Последняя акция

Юра хотел сполоснуть водой из чайника чашки, которые держал специально для гостей, но на столе их не обнаружил. Он заглянул в стенной шкаф — чашек нигде не было. Юра припомнил, что вчера из них пили Элла с Ларисой. «Не унесли же они их с собой, в самом деле?» — пожал он плечами и налил чай в стаканы.
Летние столики кафе «У Ленчика» в столь ранний час всегда пустовали. Работники близлежащих учреждений особо тут не засиживались, ограничивались покупкой бутербродов и сдобы и несли их на рабочие места, где обычно и съедали во время обеденного перерыва в кругу сослуживцев. Студенты не жаловали «Ленчика» из-за дороговизны, а завсегдатаи — рантье и коммерсанты — к этому часу еще не просыпались.
Но один посетитель все же украшал своей плотной фигурой белый пластиковый столик под голубым в черную полоску зонтом. Его постоянно красное лицо несло на себе отпечаток задумчивости. В маленьких юрких серых глазах отражался вечный расчет. Глубокие морщины, похожие на солнечные лучи в детских рисунках, говорили скорее о сухости кожи, чем о степени страдания, а мешки под глазами — о почечных недомоганиях. Мужчине было всего сорок семь лет, но выглядел он намного старше, и когда кто-нибудь, очень любопытный, спрашивал: «Сколько Ленчику?» — то ему без раздумий отвечали: «За пятьдесят».
В это бодрящее июньское утро Ленчик сидел за столиком собственного кафе и медленно потягивал коктейль. Он долго наблюдал за бомжихой, которая расположилась на углу Главного проспекта прямо на асфальте, прислонившись спиной к бутовому цоколю административного здания. Она жадно поедала французский батон, запивая пепси-колой из горлышка. «Заработала уже на завтрак, «красавица»!» — отметил он и с брезгливостью представил себя на месте этой бомжихи. Нет, Ленчик Травкин никогда не просил милостыни! И не попросит! С голода умрет, а не попросит! Ему стало смешно от последней фразы — с его-то магазинами и кафе думать о голоде? Но он часто об этом думал, потому что всегда помнил свое полуголодное детдомовское детство. И вот так же, как эта оборванка у бутового цоколя, он тридцать два года назад, накупив со своей первой скромной получки ученика токаря хлеба, молока и картошки, ел и ел, не вставая из-за стола, пока не съел все подчистую! «Хорош бы я сейчас был, если бы до сих пор стоял у станка», — не без злорадства подумал он. Путь к успеху был тернист. Без отрыва от производства в те советские годы он занимался фарцовкой. Начинал с импортных шмоток, а закончил золотом и бриллиантами. За что и отсидел четыре года в тюрьме. На заре перестройки распрощался навеки с заводом и поплыл на всех парусах по течению бурной реки под названием «Коммерция». На этот раз он начал с золота и бриллиантов, а закончил собственными магазинами и кафе.
Травкин взглянул на свои рабоче-крестьянские часы с серпом и молотом по всему циферблату и надписью по-английски «Сделано в СССР» и подумал: «Однако он опаздывает!» И в тот же миг увидел перебегающего улицу мужчину во всем белом, под цвет неестественно белых волос. Авдеев был в шортах, футболке, бейсболке.
— На теннисный корт собрался? — недовольно спросил его Травкин и сунул под нос Арсению Павловичу свои «пролетарские» часы. В холодных глазах Авдеева заиграли злые огоньки — он не привык к подобному обхождению. Подумаешь — опоздал на сорок пять минут — обычное для него дело.
— Сам виноват! — бросил он Ленчику, усаживаясь напротив. — Не назначай в такую рань! Я тебя предупреждал, что могу не встать в девять. Так оно и вышло. — Он вдруг замолчал, поймав себя на мысли, что оправдывается, чего не позволял себе делать ни при каких обстоятельствах.
— Не позавтракал, Арсюша? — неожиданно ласково поинтересовался Травкин, видя, как тот раздражается. Перемена тона не произвела должного впечатления на Авдеева.
— Давай о деле! — все так же непочтительно произнес он.
— О деле — так о деле, — согласился Ленчик, отодвигая в сторону бокал с недопитым коктейлем и торчащей из него соломинкой. — Хочу поставить тебя в известность, Арсюша, что в конце июля я открываю итальянский ресторан.
