Чадо от профессора (СИ)

— Сама посуди: зачем он тебе? Если он даже не подумал встать на твою сторону. Выслушать. Поддержать. Защитить, в конце концов. Ведь ты жертва в данной ситуации.
— Именно!
— Значит, тебе повезло встретить мудака номер один, — заключил я.
  
Глава 8
 
ЛЕРА
Я не удержалась от смеха. Вот же…
И как у него только совести хватает так прямо об этом говорить? Я надела этот шарф, как напоминание о том, что он натворил. А этот… профессор, снова перевернул все на свой лад.
— Откуда страсть к математике, Красная Шапочка? — беззаботно поинтересовался Константин Дмитриевич.
Я скосила глаза, чтобы увидеть, не забыла ли я снять шапку. Вроде нет. Что ещё за прозвище?
— От папы, — наконец отозвалась я. — А у вас, что за интерес к корням моей страсти?
Прозвучало как-то двусмысленно, да и слишком нагло. Я потупила взгляд, чувствуя, что щеки обдаёт кипятком.
— Я же уже сказал, — он придвинул к себе кофе, — хочу стать твоим другом. Значит твой отец математик?
— Да. Тоже преподаватель.
— Хмм. Должно быть, я с ним знаком, — кажется, его смутил этот факт.
— О, нет, — отмахнулась я. — Мой папенька переехал загород. Там в посёлке ещё один универ есть. Вот он там матемачит.
— А ты почему туда не пошла? С твоими талантами, да ещё и с протекцией папочки, ты могла бы многого добиться.
— Я и так справлюсь. Не нуждаюсь ни в чьей протекции. Пусть своих новеньких детишек учит.
— Вот оно что, — Константин Дмитриевич откинулся в кресле. — Родители развелись, ты осталась с матерью, а отец теперь персона нон грата?
Я покачала головой:
— С бабушкой. Мама оставила меня ещё раньше.
— Соболезную.
— О, нет-нет. Она в полном здравии. Укатила заграницу на поиски лучшей жизни.
— Все равно соболезную. С такими родителями и врагов не надо.
— А у вас? По вам за версту видно, что вы маменькин сынок, — съязвила я.
— И как же это определяется? — снова эта его самодовольная ухмылка.
— Есть в вас что-то такое, — я задумалась, — будто вы ничего не боитесь. Безнаказанность. Вот. Будто вы с детства привыкли, что вам все сходит с рук. А возникавшие проблемы за вас решали другие.
— Ух ты! — он усмехнулся. — Я, правда, вызываю такое впечатление?
— Не увиливайте. Я рассказала. Теперь ваша очередь.
— Отчасти ты права. У меня весьма влиятельный отец. Но я, как и ты, отказался следовать за ним. На то свои причины.
— Упрямство, очевидно, — не удержалась я от комментария.
— Опять-таки, отчасти. Если ты меня так хорошо читаешь, то может, мне и нет необходимости рассказывать?
— Нет уж! Продолжайте!
— Мои проблемы и правда, время от времени решали другие люди: отец, брат, даже друзья. Да только я этого никогда не просил. Я целенаправленно шёл туда, где меня поджидали разного рода трудности. И на кой черт, спрашивается, мне помогать? Но люди упрямы в своей вере в добро.
— Похоже, вы были тем ещё засранцем.
Он ухмыльнулся и поднёс кружку к губам:
— Ты снова права. Пока только в одном ошиблась.
— В чем же?
— Маменькин сынок — это не про меня, — он заметно посерьёзнел. — Не успел.
Его грустная усмешка заставила мое сердце сжаться. Зачем я только ляпнула…
— Простите.
— Ничего. Ее нет слишком давно. Я уже почти не помню ее лица.
— А фотографии? — зачем-то спросила я.
— Когда она умерла, отец в гневе сжёг все, что хоть сколько-нибудь о ней напоминало.
Я прикрыла ладонью рот, открывшийся от шока:
— Какой ужас. Неужели он не любил ее?
— Я тоже так посчитал. Вот и начал бунтовать. Даже вроде повзрослев, не мог остановиться. Может, и сейчас продолжаю. По инерции. Это просто привычка. Идти против желаний отца.
— Вы ведь больше не подросток, — упрекнула я препода, напрочь забывшись. — Я сделала такое предположение лишь сгоряча. Но если подумать, — а у вас было предостаточно на то времени, — очевидно, это была самая что ни на есть любовь. Видимо ему было настолько больно ее потерять…
— Теперь я тоже это понимаю. Но бунтующий, осознав свою ошибку, никогда в ней не признается.
 
