Injectio платины 2 (СИ)
— Да, госпожа Андо, — кланяясь, пробормотала Ия, и голос её дрожал от еле сдерживаемой злости.
Она молча вышла из комнаты, ни проронив ни звука обулась и, только дойдя до прудика, отвела душу, беззвучно высказав всё, что думала о вредной старушенции.
Заглянув за павильон, девушка заметила висевшие на перилах джинсы со свитером. Похоже, служанка восприняла слова своей подопечной предельно конкретно, а отсутствие туфель на веранде указывало на то, что Угара куда-то ушла.
Аккуратно положив на столик чистую бумагу и письменные принадлежности, девушка, не в силах совладать с раздражением, в сердцах швырнула книгу на кровать.
Крепко прошитый прочными нитками том не пострадал, а Платина, плюхнувшись на постель рядом с ним, вдруг вспомнила своё недолгое, но весьма впечатляющее пребывание в рабстве.
— Могло быть хуже, — одними губами пробормотала она по-русски. — Намного хуже.
Осознав пугающую правоту этих слов, пришелица из иного мира аккуратно взяла книгу и, положив на столик, представила, как будет на нём писать.
То, что левый локоть свисал, составляло только половину неудобств, гораздо хуже оказалось то, что сам фолиант с откровениями древней императрицы никак не хотел убираться и всё время норовил упасть на пол. Значит, придётся воспользоваться советом наставницы.
Досадливо хмурясь, она вернулась на постель и открыла книгу, намереваясь ознакомиться с «Наставлениями благородным женщинам империи Сына неба», но тут с веранды донёсся знакомый шум.
Услужливая память подсказала, что служанка не стучится в дверь, перед тем как войти.
«Она меня за госпожу не считает», — зло подумала Ия и рявкнула, срывая накопившееся раздражение:
— Кто там?!
— Это я, госпожа, — чуть помедлив, ответила женщина, и голос её чуть дрогнул.
— Заходи!
— Я исполнила ваше приказание, — поклонилась Угара опуская за собой полог.
— Я видела, — кивнула девушка. — Спасибо.
— Исподнее ваше тонкое я у жаровни высушила, — потупив взор, продолжила доклад служанка. — А повязка для груди — за кроватью. Там её никто не видит.
— Это ты правильно сделала, — устыдившись недавней вспышки гнева, не поскупилась на похвалу Платина. — Теперь для тебя новое задание будет.
— Слушаю, госпожа, — поклонилась собеседница. — Мой долг — заботиться о вас.
— Её, — Ия показала женщине книгу. — Госпожа Андо приказала мне переписать сорок раз. А столик здесь уж больно маленький. Едва листок с чернильницей убирается. Вот ты и будешь читать мне эти… мудрости, а я стану записывать. Так быстрее дело пойдёт.
— Ой, госпожа! — Угара даже попятилась от неожиданности. — Может, кого другого прислать? Уж больно плохо я читаю.
— А я плохо пишу, — проворчала девушка. — Вот и будем учиться… вместе.
Видя, что служанка продолжает колебаться, Платина поинтересовалась:
— Тебе госпожа Азумо Сабуро приказала обо мне заботиться?
— Да, госпожа, — с готовностью подтвердила женщина.
— Ну так и заботься! — Ия почти силком всунула ей в руки злосчастную книгу, вернулась за столик, макнула кисть в тушь и скомандовала: — Начинай!
Читала служанка медленно, иногда чуть ли не по слогам, но подопечную подобный темп пока вполне устраивал. Она успевала не только выводить буквы со всей возможной тщательностью, но и вникать в текст, пропитанный самым махровым мазохизом:
«В древности на третий день после рождения девочки: помещали люльку с ней на пол ниже уровня лежанки, давали в руки глиняный черепок, а также совершали ритуальное очищение и молились предкам. То, что ребёнка помешали ниже уровня лежанки, должно было свидетельствовать о том, что девочка ничтожна и смиренна, а её основной обязанностью является подчинение другим. То, что ей давали глиняный черепок, означало, что она должна привыкать к труду, а её основным долгом будет проявление исключительного прилежания. А то, что в честь её рождения совершали ритуальное очищение и молились предкам, говорило о том, что она должна продолжить традицию жертвоприношений перед алтарём предков.» [3]
И остальное в том же духе. В некоторых местах девушка, не выдержав, возмущённо фыркала, и тогда Угара начинала торопливо извиняться, принимая её недовольство на свой счёт.
