На поверхности (ЛП)

— Питер, Тея. А мою жену зовут Дженис, не забывай.
— Не забуду.
И я не забыла.
Дженис была такой же доброй, как и Питер, и они оба взяли меня под свое крыло. Особенно в мой первый день в школе.
Когда я столкнулась лицом к лицу с человеком, встреча с которым никогда не должна была меня пугать.
С Адамом.
Он выглядел измученным. Несчастным. На самом деле он выглядел таким же измученным и несчастным, какой я чувствовала себя внутри.
Он не смотрел на меня.
Скорее он смотрел мимо, и это ранило больше всего на свете.
Но я знала почему. Знала, почему он не мог взглянуть на меня, потому что, если бы он это сделал, то открылась бы правда.
О том, как он предал меня, как он предал нас.
И за это я его никогда не прощу.
  
Глава 18
 
Тея
Сейчас
Когда золотая медаль легла мне на грудь, я улыбалась, но внутри чувствовала себя мертвой.
Я не ощущала радости, не в эту минуту. Мне было так больно до глубины души, что ничто не могло исцелить это, и у меня не было другого выбора, кроме как идти дальше. Просто продолжать жить дальше и делать для этого все возможное.
Как я всегда и делала.
К счастью, мне больше не приходилось беспокоиться о новом месте жительства, еде или крыше над головой.
Я была богата.
Я заслужила свое будущее и имела право на то, чтобы оно было ярче прошлого.
В тот момент, когда заиграл государственный гимн, и толпа завопила от радости, я не подпевала. Я просто шевелила губами, ища его на трибунах.
Конечно, Адама там не было.
Ненависть к нему переплелась с давней любовью, которая была моим проклятием. Взглядом я нашла Анну и Роберта, но Адама, как он и обещал, не было. Я сильнее ощущала это отсутствие сейчас, когда чувствовала боль в мышцах, которые долго не работали. Боже, я все еще ощущала его внутри себя, хотя его здесь не было.
Несмотря на то, что я проснулась в пустой кровати.
У Адама даже не хватило порядочности поцеловать меня на прощание.
Ублюдок.
Монотонный звук гимна стих, но я не осознавала этого. Фактически, я сдвинулась с места только тогда, когда девушки по обе стороны от меня, в том числе Хилари Бентон из сборной США, занявшая третье место, суетливо сошли с пьедестала.
Чувствуя себя хрупкой, черт, хуже — ломкой, я направилась в раздевалку.
Сегодня наступило начало моей новой жизни, потому что сегодня на моем счету было шесть золотых олимпийских медалей.
Я была не просто Теодозией Кинкейд, цыганкой, перекати-поле, приемным ребенком, объектом для благотворительности.
Мое имя собирались записать в учебники истории.
Сделав глубокий вдох при этой мысли, я стала пожимать руки народу, который стал собираться возле шкафчиков, в нужный момент притворяясь, что смеюсь и улыбаюсь.
Сбежав, наконец, я стала пробираться сквозь толпу, зная, что Анна и Роберт будут меня ждать.
У меня не было никакого желания видеть их, и я знала, что если просто исчезну, это ранит их чувства, но мне было все равно.
Меня это не волновало.
Мне нужно было исчезнуть.
Я спрятала свой чемодан в шкафчик раздевалки, когда переехала из Олимпийской деревни в номер соседнего отеля, где мне не нужно было находиться рядом с другими спортсменами. Я была зла на Лори, которая прошлой ночью не пришла ночевать, поэтому игнорировала ее сообщения.
Предательница.
Конечно, было глупо винить ее, поняв, что единственной предательницей здесь была я. Я была тем, кто впустил Адама в свое тело, кто не выставил его за дверь.
Я даже не могла понять, что меня так расстроило. В конце концов, он же сказал, что уезжает, только я не ожидала, что он уйдет сразу после вчерашней ночи.
Проснуться в одиночестве, ощутив себя партнершей на одну ночь?
Боже, как мне хотелось оторвать ему голову.
Эта мысль наполнила негативными эмоциями, которые стали бушевать во мне, и когда они переполнили меня, я поняла, что мне нужен отдых. Возможность поразмышлять, возможность подумать о своих следующих шагах. Мне бы не удалось сделать это в Деревне. В честь меня должна была пройти вечеринка, и хотя было невежливо с моей стороны избегать ее — и мне определенно нужно было расслабиться, — это было последнее, с чем я могла справиться прямо сейчас. Мне нужно было пространство. Немедленно.
 
