбила мою ладонь.
— Из-за тебя я пропустила это!
— Ой, — я с улыбкой схватил пульт и отмотал фильм. — Обещаю, что не буду тебя отвлекать… хотя бы полминуты.
Она рассмеялась, снова закатив глаза. Ее веселье пробило маску агента, и я смог лучше разглядеть женщину под ней — и, если честно, мне могла понравиться девушка, которую я видел.
Но я пожалею из-за этих чувств.
  
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
 
— Там прошел дождь?
Я забрался на верхнюю койку и рухнул. Я лег на спину, поправил серый комбинезон, пока стало хоть немного удобнее, скучая ужасно по футболке и джинсам. И моей огромной кровати. Комбинезоны и койки в камерах придумывали без учета удобств.
Дункан прислонялся к стене напротив кровати, глядя на меня. Мои волосы были мокрыми от дождя, и это привлекло его внимание.
— Немного, — ответил я, стараясь звучать так, словно это был нормальный разговор в тюрьме.
— Да? — его глаза засияли, он отошел от стены, приблизился к койкам.
«Только не трогай меня, не трогай, не трогай».
— Ага.
— Как это было?
Что он искал? Описание воды, ниспадающей с небес? Мне написать хокку?
Я вздохнул.
— Не знаю, Дункан. Дождь лился с неба. Было мокро.
Он помрачнел от моего сухого ответа, он снова прислонился к стене.
— Повеселился в поездке? Я слышал, они заставили тебя охотиться на лучшего друга.
Слухи быстро разносились в камерах МагиПола.
— Квентин — не мой лучший друг, — ответил я. — Не говори мне, что ты не использовал бы шанс, чтобы выйти, если бы его предложили.
Гидромаг пожал плечами.
— Может, да, может, нет. Я знаю, что непросто общаться с МП. Это точно.
— Ты пообщался бы, — сказал я, — если бы появился шанс сбежать.
Он покачал головой и пропал на нижней койке. Металлическая основа задрожала.
— И это тебе не помогло.
Я медленно вдохнул. Он был прав. Но Линна и не связала меня.
Но шансы на побег не были высокими. Это не останавливало меня раньше, когда мне было девять лет, я выпрыгнул с пятого этажа в сугроб, чтобы не получить ремнем от противного приемного отца, но хоть я выглядывал шанс с Линной, ничего не вышло.
Отчасти я не хотел рисковать будущим без уверенности в шансе, который Линна мне не даст, если только я не серьезно наврежу ей. Например, столкнув ее в разъедающее зелье.
Но нужно было провести черту. И если я так ее предам, она вернется из мертвых, чтобы убить меня своей магией отрицания.
Мы так и не поймали Квентина. У меня еще были шансы до дня вынесения приговора, или, может, мне не стоило бояться этого. Если я заслужу уважение в глазах Блит, если Линна сдержит обещание помочь мне…
Я потер рукой лицо. Я серьезно думал доверить будущее Линне и Блит, слушающимся закона? Я думал, что лучше было принять наказание?
Что на меня нашло?
Я повернулся на живот, выглянул на Дункана, который, казалось, гонял слюну во рту.
 
— Тебя уже вызвали на суд? — спросил я у него.
— Да. Четырнадцатого июня.
— В один день со мной.
Он проглотил слюну.
— Они, наверное, собирают важных шишек в один день, чтобы Совет судей разобрался со всем одним махом.
Всех серьезных шишек? Они объединили меня с этим безумцем? С каких пор фирма адвокатов-мошенников была равна убийству семнадцати человек?
— Сколько у тебя обвинений? — спросил я.
— Семнадцать. Это ясно. А у тебя?
— Шестьдесят один.
— Это много.
Ага, Шерлок.
— Ты знаешь, сколько лет меня ждет? — я не ждал настоящего ответа от безумного парня.
— С этими ребятами сложно сказать.
— Как думаешь, сколько тебе дадут? — мой приговор не мог быть больше, чем у психопата с магией воды.
— О, я не буду сидеть ни дня.
— Бред, — рявкнул я. Как можно быть таким чокнутым? — Тебя ждет пожизненное. Никак иначе.
— Ты такой тупой? — фыркнул он. — Меня ждет смертный приговор.
Его спокойный тон ошеломил меня.
— Что? Ты уверен?
— С МП уверенности нет, но, скорее всего, так будет. И они не ждут. Когда получаешь смертный приговор, думаю, они дают… две недели? А потом… — он провел пальцем по шее, добавляя милое звуковое сопровождение.
— О… ясно.
Я повернулся и посмотрел на потолок, не мигая. Шестьдесят одно обвинение. Этого хватит на смертный приговор? Вряд ли, ведь Линна отметила, что многие обвинения порвались бы легче, чем картон под дождем.
Но, как и сказал Дункан, с МП уверенности не было.
Если подумать, слушание и короткий приговор были лучше жизни изгоя — хотя игра Харрисона Форда и Томми Ли Джона делали ее заманчивой — но если меня могли казнить, тогда нет, спасибо. Вариант Б уже не подходил.
Улыбка Линны появилась перед глазами, но я отогнал ее, попытался подсчитать, сколько часов осталось до вынесения приговора. Я сдался, поняв, что не знал, который час. Но меньше трех сотен. Меньше трех сотен часов для побега.
И, если я не смогу убежать, я пойду на суд следом за Дунканом, и МП могла убить нас.
* * *
Я управлял дыханием, напрягся. Предплечья упирались в пол, тонкое одеяло с койки действовало как матрац для йоги. Я держал тело почти вертикально, ноги были в воздухе, колени — согнуты, ступни выгнулись к голове. Пот стекал по спине к шее, я медленно дышал, мышцы горели.
— Как это называется? — спросил Дункан скучающим тоном, отдыхая на койке, скрестив ноги в лодыжках.
— Поза скорпиона, — я выгнул спину сильнее, сжимаясь плотнее. Все мышцы и суставы натянулись.
— Не выглядит сложно.
Ага. Дункан не смог бы держать себя прямо.
Несмотря на мою тревогу, я проспал почти всю ночь — бой с телекинетиками и побег от ловушки с зельем утомили. Но я проснулся с затекшим и ноющим телом, и долгое скучное утро на твердой койке не помогло. Мое решение? Размять мышцы йогой.
Кстати, если кто-нибудь скажет, что йога — разминка для девочек, смело зовите их идиотами.
Вздохнув, я распрямил тело и опустил ноги на пол. Я сел на пятки и вытер ладонью лоб. Капля пота стекала к челюсти.
Мелкие глазки Дункана проследили за ней, и я поежился.
Повернувшись, чтобы не смотреть на него прямо, я поправил рукава комбинезона, чтобы они не мешали следующей позе. МП не давали одежду для занятий спортом или запасной комбинезон, и я снял верхнюю половину и завязал на поясе так, чтобы ткань не сильно промокла, и торс остался голым.
Я собирался занять восьмиугольную позу, но кто-то постучал в дверь нашей камеры. Это снова был Бородатый Дровосек с отличным именем.
 
Он тряхнул волшебными наручниками.
— Капитан хочет тебя видеть.
— Сейчас?
— Очевидно, что сейчас.
Раздражение и почти безумная надежда смешались во мне насчет того, что меня ждало дальше — и если все пройдет хорошо, этот поход из камеры будет последним. Я встал.