Феи Гант-Дорвенского леса (СИ)

Но разве ж эта девчонка додумается до такого?
— Прости, — заговорила она, и голос её сделался грустным. — Ну, теперь я вижу, что тебе можно верить.
— Видеть она может! — захныкал Имбирь, утирая слезы мохнатыми лапками. — Обязательно предков надо было вспоминать для этого?!
— Ну извини! Спригганы говорили о каком-то пикси, и я подумала…
— Ну всё, братец Имбирь, я тут больше не нужен, — скорее спросил, нежели заявил Рэнди. Он хотел поскорее уйти отсюда и не видеть, как Имбирь добровольно, без задней мысли становится человеческим пленником. Эх, а ведь эта девочка казалась такой любезной! И ведь страшно то, что она этих перчаток даже не увидит, а Имбирь, гордый и обиженный, ни за что про них не расскажет.
Ну, если она не глазач, конечно.
— Спасибо, добрый сосед, — слегка поклонилась ему девочка. Бегир отпустил под нос пару непристойных ругательств и натянул дырявую шапку до бровей.
Но то, что вежливая, это хорошо. Ещё не хватало, чтобы она к нему не с почтением обращалась, а старой кочергой назвала, или того хуже. Кто их знает, этих нынешних детей.
* * *
Тилли не понимала, что конкретно сейчас произошло; вероятно, что-то очень важное и значительное. Она это поняла по поведению назойливого Имбиря (который, вопреки своему обыкновению, не пытался разжалобить её или обвинить во всех бедах), по мрачному взгляду бегира, подземной феи, по нависшему в норе напряжению… Если бы в этом месте было чуть-чуть посветлее, возможно, она бы ещё что-нибудь заметила, но, к сожалению, она не умела видеть в темноте, так что ничего не попишешь.
Из угрюмых и односложных ответов Имбиря Тилли узнала, что ему не удалось раздобыть им еду, потому что какая-то очень сильная фея прогнала его из того дома. Скорее всего, он приврал: ну какие феи могут быть в городе? Боглы — да, брауни, может быть, и то не везде, а только там, где хозяйство хорошее. Однако Тилли пребывала в уверенности, что никакой это был не брауни и даже не доби, а просто противному пикси надо было как-то себя оправдать, вот он и выдумал фею с мухобойкой.
Впрочем, неважно, из-за чего на самом деле Имбирь провалил задание Кейтилин. Важно другое: теперь у них нет еды и, самое страшное, они даже не могут вылезти наверх, чтобы набрать хворосту для костра. А ведь под землё было очень холодно, у Тилли уже начало сводить ноги. Сколько им тут сидеть, день? Ночь? Конечно, у них оставалось немного еды в корзине, могло быть и хуже, разумеется, но настроение всё равно почему-то было паршивым.
— Имбирь, — заговорила она, пытаясь спрятать ледяные ступни под юбкой, — нас тут точно не найдут до утра? Ты уверен в этом?
— Ну да, — растерянно произнёс пикси. Он рассеянно глядел на свои маленькие ладошки, которые покрывались красной плёнкой, как будто бы обрастали новой кожей. — Это же драконово логово. Они в такие норы переселяются, когда приходит время на зиму оставаться. За их запахом вас точно никто не услышит!
  
Глава 18
 
Пока Кейтилин спала, Тилли сама пыталась хотя бы немного подремать, разобрать вещи в корзинке, а также чем-нибудь перекусить. Ничего из этого у неё не вышло: темнота была такая, что хоть глаз выколи, и, даже привыкнув к ней, работать всё равно не представлялось возможным, а заснуть… Вот почему-то не выходило, и Тилли не понимала, почему. Порой ей даже удавалось ненадолго прикорнуть, но вскоре она просыпалась, и у неё начинала жутко болеть голова. Имбирь убежал сразу после того, как рассказал, где они: поганец понял, что сейчас его будут бить, и исчез, пропищав напоследок: «Я за едой! И маленьких не бьют!».
Угу, маленьких не бьют. Да этот маленький наверняка раза в три старше её матери, чтоб ему пусто было.
Несмотря на то, что Имбирь поклялся именем предков, Тилли всё равно сомневалась в его честности. Ну, то есть он их спас, разумеется… да вот только не сам, во-первых, а во-вторых — то, что он не сдал их спригганам, ещё не означало, что ему можно верить. Этот пикси всё равно оставался хитрым, самодовольным и приносящим проблемы.
 
