Копельвер. Часть I (СИ)

— Она еще явится, — убеждал себя Иркуль, отправив очередного соглядатая следить за Иль. — И тогда я заставлю ее просить прощения и за то, что был вынужден так долго ждать ее!
На следующий день после побега Иль, он объявил о том, что сам изгнал из дворца своенравную непослушную сестру, но покоя ему это не принесло.
А сама Иль, за которой впервые в ее жизни никто не следил, не указывал, что делать и не говорил, о чем думать, даже не помышляла о возвращении во дворец. Внезапно ей понравилось положение хозяйки дома и свободной женщины. Уульме разрешал ей делать все, что вздумается, приставил к ней кухарку и даже подарил ей тяжелый кошель, набитый серебряными монетами.
— Я и не знаю, что надобно кере, — сказал он, по обыкновению стараясь не встречаться с Иль глазами. — Куплю что, а оно тебе не понравится. Лучше сама выбери.
У Иль, которая никогда в жизни не держала в руках ни одной монетки, перехватило дыхание.
— Неужто я могу потратить все? — спросила она, с благоговением глядя на Уульме.
— Не скупись, — был ей ответ. — Как только деньги закончатся, сразу скажи.
Иль доселе не знала, что такое самой ходить по узким кривым базарным рядам, выбирать то, что пришлось по душе и по сердцу, примерять платки и бусы, пробовать на вкус фрукты и сушеные ягоды и, самое главное, самой расплачиваться за покупки. Она чувствовала себя очень взрослой всякий раз, когда запускала руку в кошель и выуживала оттуда очередную серебряную монету. Старуха-кухарка пыталась одернуть ее, ругала за расточительность, но Иль не обращала на нее внимания — ведь сам Уульме разрешил ей тратить, так чего она должна слушаться эту сварливую бабу?
Старуха Беркаим давала ей тысячу разных советов, как ублажить сурового оннарца, уверяя, что каждая жена делает мужу то же самое, но Иль, которой едва сравнялось тринадцать лет, с трудом могла представить то, о чем она говорила.
— Хоть готовить научись, — ворчала Беркаим всякий раз, когда они возвращались с базара, а за ними шли мальчишки, несущие большие арбузы и дыни, охапки ярких цветов, шелковые платки, парчовые покрывала, круглые сахарные головы и большие кувшины сладкой воды. Она считала, что Уульме был таким же, как и любой обычный нордарец — когда злой, когда добрый, а когда и кулаком подможет.
— Уульме мне не велит, — отвечала Иль, которой и уже расхотелось чистить грязные казаны, резать пальцы острым ножом и обжигать мягкие ладони горячими крышками.
Она поделилась с Беркаим их разговором с Уульме.
— Уульме сказал, что я ему не жена, а лишь гостья! — сказала она.
— Это пока. — был ей ответ. — Пока гостья, а потом захочет жену привести. И не будет больше у тебя ни платьев, ни бус. Двух баб, одна из которых удержу в тратах не знает, даже ему внаклад в дому держать.
До того дня Иль не переживала о том, сколько она тратит и сколько приходится работать Уульме, чтобы она могла беспечно гулять по базару, выбирая себе самые дорогие платья, туфли и украшения, но слова сварливой Беркаим заставили ее задуматься.
— А он… богат? — несмело спросила она.
— Не беден. Но и не кет Иркуль. А хорошая жена, ежели ты таковой хочешь стать, не покупает себе каждый день обновки, а думает о том, чтобы сначала накормить мужа да детей, сытно и сладко, а потом уж, если останется какая монетка, то себе гребень купить, простой, костяной, а на платок и вовсе лишь к большому празднику может скопить.
Иль оглядела свою комнату, в которой все было увешано новыми яркими платьями.
— Плохая я жена, — сказала она себе и заплакала.
Такой ее и нашел Уульме и очень развеселился, когда узнал истинную причину ее тоски.
— Я прогоню эту болтливую глупую Беркаим, — пообещал он Иль. — А ты не слушай ее да в мыслях ее слова не держи. Мне деньги все равно как бы и не нужны, а если ты на них можешь купить то, что тебя обрадует, так вот им и самое лучшее применение.
Иль покивала, но, вопреки воле Уульме, думать о том, что сказала ей старая, пожившая на этом свете нордарка, не перестала.
— Я стану хорошей женой. — пообещала она сама себе.
 
