Разоритель Планет (СИ)

— Я! Я выберу! Не трогай ее! — раздался громкий голос человека, а на глазах его выступили слезы.
Человек в шляпе повернул голову в направлении своего «раба», а сам аккуратно спустил руку с плеч на талию девочки. Ее прямо-таки трясло от одного прикосновения этой твари, что сидела рядом. Нет. Он не был человеком. Это было нечто, с чем даже какой-нибудь рогариец никогда бы не сравнился. Он был человеком, который нес зло другим людям и, будто бы, имел удовольствие от этого. Маньяк.
— Делайте Ваш выбор. Кстати… При борделе есть еще и стриптиз-клуб. А Ваша дочка… Мне кажется, довольно гибка. А ножки… Какие ножки. Так и представляю, как ими она обхватывает шест. М-м-м-м-м… Прекрасная для тебя работка будет, девчоночка, — человек отпустил девушку, а после поднялся. — Делайте ваш выбор.
— Жена. Дочь оставьте. Она — невинный ребенок. Она ничего плохого людям еще не сделала… Не смей трогать её, — проговорил человек, после чего получил очередной удар с ноги по почкам.
— Ссать будешь кровью за «ты», — послышался голос сверху.
— Хорошо-хорошо. Успокойся, Чаки. Пускай тыкает. В его случае только так и остается выплескивать ненависть. Знаешь, мил человек… Иногда стоит запугать того, с кем работаешь. Привести в пример варварство древности и вдруг на пару мгновений стать этим самым варваром. Актерское мастерство, так сказать. А теперь… Прошу простить. Мы уходим, а Вы оставайтесь, юная леди. Надеюсь, что мы несильно натоптали, — человек с улыбкой пошел в направлении выхода, а один из бугаев взял под руки женщину, что сидела на диване, и быстро поднял ее.
Она пыталась что-то кричать, но кляп во рту не давал. Пыталась вырваться, но тут подошел и второй бугай. После этого Чаки еще раз ударил Шпака, но на этот раз в живот. Сверху смотрели молодые, но холодные голубые глаза. В них не было никакой детскости, хоть на лице и едва пробивался пушок, но был какой-то страшный цинизм, который так и исходил из этого молодого человека, что проследовал за своим начальником.
— Я свяжусь с Вами завтра. Нам нужно будет провести собеседование. Сами понимаете… Все же Вы теперь мой сотрудник. Добро пожаловать в корпорацию, так сказать, — послышался голос выходящего ублюдка.
Они ушли… Ламинат дубового цвета был изрядно запачкан грязными сапогами. Мужчина сел на пол, потом поднялся на четвереньки. Живот болел, болела и спина, по которой пришлось несколько ударов Чаки. В глазах все расплывалось из-за обилия влаги, но соленая вода постепенно стекала вниз, освобождая зрение от дымовой завесы. Напротив сидела девочка, она пыталась подняться с дивана, сначала немного пододвинулась к краю. Было слышно хлюпание носом и какое-то подвывание. Человек тем временем медленно поднялся на ноги с болезненной улыбкой, после чего пошел навстречу дочери. Он прижал ее к себе… В этот момент было не до того, чтобы освобождать руки или отрывать клейкую ленту с губ. В голове летали обрывки мыслей и полное непонимание того, что произошло. Как он — человек, что учился и стрельбе, и самообороне, — не смог дать отпора шайке бандитов? Хотя? Какие это бандиты? Нет… Это что-то страшнее. Почти бандиты, но их, вероятно, не будет преследовать закон. Хотя… Надо было бы связаться со знакомыми в полиции… Да. Только позже.
Человек поднял голову дочери немного выше. В глазах ее кипела слеза, а губы будто бы дрожали. Аккуратный носик, серо-голубые глаза, лицо, постепенно сужающееся к подбородку, девочка смотрела на отца с непониманием того, за что сегодня с ними случилось это. Человек аккуратно начал отклеивать скотч. Было видно, что ей больно, она сморщилась, но стояла ровно. Красные губы медленно освобождались от прозрачной завесы, а хныканье слышалось все отчетливее. Еще один миг, и рот был освобожден.
— Они ничего не сделали с тобой, Кира? — спросил Генрих, а девочка лишь помотала головой, а после прижалась к телу отца, а он снова обнял дочь. — Я… Я обещаю. Я отомщу, дочка. Завтра свяжусь с дядей Колей… Может, он сможет помочь. А пока… Надо твои руки освободить.
