Горький шоколад (СИ)

— Подслушивал, — фыркнул Флоримон.
— Совсем нет! — покрасневший от стыда ребенок замотал головой. — Я случайно!
— Конечно случайно, — поспешил приободрить Кантора Жоффрей, пока дело не дошло до слез.
Потом глубоко вздохнул и произнес:
— Послушайте меня, мальчики. Сейчас я вам скажу одну очень важную вещь, и вы должны мне поверить. Хорошо?
Дети согласно кивнули.
— Ваш отец жив, — де Пейрак почувствовал, как от волнения сжалось горло. Ему казалось, что он больше не в силах произнести ни слова.
— Где он?! Он здесь? Он приехал за нами? — посыпались вопросы от Флоримона.
— И за мамой? — вторил ему Кантор.
Де Пейрак покачал головой. Главные слова, что чуть было не слетели с его языка, так и не были произнесены. Последний вопрос, произнесенные робко, но с надеждой остановил его. Да, он уже был готов открыть правду детям, и спросить, не хотят ли они уехать с ним, с их отцом. Но мысль об Анжелике больно кольнула сердце. Мог ли он отнять у нее сыновей, даже если сами дети утверждают, что стали ей не нужны? Жоффрей видел собственными глазами, как она разговаривала с детьми, как касалась их, и у него не было сомнений, что она любит их. Что же могло измениться за такой короткий срок?
— Пока нет, — слова почему-то давались ему сейчас трудней, чем обычно. — Но он очень тосковал по вам. И хочет забрать вас с собой. Вам нужно еще немного потерпеть и никому об этом не говорить. Я знаю, что вы умеете хранить тайны. И если сохраните и эту, то скоро будете вместе с ним.
— Скоро? — с сомнением спросил Флоримон.
— Да, очень скоро, — тихо ответил де Пейрак. Голос совсем отказывался слушаться его. — А теперь идите, господа.
— Да, месье, — кивнул Флоримон, беря Кантора за руку. — Доброй ночи, месье.
— Доброй ночи, — как эхо, повторил за ним младший брат.
Жоффрей лишь кивнул, не в силах произнести ни слова.
***
На следующее после приема утро Анжелику навестила мадемуазель де Паражонк. Гостья явилась к ней вскоре после завтрака, возникнув из промозглого утреннего тумана, как угрюмая сова, увешанная множеством лент, с цепкими и наблюдательными глазами. Анжелика, усадив ее у камина, предложила ей горячих лепешек. Филонида долго рассказывала о своей соседке, мадам де Гоффре, которая только что «почувствовала последствия дозволенной любви», что должно было означать, что та через десять месяцев после замужества родила маленького мальчика. Потом она пожаловалась на то, как ее беспокоят «дорогие бедняжки». Анжелика решила, что она имеет в виду своих престарелых родителей, но на самом деле ее подруга говорила о собственных ногах, страдавших от мозолей. В конце концов, после бесконечных разговоров о ничего не значащих мелочах, после рассуждений о чувствах и заявлений типа «падает третий элемент», по поводу хлеставшего в окна дождя, Филонида, переполненная радостью из-за того, что может сообщить свеженькую новость, решила перейти на язык простых смертных:
— Вы знаете, что мадам Ламуаньон собирается выдать замуж свою дочь?
— Это прекрасно! Девушка некрасива, но у нее достаточно денег, чтобы составить себе
блестящую партию.
— Вы, как обычно, проницательнее всех, моя дорогая. Действительно, только приданое этой маленькой мышки может привлечь такого человека, такого красавца дворянина, как Филипп дю Плесси.
— Филипп?
— Разве вы не слышали об этом? — спросила Филонида, уставившись, на нее, не мигая.
Анжелика справилась с собой и сказала, пожав плечами:
— Может быть, и слышала, но не сочла это хоть сколько-нибудь вероятным. Филипп дю Плесси не может опуститься до брака с дочерью судьи, который, хотя и занимает высокий пост, имеет совсем не знатное происхождение.
Старая дева ухмыльнулась.
— В моем поместье крестьяне часто говорят: «Деньги можно найти только на земле, и,
чтобы поднять их, приходится нагибаться». Все знают, что молодой дю Плесси всегда испытывает затруднения в денежных делах. Он много играет в карты в Версале и, кроме того, потратил целое состояние на снаряжение для последней кампании; за ним ехала вереница мулов, которые везли его имущество. Шелк его шатра был так богато вышит, что испанцы использовали его, как мишень… Хотя я должна признать, моя дорогая, что этот бесчувственный прельститель дьявольски красив…
 