И через несколько дней Уульме встретила совсем другая Иль — приплясывающая от нетерпения.
— Садись к столу, — пригласила она. Сегодняшний ужин она приготовила сама, но Уульме об этом решила не говорить. Пусть сначала попробует.
Уульме, который даже не догадывался о хитрости своей юной гостьи, сел за стол, на котором уже стоял казан с бараниной, сочной, жирной, присыпанной пряными травами, а под тонким полотенцем ждали своего часа пресные лепешки, пусть и не такие тонкие, как обычно делала Беркаим, пусть и слегка горелые, но все еще съедобные.
— Беркаим сегодня рано ушла, — пробормотал Уульме, беря лепешку.
Обычно кухарка ждала его прихода, накрывала на стол, а потом еще и мыла грязную посуду.
— Я ее отпустила, — ответила Иль, которая внимательно следила за выражением лица смурного хозяина. И ведь не поймешь, нравится ли ему баранина или нет!
— Недавно, поди, — предположил Уульме. — Лепешки еще горячие.
И тут Иль поняла, что настало ее время.
— А это не Беркаим пекла, — сказала она с вызовом. — И мясо не она рубила. И овощи не она чистила. И даже печь не она разжигала!
— А кто же? — удивился Уульме.
— Это сделала я! — торжественно сообщила Иль.
Совсем не того она ждала: Уульме вскочил, точно ошпаренный.
— Это Беркаим заставила тебя готовить? — рявкнул он, и Иль вжалась в стену.
— Нет, — пропищала она и все прежние страхи перед грозным и неумолимым хозяином вернулись к ней. — Я сама хотела порадовать тебя… господин.
Уульме словно хлыстом ударили, когда он снова услышал такое обращение. Он напугал юную Иль, он опасный и дикий, он зверь, которому нужно держаться подальше от мирных людей и, тем более, от такой чистой невинной девы.
— Прости, — вымолвил он и опустился на низенький стул. — Я не хотел пугать тебя. Я лишь не хочу, чтобы ты делала то, что ты делать не хочешь. Твой брат скоро заберет тебя обратно во дворец, но даже сейчас, здесь, ты все еще принцесса. И тебе полагается все то, что полагалось бы во дворце.
Иль тихонько встала и подошла к Уульме.
— Он не заберет, — сказала она тихо. — Никогда. А сама я ни за что не покину этот дом.
— Что же могла ты совершить такое, что гнев твоего брата столь велик? — против воли удивился Уульме, услышав неподдельное смирение в голосе Иль.
— В Нордаре женщина стоит дешевле ослицы, — так же смиренно сказала она. — И является собственностью своего отца, брата, а потом и мужа.
— Это я знаю, — кивнул Уульме. — Бопен рассказал. В моей стране женщина имела немногим меньше прав, чем мужчина. Она не могла лишь воевать.
— Это хорошая страна, — согласилась Иль, впрочем, слабо представляя себе такие нравы. — Но у нас же все совсем не так. Иркуль вздумал выдать меня замуж за одного из своих друзей. Казначея Даиркарда, который раньше был простым купцом, а сейчас, благодаря своему золоту, стал одним из самых уважаемых людей в Нордаре.
— Разве он плох? — спросил Уульме.
— Он стар! — воскликнула Иль. — И уродлив собой.
Уульме засмеялся.
— Сколько же тебе лет?
— Тринадцать, — ответила Иль, вздернув нос.
— А мне же двадцать четыре, — сказал Уульме. — Я тоже стар.
— Ты — нет, — убежденно сказала девушка. — Ты и не молод, это правда, но мой жених был поистине стариком — лысым и толстым. Ни за что не согласилась разделить бы я с ним свою постель! Ночью, когда Иркуль и все слуги легли спать, я сбежала из дворца.
— Твое неповиновение чуть не привело к тому, что ты стала женой человека куда более недостойного, чем старый казначей, — сказал Уульме.
 
Иль вспомнила свое ночное приключение и задрожала.
— Я знаю. Но казначея я бы к себе не пустила. Я бы не стала ждать свадьбы, а приняла бы яду. Или прыгнула бы со стены на голые камни. Или вспорола бы себе живот! Или…
Уульме встал из-за стола и поклонился Иль.
— Я не видел такой храбрости очень давно.