Копельвер. Часть I (СИ)

— Случаются же в жизни чудеса! — выдохнул он, ловко накидывая седло на Ветерка. — Нынче великий день!
Выехав из конюшни, он пустил коня вскачь, надеясь успеть добраться до дома Игенау еще до обеда, и не заметил, как за ним побежал Трикке, который тоже хотел поехать с ним в лес.
— Вида! Постой! — закричал он, но тот его не услышал.
Трикке махнул рукой и, бросив завистливый взгляд на удаляющегося Виду, побрел обратно, раздумывая о том, какая честь выпала его брату, и против воли сравнивая себя с ним. Ему уже исполнилось пятнадцать, но он совсем не выглядел на свои лета: худой и узкоплечий, с белой гладкой кожей и высоким, еще детским голосом. Вида же в свои семнадцать был настоящим мужчиной — сильным, высоким, с широкой грудиной и низким голосом. Что и говорить — старший брат во всем превосходил младшего.
Да и относились к ним двоим по-разному: Виде позволялось многое, тогда как с ним, с Трикке, обращались как с ребенком. Даже нянька Арма не стеснялась отчитывать его перед другими, словно он был совсем бессловесным дитем:
— Ах, господин Трикке! — пеняла ему Арма. — Как обычно не доели, на тарелке оставили. И ведь говорила я вам, что силу свою теряете, а все зазря! Клюнете, как птенчик какой и все, вон из-за стола! Разве ж это дело?
Трикке про себя злился на нахальную няньку, но дать отпор ей не решался, а только что-то мямлил в ответ. К Виде же с такими замечаниями никто не лез, а если Арма, нет-нет, да и забывалась, то тот одной лишь остроумной шуткой мог ее приструнить.
Родители тоже были о нем невысокого мнения. Мелесгард часто рассказывал Виде о том, что делалось и в Низинном Крае, и в других окрестах, говоря с ним на равных, а вот Трикке во взрослые дела не посвящал. Дескать, незачем ему еще было о таком знать. Даже родная мать в нем видела лишь мальчишку, отказываясь признавать почти мужчину и воина.
Но кроме всего этого, Трикке чувствовал, что сегодняшняя победа Виды отдалит их друг от друга. Вряд ли у главного обходчего будет время на младшего брата. Вида и раньше предпочитал общество Трикке Игенау, а теперь и вовсе будет глядеть на него с насмешливым высокомерием, с каким все взрослые смотрели на него.
Обо всем этом думал Трикке, бредя обратно в замок.
— Вот ведь! — в сердцах воскликнул он, ударяя себя по колену.
На пороге стояла Ойка. Трикке было так горько, так жалко себя, что он впервые за всю время не пожелал Ойке всех бед.
— Что случилось? — спросила девочка, участливо заглядывая Трикке в глаза.
— Отстань, — по привычке выпалил Трикке. Но тут же и передумал — ему нужно было кому-то рассказать о том, что так его терзало. Друзей, как у Виды, Трикке еще не нажил, а со слугами откровенничать юному господину не пристало. Оставалась лишь Ойка, которая ни разу не пожаловалась на него родителям, а значит, умела держать язык за зубами. — Я скажу. Но если ты станешь смеяться надо мной, то отвешу тумака!
Но Ойка и не думала потешаться над ним.
— Говори, — сказала она.
— Вида теперь главный обходчий. Я рад за него, но в то же время и нет. Теперь он уже не мой брат, а предводитель всех обходчих. А ведь многим из них он сыном мог бы быть! У него и раньше на меня времени было ни шибко, а сейчас и вовсе не станет…
Ойка хотела было похлопать Трикке по плечу, но быстро одернула руку, вспомнив, что оскорбленный такой вольностью младший Мелесгардов и впрямь мог отвесить ей затрещину.
— Вида любит тебя больше всех на свете, — сказала она.
— Не любит! — плаксиво крикнул Трикке. — Никто меня не любит!
На этот раз Ойка все же осмелилась дотронуться до Трикке.
— Ты тоже станешь главным обходчим…
— А если не стану? — и слезы брызнули из глаз юноши. Этого он боялся больше всего. — А если не выберут? Вдруг охотники не заметят во мне доблести и отваги, вдруг я так и проживу всю жизнь, и ни разу мне не доведется быть избранным главным обходчим?
— Но ведь не всех выбирают главными обходчими? — попыталась утешить его Ойка. — Кестер никогда им не был…
Трикке сбросил ее худенькую ручку со своего плеча.
 
