Айрин (СИ)

Вытащив из воздуха толстый фолиант, он полистал страницы.
— Гм… разрыв-трава? Была у меня вроде, всё хотел попробовать…
Колдун принялся рыться в ящичках покосившегося шкафа. Вынув из фарфоровой банки несколько бледно-серых высушенных былинок, торжествующие помахал ими перед ларцом. Увидев, что ничего не произошло, нахмурился, почёсывая пузо.
— Как же это работает?
Он снова заглянул в книгу. Захлопнув, недовольно бросил в угол:
— Кто так пишет?!. «Поможет открыть любой запор…» Это недостаточная информация, бездарь! Необходимо рассказывать подробнее!
Колдун поглядел на ларец.
— Эм-м… может, нужно запихнуть разрыв-траву в замки?
Мирг вставил былинки в замочные скважины и, подперев щеку рукой, принялся ждать, покуда средство подействует. Когда терпение толстяка иссякло, он покрутил травинки, словно ключи, затем пошуровал ими в отверстиях, точно прочищая. Раздражённо ворча и причмокивая, полностью затолкал внутрь. Это тоже не помогло.
— Да гори ты!.. — колдун в сердцах щёлкнул пальцами, поджигая высушенное растение.
Раздался грохот, сверкнула белая вспышка. Перекорёженная крышка ларца подлетела к своду, Мирга отбросило от стола. Зажурчали жидкости, полившиеся из разбившихся алхимических сосудов.
Колдун, кряхтя, поднялся. Провёл рукой по измазанному сажей лицу. Ойкнул, попав по ожогу на скуле.
— Вот как оно работает, — пробормотал Мирг, разглядывая лежащую на боку нижнюю часть ларца и россыпь раскатившихся золотых и серебряных монет. — Как по мне, магия заклинаний более точна и предсказуема.
В лаборатории появилась бабушка. Подняв брови, оглядела разрушения. Подойдя к внуку, молча прилепила на ожог округлый зелёный лист, покрытый чем-то густым, жёлтым и клейким. И исчезла так же безмолвно, как и появилась.
— Я и сам бы справился, — кинул в пустоту толстяк, принимаясь за уборку.
Ликвидировав разгром, Мирг собрал монеты в мешок. Вспомнив, добавил пять золотых, оставленных Ук-Маком. Взвалив позвякивающую ношу на плечо, зашагал сквозь стены на улицу.
Неторопливо топая по дороге, светлой лентой тянувшейся вдоль побережья, толстяк преодолел добрую половину пути к Рейнсвику. Издали заметив всадников, в клубах пыли мчавшихся со стороны города, благоразумно сошёл на обочину.
Верховой, ехавший впереди, натянул поводья, поравнявшись с колдуном. Проскочив мимо, вернулся. Остальные тоже остановились, окружив одинокого пешехода. Лошади храпели, возбуждённо переступали ногами. Мирг чувствовал жар разгорячённых скачкой животных, ощущал острый запах конского пота.
— Эй, жирдяй! — с пренебрежением обратился к колдуну мужчина в красных одеждах и такого же цвета берете, украшенном сверкающим аграфом в виде хищной птицы. — Откуда идёшь?
— Ваши слова ранят мне сердце, — притворно вздохнул Мирг. — Я-то думал, что несмотря на прожитые годы, сумел сохранить юношеское изящество.
Всадник уставился на коротышку со смесью гнева и удивления.
— Чего несёшь, полудурок?! Нигде не видал по пути молодую женщину в сопровождении двоих оборванцев? К слову, один из них такой же жирный, как ты.
— Как же, видел, — колдун почесал живот. — Как вас сейчас.
— Где?! Когда?!
Толстяк сделал вид, будто глубоко задумался. Выпятив губы, он сначала тупо смотрел перед собой, а после принялся загибать короткие грязные пальцы.
— Э-э… один… два… Да, день назад. Может, больше. Скажем, три?
— Где ты их видел? Отвечай немедля! — лицо всадника потихоньку начало приобретать цвет платья.
— Здесь, неподалёку, на берегу, — Мирг махнул рукой в сторону моря. — Они утопились.
— Они — что?!
— Утопились, — повторил колдун, глядя в выпученные глаза предводителя отряда. — Вы слыхали о двойном самоубийстве влюблённых? А тут было тройное.
