Правительница Д'Хары (СИ)

Они двинулись туда медленно и осторожно. Юноша, как ни странно, вел колонну за собой, заставляя их ступать практически след в след друг за другом, чтобы не выдать себя ни хрустом ветки, ни даже плеском воды, если кто-нибудь случайно наступит в лужу, образовавшуюся после недавнего ливня. Томас напряженно смотрел вперед, сильно сжимая рукоять меча в своей ладони, но не вытаскивал его из ножен. Этот жест успокаивал юношу, придавая сил для того, что необходимо было совершить.
Он чувствовал себя странно, с одной стороны ощущая в своей душе порывы настолько жестокие, неоправданные и пугавшие его своей природой, но будто сросшиеся с ним самим, а с другой — тихий протест чего-то, скрытого внутри него, слабого, но начинавшего проявлять себя все сильнее и сильнее. Иногда он думал, что две его внутренние части противоречат сами себе, и в этом точно была доля правды. Внутри него постоянно, ежесекундно происходила битва между этими двумя силами, и пока исход этого конфликта было сложно предугадать.
Но сейчас, когда в его руках была рукоять меча, а впереди — лагерь, состоявший из заведомо опасных для него людей, он видел, как та его слабая сторона погибает под натиском первой, самой естественной и сильной жажды — жажды сражения.
Впереди уже маячили огни лагеря, настолько яркие, что, кажется, в своей силе они могли скоро достигнуть небес. Томас удивленно заметил, что какое-то время он не дышал и что его грудная клетка уже болела от этого усилия. Он боялся, что звук его дыхания мог спугнуть надвигавшийся конфликт, который должен был однозначно разрешиться в их пользу.
Теперь они были совсем близко. С минимального расстояния стало видно, что лагерь был огражден средней высоты деревянным забором, не очень надежным, но все же непреодолимым даже для матерых солдат Ордена. Глава отряда разглядел во тьме и то, как впереди вышагивал единственный часовой, очевидно, один из беженцев. Томас догадывался, что по периметру лагеря должны были находиться и другие, возможно, д’харианцы, но пока что, во всяком случае, он не видел их. Так или иначе, им было необходимо выманить сюда кого-нибудь еще, кто мог бы быть использован ими в качестве посланника.
Между отрядом и лагерем располагалась полоска открытой местности, которая заканчивалась кромкой леса, где сейчас и находился Томас и другие солдаты. За кромкой, вне тени деревьев, пути назад уже не было, поскольку видимость на этом пространстве была отличной даже во тьме. Мысленно собравшись, юноша сделал несколько уверенных шагов, в то время как остальные остались стоять за его спиной, ожидая приказа. Но первое же, что он сделал, оказавшись на краю опушки — это нечаянно дал знать о своем присутствии, во тьме не увидев яму примерно с фут глубиной и угодив одной ногой прямо в нее.
Соскользнув туда, он едва удержался от того, чтобы выругаться в голос. Пусть он быстро сумел восстановить равновесие и выскочить из этого подлого углубления, но звук его неловкого приземления мгновенно привлек внимание часового. Томас мысленно проклял эту яму, и его рука в мгновение ока оказалась на эфесе меча.
Часовой шел к нему размашистыми шагами, но юноша так и не обнажил клинок, вместо этого в упор разглядывая идущего к нему человека. Он сразу подметил, что из оружия у того было лишь жалкое подобие кинжала, которое находилось в ножнах на его бедре. Единственное, что сейчас представляло опасность в нем — это зажженный факел, который тот держал в левой руке.
Томас смекнул, что он мог бы легко одолеть его даже голыми руками.
Когда мужчина дошел до него, и юноша наконец получил возможность разглядеть его лицо в оранжевом свете факела, он понял, что человек перед ним был минимум десятью годами старше, но слабее настолько, словно он был дряхлым стариком. Его лицо было изборождено болезненными морщинами, и даже в теплом свете огня отдавало синевой, а на голове проглядывались седые волоски. Он бы ничуть не удивился, узнав, что этот человек был одним из «чудом излечившихся» больных, которые не так давно умирали от чумы.