 
— Поздравляю, — без воодушевления буркнул Авдеев. — Чтобы сообщить это, ты меня поднял в такую рань?
— Не гони лошадей! — уже неласково попросил Травкин. — Я хочу в день открытия сделать грандиозное шоу. Понимаешь? Со «столичными штучками»! Со стриптизом! С фейерверком! И бог знает еще с чем! Ты лучше меня в этом разбираешься.
— Сколько положишь на «грандиозное шоу»? — напрямик спросил Авдеев.
— За тем-то я и пригласил тебя, чтобы прикинуть, во сколько все обойдется. — Ленчику не нравилось настроение Палыча, и он уже пожалел, что не послушал его и они не встретились, как тот просил, ближе к вечеру. Просто по старой заводской привычке он любил все делать с утра.
— Тысяч сто — не меньше! — тут же выдал Авдеев, сверкнув огоньком зажигалки и выпустив дым в небеса.
— Ты не перебрал, Арсюша? — Ленчик недоверчиво посмотрел на знаменитого в прошлом режиссера массовых зрелищ, а нынче директора самого престижного в городе рекламного агентства.
— Мы с тобой можем посчитать на бумаге — думаю, что выйдет еще больше. — И, злорадно улыбнувшись, изрек: — Овес нынче дорог, Леня! Ты ведь хочешь со «столичными штучками»? А какой-нибудь задрипанный Саша Буйнов запросит не меньше десяти!
— За одну песню? — удивился Травкин.
— А хоть жопу показать! Им платят за выход! — Авдеев заметил, что у него развязался шнурок на правом ботинке, поставил ногу на краешек стула и принялся перешнуровывать.
— А не хочешь ли ты, милый друг, половину денег взять себе? — без шуток прикинул вслух Ленчик и добавил: — Знаю я вашего брата режиссера!
От такой наглости Палыч даже забыл поставить ногу на землю.
— Ты просил моего совета, Леня? Я тебе посоветовал! — Губы его побелели под стать всей экипировке. — А ставить твое «грандиозное шоу» я не собирался и не собираюсь! — Авдеев поднялся из-за стола и, бросив: «Будь здоров, Леня!» — хотел было уже направиться к трамвайной остановке, как почувствовал на своем плече горячую ладонь.
— Сядь, Арсюша, не ерепенься! Поговорим по-хорошему, — уговаривал Травкин. Палыч продолжал стоять. — Ну, прости, если обидел, — вымолвил Ленчик ожидаемые слова. После чего Авдеев уселся на прежнее место.
Выждав минуты две, заказав по коктейлю, Травкин вновь перешел в наступление:
— Сколько хочешь себе?
— Нисколько, — все еще обиженно отозвался режиссер.
— Набиваешь цену? — прищурился Ленчик.
— Я тебе, кажется, русским языком сказал, Леня, что ничего ставить не буду! — Авдеев вытащил из своего бокала соломинку и выбросил ее в мусорное ведро. Коктейль выпил залпом, показав тем самым, что не намерен затягивать разговор. — Советом помогу. Есть у меня хороший режиссер, мой ученик. Он тебе сделает шоу не хуже меня.
Ленчик тяжело вздохнул. А после того как Авдеев ушел, заглянул в кабинет заведующей кафе и попросил оставить его на минуту одного — ему надо позвонить.
— Андрюша, приветик! — поздоровался он с кем-то. — У меня к тебе дело есть. Ты не мог бы «перекрыть воздух» одному парнишке?.. Ну, зачем же так грубо? Мне он живой нужен. Работа у меня для него есть, а он, понимаешь, задаваться начал — денежек, видать, нанюхался и мышей ловить перестал… Так вот, помоги мне, милый друг, его отвадить от деньжат. Пусть опять мышей ловит!.. Что? Фамилия? Записывай…
Расстояние до деревни Юра преодолел за полчаса. Пройдя еще метров сто берегом озера, он наткнулся на трех мужиков, организовавших на завалинке пикничок с водочкой и солеными огурцами в виде закуски. Он спросил их, как ему добраться до лесника Калмыкова.
Мужики, подозрительно оглядев человека, нарушившего их мирную трапезу, удовлетворились его вполне рабоче-крестьянским внешним видом. Соболев надел на прогулку резиновые сапоги, старые синие тренировочные штаны, линялую футболку и набросил сверху пиджак, протертый в некоторых местах до неприличия.