— Но вы ведь только что признались, — я непонимающе нахмурилась.
Профессор задержал на мне долгий взгляд:
— Больше не хочу бунтовать. Но не получается. Все что я сейчас делаю, противоречит правилам.
Его медовые глаза глядели так проникновенно, словно за этими его словами крылось нечто куда более важное. Силясь понять, что я упускаю, я прикусила губу, и взгляд профессора тут же сполз к моему рту.
Ох, черт. Я затаила дыхание, в ожидании, когда этот странный момент закончится. А вернее в надежде, что он не закончится…
— Демон! — послышался оклик.
Я вздрогнула и повернулась на голос. Вот же блин!
— Кого я вижу? — Колян нетвердой походкой приближался к нашему столику. — Помнится, ты мне задолжала.
— Коль, иди. А то в этот раз точно придётся матушке твоей звонить, — пробормотала я.
— А ты мне не угрожай, — промычал Колян.
Моя попа вдруг оторвалась от кресла. Нарик прихватил меня за шарфик и подтянул к своему лицу.
— Может твой дружок расплатится?
— Может, — ответил за меня профессор.
— Константин Дм… — я было хотела попросить его не вмешиваться, как вдруг хватка руки, удерживающей мой шарф, ослабла.
В следующее мгновение, Коляна сразил один прямой удар в челюсть.
— Ну вот, меня уже называют твоим другом, — усмехнулся препод, разминая кулак.
— Вы зря это сделали, — прошептала я, заметив, как от бара отделилось несколько парней.
— О, повеселимся, — прошептал этот ненормальный.
Я словно к полу приросла. Однако сильная рука толкнула меня к двери. Я оказалась за спиной профессора.
— Ты чьих будешь? — проговорил один верзила.
Второй уже помогал Коляну подняться.
— Да вы, ребятки, меня вряд ли знаете, — усмехнулся Константин Дмитриевич. — Я привык к куда более интеллигентному окружению. Там подобных вам не водится.
— Ты хоть знаешь, с кем базаришь, интеллигент? — промычал один из дружков Коли.
— Разве это имеет значение? — профессор размял шею.
Он что же, собрался с ними драться? Да этих идиотов весь город знает! Они ему организуют отпуск с пропитанием на месяц-другой в больничку.
— В-вам лучше с ним не связываться! — дрожащим голосом выкрикнула я из-за спины препода. — Он Московский! Его батя важная шишка…
Не успела я договорить, как Константин Дмитриевич повернулся.
— Секунду, ребят, — бросил он верзилам.
Схватил меня за локоть и, вручив в руки куртку с вешалки, выставил за дверь.
Что ещё за… Какого… В голове крутилась масса эпитетов. И они приумножились, когда я обнаружила, что дверь в кофейню заперта изнутри. Да и куртка, в общем-то, не моя.
Вот блин! Они же его убьют!
Я оббежала здание в надежде найти какое-нибудь открытое окно, но все тщетно. Меня вдруг осенила умная мысль. Натянув чужую куртку, я бросилась вдоль по улице.
Похоже, его развеселила вся эта ситуация. Ну, пусть себе развлекается. Бунтарь хренов! Чего ж так руки дрожат? Ему ведь весело! Так чего я так распереживалась?
Оказавшись у полицейской будки, я принялась что есть мочи тарабанить в дверь.
— Там… там человека убивают, — запыхавшись, выдавила я.
Только сейчас я ощутила, что лицо уже мокрое от слез.
И откуда у него столько самоуверенности?! Индюк напыщенный! Я самолично проверила, что не всегда его самоуверенность чем-то подкреплена!
— Ну, вызывайте, — лениво протянул один из дежурных ППСников.
— Вызываю! Прям щас вот стою тут и вызываю! — заорала я на стража порядка.
— Успокойтесь, девушка, — вклинился другой. — Адрес говорите.
— Какой адрес?! Да, в «Черном коте»! За углом! Пока вы тут со своими бумажками возиться будете его там…
— Не гоните коней. Сейчас все оформим и пойдём к потерпевшему. Ваша фамилия…
— Я вас предупреждаю. Константин Дмитриевич ни какой-то там потерпевший, — прошипела я. — Его к нам из Москвы прислали! Проблем не оберетесь!