А теперь он ещё и смылся куда-то. Да за какой едой он пошёл, если прямого приказа Кейтилин не выполнил? Ну что за баран.
Эти мысли натолкнули Тилли на размышления о том, в какую же беду они умудрулись вляпаться. Девочка смутно пыталась вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как Паучий Король начал с ней играть. Раз, два, три, четыре… четыре дня. Или пять, если считать тот кусочек, когда всё началось. Интересно, за сколько дней Луна сделает свой круг? Тилли ведь умела считать только до десяти… Надо, конечно, спросить у Кейтилин, она ж книжки читает, вдруг знает?
Хотя куда там, откуда же ей знать. Разве в книгах о таком пишут? Там только умные вещи, умные и бессмысленные…
«Наверное, мама уже меня похоронила», — с грустью подумала Тилли. Глаза защипало, и девочка потёрла их пальцами, чтобы не разреветься вновь. Она с тоской вспомнила осторожные объятия мамы, её тихий голос, задумчиво рассказывающий о нравах фей; вспомнила себя, маленькую, как она клала голову на мамины колени и завороженно смотрела на неподвижное и дружелюбное лицо. Тилли ведь всегда гадала, о чём мама думала: может быть, представляла себе злобных жителей Гант-Дорвенского леса? Или вспоминала свою маму, бабушку Тилли, утащенную мерзкими мерроу? А, может, надеялась, что её дочки доживут хотя бы до старости, если уж не одна, так другая?
Тилли не находила ответа, а спрашивать почему-то стеснялась. Быть может, если бы она взглянула маме прямо в глаза, то, возможно, поняла бы… Но они хранились где-то под водой, в чертогах дракона Таргатоса, и мама после этого никогда не снимала повязку с лица.
Размышляя об этом, рука Тилли невольно коснулась глаз, и девочка заморгала. Вроде на месте, и даже оба. И вообще, чего это она придуряется! Глаза потерять ей пока не светит, если только вдруг какая-нибудь фея не захочет сыграть с ней дурную шутку.
Хотя очевидно, что ей своей смертью умереть не придётся. Или не умереть, а вечно служить феям, глядя на то, как Паучий Король пожирает всех жителей города. А, может, всё случится намного раньше, и кто-нибудь из фей (Гилли Ду, спригганы, фир-дарриги, может, кто ещё подтянется) съест её и Кейтилин вместе с ней.
Вот уж устроила она себе проблем, на свою-то голову. А ведь могла бы просто отдать им Кейтилин, забрать себе её корзинку и не мучиться потом.
Эти мысли, а ещё жёсткая земля и страх («а ну как придут драконы?») мешали Тилли заснуть. Она ворочалась, закрывала глаза, видела яркие и нерадостные образы из своей жизни, ей становилось душно, она переворачивалась на другой бок, и так продолжалось до бесконечности. К тому моменту, как Кейтилин проснулась, Тилли успела несколько раз поплакать, от отчаяния искусать обе руки, рассадить кожу на пальцах, вообразить самые страшные вещи про Имбиря и как следует проголодаться.
— Ох, Тилли, — раздался слабый голос Кейтилин. Тилли дёрнуло от неожиданности, и девочка испуганно вздохнула. — Прости, пожалуйста, я не хотела тебя пугать…
— Дык ты б осторожней была, чумичело, — грубо ответила Тилли, стараясь привести в порядок своё дыхание. Вот дурная, совсем уже пуганая стала, от любого звука с ума сходит… — Этак ты до смерти меня доведешь!
Кейтилин осторожно привстала. Её глаза напряженно вглядывались в темноту: по всей видимости, она смутно видела свою спутницу, но не могла как следует её рассмотреть.
— Где мы? — спросила тихонько девочка, руками ощупывая землю вокруг себя. — Это… землянка?
 
— Какая землянка, дуреха, — хмыкнула Тилли. — В землянках светло и сесть по-нормальному можно. Имбирю своему спасибо скажи: придурок нас в драконью берлогу затащил.
— Драконы? Имбирь? Ничего не понимаю…
Кейтилин держалась за голову, как будто она болела. Что было вполне вероятно — она могла запросто удариться ею об землю, когда падала вниз. Тилли просто этого не видела, потому и значения не придала. А ведь, если подумать, Кейтилин могла и без мозгов после такого удара остаться, или чокнуться окончательно… Хорошо, что всё обошлось.