— Так и знал, что толку от тебя никакого! — зло бросил он и скрылся в замке.
— Я же не хотела обидеть тебя, Трикке! — вслед ему закричала Ойка и, подхватив юбки, поспешила за гневливым юношей.
Но Трикке уже плакал навзрыд, запершись в своих покоях. Нет, никогда ему не стать Видой! Никогда!
А Вида тем временем вовсю наслаждался своей новой должностью. Мать Игенау, едва завидев юношу, тотчас же бросилась месить тесто для своих знаменитых пирогов, одновременно похлопывая его по щеке белой от муки рукой.
— Так и я сразу сказала сыну, что Ванора дурнем будет, коль тебя не отстоит перед всеми! — сообщила она Виде. — Грозей тебе и в подметки не годится! А эти олухи еще и сумлевались.
— А, кстати! — вспомнил Вида. — Я тоже думал, что Грозея выберут. Почему ж передумали?
На этот вопрос ответил сам Игенау.
— Победа Грозея уже была делом решенным, — согласился он. — Даже Ванора уступил, сказал, что ты слишком уж мал для такой ответственной службы. Да только потом ты нашел нож Везная, зайдя туда, куда и куда более опытные обходчие соваться бы поостереглись.
— Так ты тоже там был? — вскричал Вида, вспоминая свое приключение у Морного Озера.
— Был, — не глядя на него, сказал Игенау. — С Ванорой и был. Чуть ума не лишился от страха.
Вида ахнул. Игенау никогда не говорил ему о том, что чего-то боялся.
— А уж ежели одному б пришлось, то и вовсе бы дух испустил. — продолжил его друг. — А ты, когда к Ваноре-то явился с ножичком этим, сразу на голову выше Грозея прыгнул. Обходчие и решили, что коль ты живым зашел да живым вышел, то и верховодить тебе.
Хотя Виде и польстили эти слова, его не отпускало чувство, что спасся он лишь чудом и его заслуги в этом нет.
— Ладно, — махнул он рукой, желая переменить тему. — А Грозей как?
— Грозей? — усмехнулся Игенау. — Ты лучше про Хольме спроси. Вот уж кто не рад был твоей победе. Лично к Ваноре припожаловал за разъяснениями, почему ты вдруг стал главным. Кричал, что и с Басой, и с Грозеем он бы смирился, но вот с тобой никак.
Вида фыркнул. Значит, и Хольме думал так же, как он сам.
— Пироги готовы, — закричала мать Игенау. — Быстро к столу! А то все языками треплете. Уж стерли их о зубы-то поди…
  
Глава 9. Тропки-воробки
 
Следующие дни Вида провел, разъезжая по округе и принимая поздравления. Не упустил он и возможности кольнуть Хольме, по-соседски заехав в Прилучную Топь. Из всех замков окреста этот, разумеется, кроме самого Угомлика, Вида любил больше всех. Не на холме, а в низине, на берегу ручья, который больше напоминал неширокую реку, построенная из вековых елей, Прилучная Топь выглядела, как настоящая крепость.
Кьелепдар встретил его, как и всегда, радушно.
— Вроде, совсем недавно ты у меня на ладони умещался, а теперь уже главный обходчий! — обнял он Виду. — Проходи в дом. Как раз к обеду успел.
Вместе они прошли в небольшую столовую. За длинным прямоугольным столом уже сидели жена Кьелепдара Блантир, Хольме, двое младших детей, Буде и Ротье, и гостившая в замке свояченница Зола с младшей дочерью Ваей.
— Привет, Вида! — бросились к гостю Буде и Ротье. Из всех господ, бывавших в Прилучной Топи, только он не отказывался с ними играть.
— Привет, малыши! — потрепал обоих братьев по волосам Вида. — Вас и не узнать, выросли-то как!
Братья зарделись от похвалы.
Блантир улыбкой поприветствовала Виду.
 
- Садись к столу.
Зола, держащая на руках Ваю, привстала на своем месте.
— Так вот кто теперь главный обходчий! — сказала она, протягивая руку.
Один лишь Хольме сидел так, будто никакого Виды и не было. Он даже не взглянул в его сторону.
— Ну, рассказывай, — начал Кьелепдар, когда слуга обнес всех слабым вином. — Как дома дела? Как Мелесгард? Как Зора? Как Трикке?