— Что за чу…
— Знаете, я сам о подобном подумываю, — перебил задохнувшегося от такой наглости всадника Мирг. — Брюква в этом году совсем не уродилась, как жить дальше? В чём надежда и радость?.. А вот прям сейчас и утоплюсь.
 
Ошарашенные верховые глядели, как толстяк, проскользнув между лошадьми, решительно устремился к накатывающим на камни и песок волнам. Бодрым шагом он вошёл в воду сначала по колено, а затем и по пояс.
— Неужто болван решил, что сумеет сбежать от меня вплавь? — удивлённо процедил командир. Внезапно на его лице появилась улыбка: — Когда заберётся в воду по шею — стреляйте. Золотой тому, кто пробьёт жирдяю череп!
Пока несколько воинов извлекали луки из налучей, колдун, продолжавший идти по дну так, словно вода ему совершенно не мешала, скрылся под волной: лишь пузыри показывали, где он только что был.
— Вынырнет — убейте!
Лучники ждали, натягивая тетивы, но голова толстяка так и не появилась.
— И впрямь утопился? — недоверчиво пробормотал предводитель, когда прошло достаточно времени для того, чтобы закончился воздух даже у самого опытного ныряльщика. — Файок, неужели брюква так важна для смердов?
Могучий воин озадаченно поглядел на него, слегка пожимая плечами.
— Ну и демоны с ним, всё равно оборванец вызывал омерзение, — всадник в алом, гикнув, ударил коня шпорами.
— Да и ты мне не особо симпатичен, — откликнулся никем не видимый Мирг, всё время стоявший рядом и поддерживавший насланный на кавалькаду морок.
Когда конники умчались, колдун поправил мешок на плече и вновь двинулся в Рейнсвик.
Зажиточные горожане строили дома из дерева и светлого камня. Беднота теснилась в хибарках из глины, налепленной на каркас из переплетённых прутьев. А сиротский приют приезжие жрецы Ланиары возвели из самого дешёвого материала — из земли. Слой за слоем они утрамбовывали суглинок в опалубке из старых досок. Потом проливали известковым раствором — и снова уплотняли грунт. В итоге выросло толстостенное приземистое здание с островерхой двускатной крышей из тёмно-серой дранки, похожей на чешую царя рыб.
Справа от входной двери приюта стояла фигура Ланиары, грубо вырезанная из ореха. На животе идола светлело неровное пятно, оставшееся после того, как жрец соскоблил похабное слово, нацарапанное кем-то из подвыпивших прохожих. В районе плеча и левого бедра статуи зияли глубокие трещины. Из них торчали свёрнутые в трубочки обрывки бумаги с именами детей, нуждающихся в исцелении. Служители время от времени вычищали мусор, но суеверные женщины приносили и запихивали новые записки.
Глаза деревянной богини смотрели в тёмный проулок между домами напротив. Именно туда незаметно проскользнул невысокий толстяк в грязном чепце, а через мгновение вышел высокий тощий старик в черных штанах и куртке. С неопрятным коротышкой его роднила лишь одна деталь — увесистый побрякивающий мешок на плече.
Приблизившись к двери приюта, старик дважды постучал. Дверь почти сразу распахнулась. Внутри гостя встречал главный жрец — невысокий пожилой мужчина в рясе из некрашеного полотна.
— Господин Толстенхабль, — служитель Ланиары почтительно поклонился.
— День добрый, любезный, — сухо ответил старик с таким видом, точно считал день наихудшим из всех, прошедших с сотворения мира.
Жрец провёл визитёра в пустующий обеденный зал: смежное с кухней помещение, посреди которого стоял вытянутый стол с такими же длинными лавками по бокам.
Толстенхабль умостил костистый зад на скамье и с неудовольствием огляделся, прислушиваясь к голосам детворы, доносившимся из других комнат. Жрец воспринял это смиренно: он давно привык к скверным манерам гостя. И даже перестал задавать себе вопрос, отчего настолько неприятный человек из года в год, в один и тот же день посещает приют. Но не удивился бы, узнав, что старик с жёлчным выражением лица пытается искупить какие-нибудь кровавые преступления.
Одно время служитель Ланиары даже хотел спросить напрямую, беспокоясь, что приют получает деньги, добытые нечестивым путём. Но после рассудил, что всё в руках богини. И коли Ланиара допустила, чтобы средства приходили из подобного источника, то кто он такой, чтобы перечить небесной госпоже?