Анжелика не мешала ей продолжать монолог. После первого удивления она поняла, что ее покинуло мужество. Рухнул последний порог, который она должна была перешагнуть, чтобы насладиться теплом Короля-Солнца, — ее замужество с Филиппом. Она всегда знала, что это будет слишком трудным для нее делом, что у нее не хватит силы. Она была измучена, опустошена… Она всего лишь шоколадница, и никогда больше не сможет удерживаться на уровне дворянства, которое относилось к ней не слишком дружелюбно. Ее принимали, но желанной среди них она никогда не была… Версаль! Версаль! Блеск двора, сияние Короля-Солнца! Филипп! Прекрасный, недостижимый бог Марс!.. Она снова опустится до уровня мелкой буржуазии. И ее дети никогда не будут господами…
Поглощенная своими мыслями, она не заметила, что прошло немало времени. Огонь в камине погас, свеча начала чадить. Анжелика услышала, как Филонида окликнула Флипо, стоявшего около дверей:
— Бездельник, убери излишек с этого мерцателя.
Увидев, что Флипо открыл рот от изумления, Анжелика устало перевела:
— Лакей, сними нагар со свечи.
Филонида де Паражонк, вполне удовлетворенная, поднялась:
— Моя дорогая, вы как будто задумались. Я оставляю вас наедине с вашими размышлениями…
  
Глава VII
 
Жоффрей де Пейрак, в прошлом — один из самых богатых и влиятельных вельмож, колдун, Великий Лангкедокский Хромой, Золотой голос Королевства, а сейчас — изгнанник, пират, волшебник Средиземноморья — остался наедине со своими мыслями в пустынным доме. Он закурил сигару, всматриваясь в темноту за окном. Рассказы детей взволновали его и всколыхнули давние воспоминания о безоблачно счастливых днях в Тулузе. Мог ли он подумать тогда, насколько необычная женщина досталась ему в жены? Граф предполагал, что она укрылась с детьми в провинции, но мысль о том, что Анжелика могла пойти по иному пути, даже не приходила ему в голову. Каким образом ей удалось добиться того положения, что она сейчас занимала, и какие усилия она приложила для того, чтобы снова вернуть себе отель Ботрейи — эти вопросы чрезвычайно занимали Жоффрея.
Пейрак всегда знал, что деньги открывают любые двери и развязывают языки. Так что, не имея возможности выяснить все напрямую у Анжелики, он попытался собрать хоть какую-то информацию о жизни своей взбалмошной жены за те пять лет, что она жила без него. Самым простым было бы на свой страх и риск, наведаться к бывшему адвокату Франсуа Дегре, и надеяться, что молодой мужчина не раскроет его инкогнито, но все же Жоффрей оставил этот план на крайний случай, если все расспросы его подчиненных, следящих за мадам Моран, и звонкая монета не помогут в разгадывании тайны под именем Анжелика…
Первое, что решил выяснить Пейрак — это каким образом ей удалось получить патент на продажу горячего шоколада. Так, он узнал о неком буржуа Одиже, который приехал из Италии и какое-то время был партнером Анжелике по бизнесу. Был ли он для Анжелики просто партнером или кем-то большим — граф предпочел не знать. Также многие вспоминали о пожаре и погроме в таверне «Красная маска» с участием благородных вельмож из близкого окружения Короля. Памфлеты одного дерзкого уличного поэта раскрыли почти все имена участников резни, пока поэт не нашел свою судьбу на Гревской площади с веревкой на шее, так и не раскрыв последнего — имени убийцы маленького мальчика, погибшего той ночью. Анжелика же была совладелицей сгоревшей таверны до того, как занялась продажей шоколада, и возможно была причастна к этой ужасной истории.
 
Но самое удивительное, что рассказывали о мадам Моран, это то, что она была любовницей — на воровском жаргоне «маркизой» — предводителя одной из многочисленных парижских банд. Анжелика и Двор чудес — это казалось невозможным, несовместимым, словно страшная сказка…