Когда я вышла на улицу со своим чемоданом, не встретив Роберта или Анну, я почувствовала себя большим победителем, чем когда выиграла золото. Поймав такси, я быстро заскочила в него, — если немедленно не выберусь отсюда, то сойду с ума.
Дав водителю адрес отеля, номер в котором забронировала утром, я достала зазвонивший телефон. Я позволила звонкам идти на голосовую почту и игнорировала сообщения, как всегда делала, когда хотела помучить себя, чтобы вспомнить, почему в этом фарсе слишком трудно было участвовать.
Я открыла «Фейсбук».
Отыскав профиль Марии Рамсден, урожденной Лопес, я уставилась на них.
Всех троих.
Счастливую семью.
Рядом с Адамом должна была стоять я, а не сука, которая пыталась меня убить, но, как я довольно быстро поняла, элита всегда держится вместе. Сомкнув ряды, чтобы защитить себя от нас, простой черни, не заботясь о сердцах, которые они разбили на своем пути.
Ребенок, Фредди, был похож на своего отца, а его отец выглядел так же, как любовь всей моей гребаной жизни. Малыш был красив. Абсолютно великолепен. Но меньшего я и не ожидала.
Как будто фарс передо мной не может быть красивым.
Как будто.
Если бы.
Они хотели помучить меня? Им это удалось.
Я сжала губы, когда в верхней части экрана возник поток всплывающих сообщений от Анны и Роберта, тренера, который требовал моего присутствия на пресс-конференции, как и от остальной команды.
Мне не хотелось называть родителей Адама «семьей», но так оно и было. Возможно, они разбили мне сердце, но они также дали мне шанс быть здесь сегодня. Совершать рекорды. Иметь весь мир у моих ног.
Я прикусила нижнюю губу, чувствуя себя злой и неблагодарной, но просто… Я знала свои пределы.
Добравшись до отеля, я отправила Роберту сообщение, в котором объяснила, что мне нужно было исчезнуть.
Поскольку он был классным и по-своему поддерживал меня до последнего, он ответил, что все в порядке, но пресса требует со мной интервью.
Я: Помните Рене Лизетт?
Роберт: Журналистку?
Я: Ага. Я поговорю с ней.
Роберт: Где она работает?
Я: Не знаю, не важно. Я поговорю с ней. Дам ей сенсацию.
Роберт: Как тебе будет угодно. Ты уверена, что не хочешь отпраздновать сегодняшнее событие? Ты блестяще справилась, Тея. Я не мог бы гордиться тобой больше, если бы даже попытался.
Я: Определенно нет, но спасибо. Я просто немного ошеломлена происходящим.
Я не была ошеломлена. Я была в порядке. Затем Адам испортил все, заявившись прошлым вечером и напомнив обо всем, что было неправильным в моей жизни. Обо всем, что сделал неправильным он.
Войдя в отель, где на полу по всей длине фойе располагалась причудливая небольшая спа-ванночка. Я посмотрела на мужчин и женщин, погрузивших в них свои ноги, все свое внимание сосредоточив на экранах своих телефонов, и, захваченная этой идеей, зарегистрировалась, дала носильщику, как рассчитывала, эквивалент десятидолларовых чаевых, и направилась к ним.
Когда мои ноги оказались в воде, что-то во мне успокоилось.
Как всегда.
Вода никогда меня не подводила.
Никогда.
Прислонившись головой к стене позади себя, я постаралась расслабиться, пытаясь найти утешение в том, что всегда будет частью моего кошмара.
Потому, что кто такие Адам, и остальная часть его семьи, и Мария?
Католики.
Все они.
А это означало, что развод был запрещен, и это с лихвой обеспечивало меня будущим, наполненным горькой сладостью невыполненных обещаний и утреннего секса, что заставляло меня чувствовать себя жалкой и потерянной.