Будешь моей! (СИ)

Проследив, куда он там свои прожекторы направил, я мысленно чертыхнулась. На втором этаже у окна стоял папа и наблюдал, как мы входим в двери клиники.
Предатель! Гнусный, гадкий койот! Сдал меня папе, скотина лесная! Мне бы один фиг досталось, но прямо сейчас я не готова слушать нотации! Думай, Ленточка, думай! Блин, мозг какой-то раскиселенный! Ни одного годного таракана!
— Вы что так долго? Плохо было? — встретил нас в фойе Тоха с Санечкой под мышкой.
— Да как сказать… — хмыкнул Мирон, с подозрительно пылким взглядом скосив на меня глаза. — Кому-то из нас точно было очень хорошо! А мне и сейчас плохо!
На что это он намекает, я тоже не успела сообразить, на всех парах к нам подлетел папа.
— Что на этот раз? Машину отберешь? Кредитку? Или просто в подвале на цепь посадишь? — не дожидаясь, когда он начнет меня отчитывать, сразу перехожу к наказаниям.
Папа нахмурился, молча переводя взгляд на Мирона и Тоху. Парни проявили понимание и ушли куда-то, уводя за собой и Саньку.
— Завтра сама решишь, — сказал папа так устало, что весь мой настрой воевать с ним за свою свободу исчез.
Проторчали мы в клинике еще около часу, но только зря разбудили Джексона.
— Период полураспада короткий, метаболические преобразования… — бубнил сонный врач.
— Короче, Склифосовский! — перебил его папа.
— Промывать желудок смысла уже нет, дадим абсорбенты, теплый чай и спать.
— Тут? — ужаснулась я, ненавижу больницы! Никогда в них не лежала и не собираюсь!
— Дома, — улыбнулся добрый дядька Джексон.
Папа с Джексоном еще болтали, а я смотрела через стекло на охраняющего стену Мирона. Гадкий пес! Пожаловался моему папочке на собственную беспомощность! Подумаешь, выпила немного! Меня даже не тошнило! Поспала часок и вообще нормально себя чувствую!
Ну раз так, то и я пожалуюсь папочке! Борзому! Надо только завтра хорошенько подумать, какое наказание для койота будет самым болезненным!
Попрощавшись с Джексоном, мы молча шли до машины. Папа со мной рядом и предатель позади нас.
— Я отвезу, — подал голос Мирон, когда мы остановились на парковке.
— Да тоже прокачусь с вами, — обернувшись, кивнул папа.
Отправив своего водителя за нами следом, папа уселся со мной на заднее сиденье, разрешив Мирону нас отвезти.
— Дочь, иди сюда, — позвал меня папа, протягивая руку за мою спину, — ты же не глупая у меня, понимаешь, что могло случиться, если бы ребята не успели?
Когда Джексон перестал балаболить на своих терминах, до меня дошло, что мне и Саньке что-то подсыпали в стаканы. И, конечно, тут с папой не поспоришь. Я слышала о таком много раз, но Даня выглядел таким милым и безобидным! Он даже не пытался со мной флиртовать! Просто общался по-дружески!
— Не хочу я тебя наказывать, но как тебя остановить, тоже не знаю, — признался папа.
— Мне двадцать, пап! Я живу в академгородке под тотальным контролем, ты даже на каникулы с друзьями меня не отпускаешь никуда! А с парнем встречаться ты мне к тридцати годам разрешишь или даже не мечтать?
— Это от тебя зависит. Если к тридцати поумнеешь, то можешь мечтать, а пока ты сбегаешь от охраны и вытворяешь черт-те что. Я бы и рад не вмешиваться, но ты только сегодня в очередной раз доказала, что без контроля тебя оставлять нельзя. И что за парень у тебя на уме?
Взгляд койота выжигал мне висок, и уверена, этот гад подслушивал каждое слово, поэтому при нем я не захотела рассказывать папе о Кевине, хотя момент был очень подходящий. Вечно все портит этот гадкий койот!
Конечно, я понимала, что в этот раз вляпалась гораздо серьезнее, чем обычно. И дело не в том, что тут люди хуже, а в том, что в Штатах один маленький проступок будет стоить тебе карьеры. Украдешь на спор батончик шоколада в магазине и можешь забыть о престижной работе, как и об универе. Один привод в полицию, и на твоем будущем жирный крест. Поэтому там все мои шалости в жестких рамках вовсе не из-за запретов папы.