 
Мужчина положил руку на плечи Киры, а после повел дочь к одному из шкафчиков. Пара минут и в руках мужчины уже оказываются старые добрые ножницы, которыми он и освобождает руки девушки. Сама она была где-то метр семьдесят, а отец был выше, что-то около метра восьмидесяти. Он был крепким мужчиной, но все же оказался довольно слабым для того, чтобы противостоять злу, которое навалилось на них со всех сторон.
Они в молчании вместе проходят в кухню… На полу виднеется пара кусочков мяса, которые, видимо, случайно уронил чернокожий, когда ел прямо из сковороды. Слева от плиты была опущена компактная столовая панель, которая была сделана в том же дубовом цвете, что и пол квартиры. Стены же в большей части были белыми, кроме места для готовки — здесь, над плитой и раковиной, расположилась голубая плитка. Генрих взял две тарелки, после этого начал накладывать макароны из кастрюли… Несколько макаронин лежало на поверхности плиты. Негр, судя по всему, сунул свои грязные руки и сюда. Хотя… Почему руки? Также на столе валялась и грязная ложка, которая пусть и была довольно эффективно вылизана, но все же не освободилась от части подливы. Человек с омерзением посмотрел на остатки деятельности одного из своих поработителей. В этот момент в голове возникала картинка того, как он бы засунул эту ложку в пасть этого ублюдка. Да. Крик… Попытки вырваться. И медленно проникающий в глотку металлический предмет. Разрезанные миндалины и кровь из глотки. Но… Генрих вряд ли бы смог это сделать. Он не был тем, кто способен на убийство. Кажется, что не был. По крайней мере, на этой мысли он себя и поймал, когда представил этот образ. Мяса в сковородке оставалось не так много, поэтому человек положил побольше в тарелку дочери, себе же бросил три или четыре кусочка.
Он поставил тарелку с большим количеством мяса перед дочерью, но… Услышал в ответ:
— Отец, тебе нужно больше мяса… — сказала она, достаточно громко шмыгнув.
— Нет, Кира. Ты растешь еще. Тебе оно нужно больше.
— Но ты завтра пойдешь на встречу с этими… — в момент этих слов девчонку буквально передернуло.
— Да. Пойду, но я выдержу и без этого. Вот скажи мне… Со скольки они здесь?
— Я… Не помню. Ну… Где-то в двенадцать уже тут были.
Человек обернулся на голочасы, на которых светились цифры «19:34».
— То есть… Семь часов.
— Да.
— Угу… Они вас не трогали?
— Ну… Один из этих… Ну… Здоровых ударил ей в челюсть, когда она начала кричать. Потом связали.
— А этот… в шляпе. Он назывался?
— Я не помню…
— Он тебя не лапал?
— Нет. Мне кажется, что он не совсем тот, кем кажется. Он был… Ну… Очень учтив. На бугая наорал за этот удар…
— Но… Он все же приказал вас связать. Нет. Тебе кажется, Кира. Этот корпорат — само зло.
— Может быть… Но… Мне кажется, что если бы он был уж совсем тварью… Он бы воспользовался этим правом… — в этот момент на лице девушки снова возникли слезы, но она стихла, после чего медленно начала жевать мясо.
…
Где-то через час девушка уже лежала на диване. Миниатюрная фигурка в розовых шортах и желтой майке практически растворялась в бежевом цвете дивана, а отец сидел рядом. На коленях его лежали ее ноги, а он, как-то тупо смотря в одну точку, массировал их. В голове крутились картинки. Одна за другой. То, как он расправился бы с этим ублюдочным пареньком, как бы выбивал дух из самодовольного «мафиози», снова всплыла картинка с негром, в глотке которого оказалась ложка, и от этого мужчина поморщился.
— Пап… — тонкий голосок вывел отца из мыслей, и он повернул свой болезненный взгляд на такое же бледное и болезненное лицо девочки. — Я хочу кое-что сказать…
— Что же?
— Пожалуйста… Пап, не рискуй. Не нужно пытаться мстить. Просто делай то, что говорят. Ты… Ты геройством ничего не сделаешь, — в этот момент на глазах девушки снова появились слезы, а человек отвел взгляд, она же практически прошептала. — Но сделаешь меня сиротой.
— Хорошо… Я постараюсь держать себя в руках.