Порезы (ЛП)

Он смотрел, как они приподнимаются и опускаются от ее рыданий и стонов.
Обхватив одну из грудей окровавленной ладонью, он почувствовал под ней бугорок соска. Он сжал грудь. От крови та стала скользкой.
Его член напрягся и буквально вырывался из джинсов, создавая болевые ощущения.
Зажав нож между зубами, он расстегнул молнию и освободил его.
 8. Просьба 
 
Когда Ян вошел в свой темный дом, в его ушах все еще стоял рев Ягуара. Он осторожно прошел через кухню. Оказавшись возле застекленной двери гостиной, он взглянул на задний двор и бассейн.
На какой-то миг он подумал выйти на улицу и немного посидеть там, в дымке ночного тумана.
Нет, для этого он найдет время как-нибудь в другой раз.
Он вошел в кабинет и зажег свет. Для того, чтобы глаза привыкли к яркости, потребовалось несколько секунд. Он медленно прошелся взглядом по письменному столу, выдвижным ящикам, столику для игры в покер, двум тумбочкам под телевизор и настольной лампе в углу.
- Она должна лежать где-то здесь, - пробормотал он.
Было бы довольно глупо провести остаток ночи, роясь во всем этом беспорядке.
Нужно просто хорошенько подумать.
Он подошел к мягкому креслу, расчистил себе место, убрав с него три толстые папки и сел.
Ну а теперь вспоминай. Когда ты звонил ему последний раз? Кажется, в понедельник, прямо с факультета. Хотя, нет, он звонил мне позже. Но когда? В среду? Нет, в среду я звонил ему сам. Отсюда. Откуда именно? Скорее всего, я стоял тогда возле стола.
Ян подошел к столу. Вроде бы телефон должен был лежать где-то на нем. Он отодвинул кресло на колесиках к стене. И увидел, что телефон лежит на полу. Точнее не совсем на полу.
Из под него торчал черный уголок потрепанной адресной книги.
Когда он вытащил книгу, телефон со звоном упал.
Из верхней части книги, словно закладка, торчала карточка с номером телефона Арни Барнингтона.
Ян посмотрел на часы. Час пятнадцать. Значит в Нью-Йорке уже пятнадцать минут пятого.
Слишком поздно.
Или, наоборот, слишком рано.
Он положил карточку на клавиатуру печатной машинки и отправился в спальню.
Сон не шел. Лежа в постели и глядя в темноту, он думал о Эмили Жан, считающей что ее жизнь прожита впустую, и о Лоре, на восстановление отношений с которой у него не осталось ни единого шанса.
Лора.
Боже, неужели с тех пор прошло уже целых семь лет? Неужели он сумел прожить без нее так долго?
Он заставил себя сменить тему.
Он начал размышлять о своей работе, и вскоре сон все-таки пришел.
Проснувшись утром воскресенья, Ян сложил руки за головой и глубоко вздохнул. В прохладном воздухе витали тонкие ароматы осени. Чем может пахнуть осень? Жжеными листьями. Но жжеными листьями совсем не пахло. Почему-же тогда он решил, что в воздухе пахнет осенью?
Возможно просто потому, что он знал, что на дворе стоит октябрь? Или потому, что после обеда он собирался посмотреть Футбольный матч в Городском Колледже?
Нет, причиной этому должно быть нечто большее.
Но сам воздух словно молчал об этом. И еще навевал грусть. Он нес в себе тишину, пугающую, словно намекающую на какие-то потери. И заставляющую волноваться.
Лора сейчас улыбнулась бы и сказала:
- Ты чокнутый. В Калифорнии не существует времен года.
Ян постарался отогнать от себя мысли о ней.
Он посмотрел на пустующую вторую половину своей двуспальной кровати а затем быстро встал и накинул на себя фланелевый халат. На комоде он увидел блокнот, который брал вчера с собой на собрание Социального Комитета. Взяв его, он направился в кабинет.
8:45. В Нью-Йорке уже почти полдень.
Вряд-ли Арни все еще спит.
Ян взял с клавиатуры печатной машинки карточку и набрал номер Арни.
Он дождался, пока гудок в трубке повторится десять раз.
Никто не ответил.
Давай же, Арни, где ты? Сегодня же утро воскресенья, и ты просто обязан быть в своем люксе.
Приняв душ, Ян заварил себе чашку кофе и уселся за письменный стол. Он написал три страницы романа. А затем, приготовив себе порцию Кровавой Мери, снова набрал номер Арни.
 