Папа всю дорогу говорил мне, как это безответственно — поступать как хочется, а не как правильно, но я не спорила. Просто испепеляла взглядом глаза Мирона в зеркале заднего вида. Не случилось же ничего страшного, зачем надо было сразу звонить папе?
 
Для полного моего осознания своих эгоистичных поступков папа проворчал, что у него завтра игра на выезде и надо рано вставать, чем сразу воспользовался Мирон, сказав, что сопроводит меня до квартиры и едва ли не заколотит мне там двери.
Конечно, мне хотелось отправить койота на все четыре стороны, но при папе пришлось вести себя послушно, иначе бы точно наказал, а так только условие, что после Питера поеду к деду на дачу на пару недель.
— Вот там себе парня и присматривай! Соседи сплошные интеллигенты! — уже подобрел папа после моих старательных обнимашек и заверений, что больше не буду ходить в клубы без Андрея.
Мирон тоже строил из себя приличного парня, будто не с него начались эти приключения в России! Вот от кого надо держаться подальше! Он вообще имени не спрашивает, сразу лапает!
В лифте мы стояли друг напротив друга в одинаково закрытых позах, скрестив руки на груди. От фехтования наших взглядов искры метались по всей кабинке.
Выходя из лифта, я уже не выдержала напряженного молчания, очень хотелось расцарапать наглую морду Мирона. Что-то про себя он моему папочке не настучал! Мирон оставался у лифта, наблюдая, как я ищу ключи в сумочке, напрочь забыв, что замок можно открыть отпечатком или голосом.
— На мои свидания с парнями тоже будешь хвостом ходить? — язвительно поинтересовалась я. — Последую совету папочки и буду встречаться исключительно с интеллигентными соседями деда, так что можете не подглядывать!
Мирон прищурил глаза и словно хищник на охоте двинулся в мою сторону. Всего несколько шагов, и он приблизился вплотную.
— Ни с кем встречаться ты не будешь! — зарычал на меня ненормальный.
Навис надо мной как скала и пугает своим грозным рыком!
— Буду! — назло ему отвечаю, но отступать некуда, за спиной уже стена.
— Убью! — заявил Мирон, словно он мне муж, а я тут за рогами ему собралась.
Не успела я испугаться, когда его крепкая рука обхватила мою шею, как ладонь Мирона скользнула на затылок и его губы впечатались в мои. Поцелуй Мирона такой же наглый и напористый, как он сам. Он не пытается дать мне время, быть нежным и осторожным, просто сминает мои губы жадно, ворвавшись языком в мой рот, вытворяет им такое, что я моментально теряю голову.
Все мои предыдущие поцелуи с парнями стремительно покидают пару десятков верхних позиций в рейтинге, уступая места этому койоту.
Второй рукой Мирон обхватил меня за талию, прижимая к себе с хриплым стоном, обрушивая новые поцелуи. Самое страшное, что мне до мурашек нравится прижиматься к его жесткому телу и до сумасшествия нравятся его губы.
От жара его тела в моем животе целый океан горячих волн, заставляющих дрожать от возбуждения. И его тоже колотит, будто он в своем лесу одичал уже без самочек. Он снова опускает мне ладонь на задницу и, огладив ее, хватает мое бедро, поднимая на себя.
Так быстро и так жестко он толкнул меня к стене, двигая своими бедрами, что не смогла сдержать вырвавшийся стон, когда он прижал свой возбужденный орган к моей промежности.
Гадский развратник! Снова прямо в подъезде, где нас могут застукать в любую минуту!
— Отпусти! — толкаю его в железобетонную грудь без особой надежды на успех, но Мирон сразу выпускает меня из рук.
Забежав в квартиру, я прижала руки к полыхающим щекам! Вот где папочке надо проявлять бдительность! Я чуть не трахнулась с койотом прямо в подъезде!
Звук захлопывающегося лифта подсказал мне, что Мирон ушел, в чем я убедилась спустя минуту, проследив за ним из окна. Ушел куда-то пешком, не стал вызывать такси или своих дружков.
Кажется, я искусала все губы, то жалея, что он ушел, то злясь на него за весь этот сыр-бор сегодня. Но, так и не определившись, благодарить его за спасение или ненавидеть за предательство, ушла в ванну. Кстати, где мой лифчик?