Где деньги, мародер? (СИ)

— Не наш это… Всех батькиных я знаю, — это бубнил кто-то незнакомый.
Я поднырнул под ветки кустов, замер, прислушиваясь, нет ли кого в сенях. Вроде никого. И забраться туда надо до того, как эта их тварь, кто бы она ни была, закончит трапезу. Пока нищие слегка обескуражены. Не сказать, чтобы прямо напуганы, очень уж это специфическая публика, вызвать у них серьезный страх очень мало что может.
Особенно судя по реакции на то, как эта тварь сжирала кого-то из них.
Я бы, наверное…
Так, ну-ка отставить всякие размышления, Лебовский!
Дверь. Закрыта на засов изнутри. Логично.
Но засов деревянный. И щель чуть ли не в палец толщиной.
Что тоже логично — дом старый, дверь рассохшаяся. Кажется, за последние лет сто никому из убогих обитателей этого жилища не пришло в голову, что тут хоть что-то можно починить.
Я выдернул из ножен на бедре нож, сунул его в щель и попытался приподнять доску.
Твою ж мать! Засов оказался даже не на петлях, а на крючках! Так что эта дурацкая доска чуть было не рухнула на пол буквально от небольшого усилия.
Так. Аккуратенько сдвигаем в сторону… Теперь приподнять дверь и приоткрыть небольшую щель, чтобы протиснуться в темные сени.
Нужный мне угол, где, собственно, должен был быть замаскированный вход в подпол, конечно же, завален всяким хламом.
Какие-то ржавые ведра, обломки огородного инструмента, сапоги…
Я перекладывал все это на ощупь, прислушиваясь к тому, что происходит буквально за стенкой. Синклер больше не выл, похоже тварь добралась до жизненно важных органов.
Но все остальные звуки пока еще намекали, что к обыску территории на предмет чужаков обитатели дома приступить пока не готовы.
Опять раздался какой-то топот, будто пятки ребенка по полу простучали. Кто-то сдавленно вскрикнул. Кто-то забубнил что-то похожее на молитву. Кажется, голос центрового.
Я поддел ножом одну из досок на освобожденном участк пола.
Не та.
Следующая.
Ага, эта поддалась. Приподнять над полом, подцепить пальцами, вынуть и поставить рядом.
Я убрал нож в ножны, вынул соседнюю доску. Отверстие было достаточным, чтобы пролезть внутрь. Я скользнул в пахнущий мышами и кошками еще более черный мрак.
В гостиной что-то поменялось. Раздались шаги сразу нескольких пар ног, кто-то явно шел к двери. Я пригнулся и натянул на дыру в полу специально оставленное для такого случая драное пальто.
Скрипнула дверь. В сени вышли два человека.
— Слушай, Большак, ты… это… а оно потом точно сделает? А если проснется и снова захочет сожрать кого-то из нас? — спросил знакомый уже сиплый голос.
— Да не ссы ты, Зубака, все пучком, — ответил голос центрового. Потом загрохотало ведро, об которое кто-то из них споткнулся. — Мля… Хлама этого натащили… Меня больше тот мужик волнует. Что он делал у нас под окном?
— Знамо что, — ответил сиплый. — Вынюхивал, сучок.
— Одежа на нем мокрая, по Ушайке приплыл, значит, — продолжил центровой. — Сытый такой на вид. Морда незнакомая…
— Большак, ты мне вот что скажи лучше, — сиплый тяжело закашлялся. — С трупами-то чего делать будем? Тварюга-то эта кишки от них сожрала, теперь и пол весь в кровище, и трупы эти… Просто так не выкинешь, Батька заподозрит еще что…
— Что заподозрит? — заволновался центровой. — Мало ли в Уржатке народу дохнет…
— Ну вот чтобы три трупа с сожранными кишками за раз — это как-то… того-этого… — сиплый снова закашлялся.
— Дело говоришь, Батька въедливый, — центровой шумно почесался. — Да и пес с ним. Все равно ему жить осталось до полнолуния только. Ну начнет он копать, и что?
— А то… Будет выспрашивать, вытащит кого из наших, а они и разболтают, что тварюгу сумеречную мы прикормили, — сиплый потоптался на месте, потом пнул ведро. — А ежели он у Забавы, как тварь обратно в сумерки загнать?
— И с чего бы это Забаве ему рассказывать? — процедил центровой.
— Да с этого же… того самого… соболей отсыпет, а она и расскажет… — сиплый сплюнул.