Когда у чтицы начал заплетаться язык, Платина прекратила писанину и, перебравшись на кровать, посоветовала:
— Ты бы тоже присела.
— Что вы, госпожа Сабуро, — потупилась служанка. — я не смею сидеть в присутствии благородной госпожи.
— Тогда я пойду по саду пройдусь, — сказала Ия, поднимаясь. — А ты пока отдохнёшь.
— Спасибо за заботу, добрая госпожа.
В очередной раз подивившись местным порядкам, девушка накинула зелёный шёлковый плащ и вышла из домика.
Очень неторопливо прогуливаясь по выложенной камнями дорожке, она внимательно оглядывалась вокруг, находя всё больше следов запустения. Более-менее пристойно выглядели только хозяйский дом и гостевой павильон. Все прочие постройки казались старыми, скособоченными, явно заброшенными, а у некоторых даже крыша провалилась.
Выйдя на веранду, наставница заметила прохаживавшуюся ученицу и, обувшись, направилась к ней.
Платина последовала навстречу старушке.
— Вам что-нибудь нужно, госпожа Сабуро? — суховато поинтересовалась та.
— Ничего, госпожа Андо, — поклонилась гостья. — Просто я устала сидеть. Ноги затекли. Сейчас немного пройдусь и начну вновь переписывать книгу мудрости Есионо Тонго.
— Вы уже запомнили что-нибудь из «Наставлений»? — спросила хозяйка дома.
— О да, госпожа Андо, — подтвердила Платина и, прикрыв глаза, попыталась максимально точно процитировать особенно поразившее её высказывание: «Женщина должна пройти через чувство позора и проглатывать обиды даже тогда, когда другие люди говорят про неё недоброе или делают ей плохое. Пускай она всё время пребывает в трепете и страхе. Вот таким образом она должна воспитывать в себе чувство ничтожности и смирения перед другими». [4]
— Хотя вы немного перепутали слова, у вас очень хорошая память, госпожа Сабуро, — поощрительно улыбнулась собеседница и добавила, сурово сведя брови к переносице: — Надеюсь, вы понимаете, что речь здесь идёт о людям благородных, а не о простолюдинах или рабах?
— Разумеется, госпожа Андо, — заверила Ия. — Книга же написана для благородных женщин, а значит, в ней имеются ввиду только дворяне.
— Правильно, — важно кивнула наставница, направляясь к уборной.
«Нет, мне очень повезло, — думала девушка, торопливо шагая к павильону. — Если бы не монашка, то, не зная местного языка и обычаев, я бы точно опять в рабство попала. Аж мурашки по коже. Как там в книжках про попаданцев? Рояль в кустах! Ох, спасибо тому, кто его там поставил!»
Вдруг её ноздрей коснулся знакомый, пряный аромат. Принюхавшись, она обернулась в сторону кухонного навеса, от которого, кажется, пахнуло корицей? Нет, показалось.
Едва Платина вошла в павильон, служанка бодро вскочила с табурета.
— Продолжим, Угара? — предложила Ия.
— Как прикажете, госпожа, — смиренно поклонилась женщина, взяв со столика книгу с торчавшей вместо закладки синей шёлковой ленточкой.
Когда язык у служанки вновь начал заплетаться, девушка отложила кисточку в сторону. Она тоже очень устала и с удовольствием предложила чтице отдохнуть.
— Слушаюсь, госпожа, — с довольным видом поклонилась служанка и предложила, аккуратно закрывая книгу: — Быть может, принести чаю?
— Неси, — кивнула подопечная. — И себе чашку захвати.
— Не смею, госпожа, — смиренно потупилась собеседница.
— Считай, что я тебе приказала, — усмехнулась девушка. — А если не хочешь сидеть, то пей стоя. У тебя же, наверное, всё в горле пересохло.
— Немножко, госпожа, — несмело улыбнулась Угара.
— Ну так неси чай, сейчас попьём, — предложила Платина.
— Да, госпожа, — поклонилась собеседница. — Я сейчас.