Запомни, ты моя (СИ)
Роберто, словно под гипнозом, расстегивает мои наручники, кивает охране, чтобы уходили, и поворачивает меня спиной к себе, жмется стояком, проводит рукой по изгибу спины, а я часто дышу, решаясь на второе убийство в жизни.
Снимаю наручники, нащупываю острый конец и делаю только одно движение. Резкое, как бросок кобры. Смертельное, как ее укус. В этом жестоком мире нет места сантиментам, поэтому, даже несмотря на барахтающийся в крови будущий труп, что пытается сдержать поток крови из шеи, я сдергиваю покрывало с кровати и насколько это возможно тихо разбиваю стекло.
Вылезаю, чувствуя, что ребенок очень недоволен моими вывертами, но сейчас не до здоровья. Сейчас нужно бежать.
Оказавшись босыми ногами на земле, в одном халате я ощущаю, что лето еще далеко. Холод пробирается под кожу, но я заталкиваю дискомфорт подальше, прижимаюсь спиной к стене и прислушиваюсь.
Нужно было дождаться Омара, но страх за себя оказался сильнее.
Делаю несколько шагов, подозрительно, но не вижу охраны, зато вижу две наглухо тонированные машины.
Мне нужно забраться в одну из них, и я буду в относительной безопасности.
Но стоило уткой доковылять до джипа и нажать на ручку, как рот мне закрывает шершавая, грязная ладонь.
Я вскрикиваю, поднимаю руку с все еще окровавленным концом наручников, как вдруг до боли знакомый голос шепчет:
— Ты самое красивое смертельное оружие в мире. Расслабься, шоколадка. Теперь все позади.
Я разворачиваюсь в надежных объятиях, и от кома в горле и радости, бурлящей во всем теле, не могу сказать и слова, слезы ручьем, губы дрожат, а руки сами тянутся прижать любимого ближе и надеяться, что это не сон. И в этом меня убеждает толпы, выбирающихся из одноэтажного здания наружу, как будто кто-то объявил: «Пожар».
Кажется, я попала в личный боевик, где бывшие заключенные смешиваются со спец агентами в черном. И их такое количество, что режет глаз, но главное в этом море — Никита. Живой и здоровый.
— Не позади, пока не выберемся отсюда. Лагерь заминирован, нужно торопиться, — снимает один из тех людей маску, и я вижу Юру. Еще никогда моя улыбка не была такой широкой.
— Вы обманули Роберто… — осознаю я и широко улыбаюсь.
— Все потом, Алена, — торопит меня Никита, помогая забраться на заднее сидение машины, и сразу газует к главным воротам, куда уже потоком льется толпа, и мы в ней.
Но почему-то я больше не боюсь. Теперь мы с малышом в полной безопасности.
Глава 54. Никита
Пока меня вели по тем же бесконечным коридорам, я успел напридумывать себе все то, что со мной сделают. Обдумал, как буду жить с этим. Или как будет жить Алена, если я не смогу с этим жить. В голове так и крутились картинки того, как меня будут привязывать, как будут нагибать, как будут причинять боль. Я мог бы пообещать, что сделаю все, чтобы выжить. Но не был уверен, что справлюсь.
Вот только при приближении к той самой двери и звуках глумливого голоса Родригеса в мозгу начинает сгущаться серое вещество, будоражить, заполняя ядом вены. У меня, блядь, пистолет, военная подготовка и девушка, которая ждет моей помощи. Всегда ждала. И вот снова осталась одна. А я, как трус, боюсь, что меня трахнут в зад. Время останавливается, сердце отсчитывает последнюю пару ударов, пока я считаю тех, кто через минуту станет трупами. Никто не знает о моей связи с Аленой, и это мое преимущество. Мои руки держат, уверенные, что я никуда не денусь, но, когда кровь кипит, когда сердце рвется наружу, для разума не остается места. Только для инстинктов, которые полностью меня оглушают.
Нужная дверь открывается на несколько сантиметров, Родригес уже меняет ухмылку на раболепет, как вдруг я сильно выворачиваю руки, сталкиваю лбами двух тупых амбалов. Стоящие у двери охранники действуют по инструкции и сразу начинают стрелять, но попадают в своих же коллег, которых я бросаю на них сильным толчком. Выхватываю пистолет и одним точным выстрелом прошибаю крайне удивленному Родригесу лоб.