 
Подтвердив свои догадки, Томас совершил неожиданную вещь: он достал меч из ножен, но вместо того, чтобы направить его на «старика», выкинул его на землю, словно тот был ненужной безделушкой, абсолютно непринужденно поднимая свои руки.
— Кто ты и с какой целью пришел сюда? — окинул его мужчина оценивающим взглядом. Томас видел, что тот сильно опешил от действий незнакомца, и они явно не внушали ему доверия.
— Меня послал лорд Рал, — соврал он, и от этой лжи ни один мускул на его лице не дрогнул. Он отчего-то медлил, не желая вступать в схватку с этим человеком, и потому решил отсрочить неприятный для него момент.
— Зачем? — с подозрением спросил мужчина, подразумевая очевидность этой несуразицы — о каком послании могла идти речь в полночь? Когда Томас внезапно замолчал, выбрав для этого самый неподходящий момент, часовому стало понятно, что перед ним стоял кто-то, но не посланник из Народного Дворца.
Он вдруг обернулся и крикнул имя второго дозорного, который пару мгновений назад появился из темноты, очевидно, пытаясь узнать, куда ушел первый. Не успел тот подойти и на несколько футов, как рука Томаса легла на рукоять его кинжала, пока находившегося в ножнах на бедре, и другой мужчина сделал то же самое, но едва ли не с большой скоростью, продиктованной, очевидно, ощущением опасности, которое в себе незримо, но неизменно несло присутствие Исповедника.
Их взгляды пересеклись на момент перед тем, как их оружие успело высвободиться, как вдруг первый дозорный осел на землю, и из его горла вырвался тяжелый хрип. Томасу потребовалась секунда, чтобы разглядеть, что из его груди торчала стрела с красным оперением — очевидно, отравленная.
И в этот же миг из тьмы леса, словно веками запертые в клетке бесы, выпущенные на свободу, выскочила дюжина воинов Имперского Ордена, которую вел сюда именно он.
Другой часовой, совсем молодой парень, увидев это ужасающее зрелище, резко развернулся, и, как Томас догадался, побежал за подмогой. Юноша же стоял на месте, словно в оцепенении, и смог очнуться только тогда, когда тот самый воин со шрамом, пробегая мимо него с клинком наперевес, ощутимо стукнул его по спине своим кулаком, при этом цедя через зубы оскорбления.
Он очнулся и быстро догнал того паренька, который значительно уступал в скорости своему преследователю, ведь тот все последние три месяца провел в походе, и потому был гораздо более вынослив физически. Мальчишка повалился на землю, и Томас навис над ним мрачной скалой, попутно хватая за ворот.
— Ты, — жестко обратился он к нему, — сейчас же отправишься во Дворец и расскажешь о нападении на ваш лагерь лично лорду Ралу. Ты понял?
Юноша, явно опешивший, округлившимися глазами смотрел в лицо Томасу, отыскивая на нем малейшие признаки безумия. Темноволосый резко схватил его за шею, надавливая пальцами так, что у того, скорее всего, через десяток секунд могло бы уже потемнеть в глазах. Впрочем, такое его состояние не принесло бы Томасу никакой пользы, как и исповедь, ведь бедный парень был уже напуган действиями имперца ровной в той степени, в которой это было необходимо. Он пробовал снять руки со своей шеи, но все его попытки были тщетны. Томас сам сделал это, и одним рывком он резко поднял податливое и слабое тело бедного паренька, ставя того на ноги.
— Ты понял? — процедил он вновь.
Тот с трудом кивнул, и, только Томас отпустил его из своей хватки, со всеми оставшимися у него силами рванул подальше от человека, пока не продемонстрировавшего это, но, он был уверен, способного убить его прямо на месте.
Не успел юноша спокойно вдохнуть, как вдруг увидел, как с расстояния нескольких десятков футов в ногу беглеца прилетела стрела. Томас громко выругался, услышав насмешливый крик лучника, сделавшего это.
— Тебе следует поторопиться! Тогда, может, не сгниешь по дороге! — и следом послышался взрыв хохота.
Спустя считанные мгновения они все уже оказались у ворот, ведущих в лагерь, где их поджидал десяток солдат Первой Когорты. Томас с силой сжал рукоять меча, чувствуя, как кровь в нем вскипает от ощущения близости битвы.