На этот раз трубку сняли после трех гудков.
Гнусавый мужской голос произнес:
- Ассоциация Арнольда Баррингтона. - Это явно был не секретарь Арни.
Конечно, нет, подумал Ян. Сегодня же воскресенье. Скорее всего, это какой-нибудь его приятель.
- Я хотел бы поговорить с Арни.
- Как ему вас представить?
- Ян Коллинз.
- О, Ян! Если я не ошибаюсь, Эван Чандлер?
- Совершенно верно.
- О, как же я рад, что наконец-то могу с вами пообщаться. Я просто обожаю ваши романы. Они шикарны. Особенно "Некоторые Называют Это Сном"! Что тут сказать? Потрясающая книга. Очень надеюсь, что и экранизация не подкачает.
- Уверен, что все будет в порядке. Если фильм получится хреновым, во всем будет виноват Арни и его со-продюсер, то бишь я сам.
- Я просто уверен, что картина выйдет отличной. Кстати, меня зовут Деннис.
- Как дела, Денис?
- О, теперь просто супер. Вы сделали мое воскресное утро. Не думаю, что у вас слишком много времени, чтобы тратить его на разговоры со мной. Сейчас я позову Арни. Подождите буквально секундочку.
- Конечно. Спасибо.
Он сделал глоток Кровавой Мери. Пожалуй, нужно добавить побольше Табаско.
В трубке вновь послышался голос Денниса:
- Сейчас Арни подойдет.
- Спасибо, Денис.
- Не за что, невероятно был рад с вами пообщаться. Я ваш настоящий поклонник. И с нетерпением жду встречи с вами, так сказать, во плоти. Мы все обязательно придем на премьеру.
- Да. Надеюсь, что там и увидимся.
- Уж я там обязательно буду. Чао, Ян.
- До встречи, Деннис.
- Ян? - Сказал Арни.
- Привет, Арни. Извини, что беспокою тебя в воскресенье.
- Ты никогда не беспокоишь меня, дружище. Как дела в солнечном Лос-Анджелесе?
- Прекрасно и солнечно.
- О, иногда я просто умираю от зависти.
- Мне кажется, что если ты когда-нибудь покинешь свой Нью-Йорк, то просто умрешь от скуки.
- А ведь ты чертовски прав. Думаю, что просто иссохну от тоски, если когда-нибудь уеду отсюда. Но естественно, в планах у меня такого нет. Ладно, чем могу быть полезен?
- У меня к тебе одна большая просьба.
- И если я выполню ее, сделаешь ли ты мне одолжение, отказавшись от своей безрассудной одержимости к просветлению юных умов, и начнешь ли писать полный рабочий день?
- Но мне нравится просветлять юные умы, - сказал он.
- Ты же знаешь, что если откажешься от этого, наши доходы могут стать в два раза больше.
- Ты постоянно говоришь мне об этом. Но все-же я не собираюсь прекращать преподавать. По крайней мере пока.
- Но ты же понимаешь, что это эгоистично. Твои поклонники жаждут больше книг.
- Им просто нужно быть более терпеливыми.
- Не понимаю, чем тебя так притягивает эта работа в классе.
Естественно, он не понимает, подумал Ян. Ему никогда этого не понять.
- Думаю, что ты просто не в силах оторваться от лицезрения всех этих юных, симпатичных девиц.
Ян усмехнулся:
- Безусловно, это тоже одна из причин.
Это и в самом деле было одной из причин. Не лицезрение, а общение, причем не только с юными и симпатичными девушками, а абсолютно со всеми: с симпатичными и не очень, сексуальными и самыми обычными, с немного наивными и с умными. Да и не только с девушками, но и с ребятами тоже: задорными и застенчивыми, спортивными и не очень, с тихонями и даже с настоящими хулиганами.
А другой причиной было общение с преподавателями и сотрудниками школы. В их число входили и секретари с клерками, кажущиеся порой даже более человечными и доброжелательными, чем большинство учителей. Преподаватели тоже были абсолютно разными: нетерпеливые, часто робковатые совсем молодые учителя; настоящие профи; лодыри, большую часть уроков посвящающие показам кинофильмов; высокомерные педанты; настоящие детоненавистники, а так-же педагоги старой закалки, уставшие от своей профессии, но не видящие без нее жизни.