Охранники, сбросив своих коллег, смотрят то на меня, то на своего работодателя. И я не знаю, на каком языке с ними говорить. Разве что английский?
— Я все равно вышибу вам мозги, даже если умру. Или можете вывести меня отсюда, и получите работу, а не это дерьмо.
Парни переглядываются и кивают, как вдруг дверь со скрипом открывается, и они тут же меняют хозяина, наставляют оружие на четырех человек. Шейха, задрапированного под самый корень, и трех охранников во всем черном, включая маски, закрывающие пол лица.
Воздух между компаниями буквально густеем, хоть ножом режь и непонятно, кто первым сделаем выстрел.
Я точно не хочу убивать без разбора, но если они начнут палить, выбора не будет
— А мы думали, это тебе помощь нужна, — слышится знакомый голос, и меня отпускает напряжение. Особенно, когда все четверо снимают маски.
— Могли бы и поторопиться, — говорю конкретно Камилю, но тот даже не утруждает себя объяснениями, просто обнимает.
— Вечно ты всем недоволен. Где Алена?
— У Роберто.
Юра подходит ко мне, жмет сначала руку, а потом обнимает так крепко, что остальные точно слышат хруст костей.
— Горжусь тобой, сын.
Мне не до сантиментов, но я бы сейчас точно признался, что мне приятно это слышать. Но в мой мир радости врывается пожарная сирена, и женский голос говорит, что до самодетонации лагеря остается десять минут.
Значит, кто-то следит за нами и лучше распрощается со всеми, чем выдаст себя.
— Нужно выпустить всех! — тороплю охранников и отправляю с ними Артура, которого крайне удивлен увидеть здесь, но вида не подаю, и Камиля, которому всегда бесконечно рад. Увидеть директора московского отеля Марата я здесь не ожидал, но вопросы потом. — Идите с ними.
Сам же хватаю отца и, найдя выход, обхожу лагерь по периметру, замечаю, что уже началась паника.
— Главные ворота там! Корпус с инвесторами тоже! — показываю отцу, зная местность, так как за месяц только и занимался тем, что рисовал в голове карту возможного побега.
Добежав до главного входа, где, на удивление, уже нет охранников, потому что умирать никто не хочет и все разбегаются, я вижу Алену. Она неловко, со своим арбузом вместо живота, вылезает из разбитого окна.
Переглянувшись с отцом, добегаю до нее, успокаиваю, когда она начинает дергаться и угрожать, а отец заглядывает в окно и одними губами говорит про смерть Роберто, а я же догоняю Алену, успокаиваю, сам дрожа от всего происходящего.
Но сейчас главное — выбраться из лагеря и отойти как можно дальше, пока тот не взорвался к чертовой матери.
Мы отъезжаем настолько, насколько можем, но не забываем про Артура, Камиля и Марата с охранниками, которые, что удивительно, садятся в ту же машину. Очевидно, помнят про обещание работы.
— Омар! — кричит Алена, тыча пальцем в самого крупного убегающего из лагеря.
Араб садится на переднее и, повернувшись, говорит ей что-то на чуждом языке. Только вот сейчас мне не до ревности.
— Газуй, пап!
Джип буквально трясет на каждом ухабе, и Алена вцепляется в меня всеми руками и ногами.
Люди обтекают машину, бегут в разные стороны, наконец-то обретя свободу, и, кажется, что их скорость не уступает той, что набрала машина, потому что дороги как таковой нет, и приходится продираться сквозь кустарники. Тормозим, только когда оглушительный взрыв буквально сгоняет птиц с деревьев, а землю будто встряхивает. Быстро осматриваю лицо Алены, но она только вымученно улыбается и шепчет:
— Люблю.
— Ты в порядке? — спрашивает Омар, но Алена качает головой, ее лицо бледнеет, а в следующее мгновение она начинает как-то неестественно часто дышать. — Нужно торопиться.
— Если мы будем торопиться, она родит от тряски.
— А если мы не поторопимся, она просто родит.
Юра газует снова, и на каждой кочке Алена начинает поджимать губы.