— Трупы, говоришь, надо спрятать… — задумчиво проговорил центровой. — Здесь оставить, вонять будут…
 
«Можно подумать, здесь и так не воняет», — подумал я, прикрывая нос рукавом. Пальто это дурацкое, которым я дырку в полу прикрыл, благоухало так, что мое небольшое убежище превратилось в настоящий газенваген. Даже глаза слезиться уже начали.
— Мож поближе к Толкучему рынку их оттащить и бросить? — сказал сиплый.
— Точно… — центровой притопнул ногой. — По Ушайке их сплавим, пусть у них там голова болит.
— А ежели этот, пришлый, не один был? — тревожно прошептал сиплый.
— Ну… ежели не один, то второй убег уже, — равнодушно бросил центровой и сделал шаг обратно к двери. — Где мы тут по темноте его ловить будем?
— А ежели… — начал сиплый.
— Все, хватит! — оборвал его центровой. — До рассвета и так дел за гланды, а ты тут еще воду мутишь. Скажем всем, чтобы забились в норы и на глаза Батьке и его людям не попадались. И чтобы не болтали чего. И это…
— Чего еще? — недовольно спросил сиплый.
— К Забаве все-таки сходи, она тебя привечает, — медленно проговорил центровой.
— И чего? — сиплый тяжело вздохнул.
— И ничего, — сказал центровой. — Потолкись там у нее рядом. Понюхай воздух. Разговоры всякие поразговаривай. Взамуж позови.
— Чтобы знать, ежели что, что Батька к ней сунулся? — спросил сиплый.
— Ну…
Дверь заскрипела. Потом хлопнула. Снова стало тихо.
Понятно.
В гнезде местного криминала назревает переворот с привлечением потусторонних сил. Ну, такое… Синклера жалко, конечно, попал в чужой замес. Вообще-то это мог бы и я так высунуться. Повезло, ничего не скажешь.
Надо было уже открывать тайник и выбираться отсюда.
Так.
Мне нужна выемка, заложенная сверху камнем. Сто лет уже прошло, этот камень тысячу раз мог или вывалиться или намертво врасти. Я обежал пальцами всю стену. Холодную, заросшую мхом и какой-то слизью. Пошевелил один из выпирающих камней, потом другой.
Достал нож и взялся аккуратно вычищать бороздки.
Прислушался.
Судя по бубнежу за дверью, центровой расписывал всем диспозицию. Скоро они начнут выволакивать трупы, могут еще и светильники вынести, заметят беспорядок…
Твою мать, надо поторапливаться, правда.
Каждый раз, когда решаешь, что надо спешить, все начинает идти наперекосяк.
Мне на руки посыпались какие-то мелкие шевелящиеся твари. Брр. Даже хорошо, что я не вижу, что за насекомые обитают в этом подвале.
Интересно, кстати, этот тайный подпол с остальным подвалом сообщается? Вряд ли. Ушкуйник явно его использовал, чтобы всякое там награбленное прятать от заинтересованных глаз. А если сюда можно обычным путем попасть, то какой это, к черту, тайник?
Камень, наконец-то, зашевелился. Я стал раскачивать его, как гнилой зуб. Посыпалась труха.
Наконец у меня получилось вынуть его из стены. Я аккуратно положил его себе под ноги и сунул руку в дыру. Глубокая, зараза. Рука влезла примерно по плечо, прежде чем пальцы коснулись чего-то, похожего на кожаный мешочек. Я ухватил находку и потащил наружу.
Мешочек был тяжелый.
Неужели все-таки тот самый? Знаменитые Золотые Соболя, которые так и не достались Крюгеру?
Сердце активно забилось. Даже пальцы начали подрагивать.
Так, Лебовский, ну-ка не кипиши!
Ты все еще на вражеской территории. За стеной — толпа вонючих бомжей, отягощенная неведомой черной тварью, которая выжирает внутренности.
Я прислушался.
Ага.
Бубнеж закончился, началось какое-то движение. Вроде бы начали двигать что-то тяжелое.
Что-то, ага.
Вполне известно, что тяжелое они там двигают.
Значит скоро вытащат в сени. Я быстро откинул вонючее пальто, прикрывавшее вход в тайник и выскочил наружу. Одним длинным шагом достиг входной двери, снова ее приподнял, чтобы она не взвыла всеми своими несмазанными петлями. Выскочил наружу. Облегченно вдохнул не особенно чистый, но после подвальной дыры показавшийся мне чуть ли не сладким, воздух Уржатки.