Последняя акция
— Со мной могли возникнуть проблемы — армия, — напомнил Юра.
— Фигня! Для них это не проблемы! — Миша вновь стал ходить по комнате. — Кто ее мог протолкнуть в обком? Думай, Юра.
— И думать нечего… — Юра сделал паузу и по слогам произнес: — Ста-цю-ра. Сам он из-за матери дальше двигаться не мог, зато двигать мог любого. А на хрена ему, спрашивается, Буслаева со своими доносами? Думаю, он ее побаивался.
— Подожди-ка, — остановил его Миша. — Ты считаешь — Ваня знал, что письмо написал не ты, а Буслаева?
— Если они не написали его вместе, — предположил Соболев. — В случае огласки пострадал бы еще и Данилин. Стацюра наверняка шантажировал Колю этим письмом, и тот поспешил убраться.
— Все бы так убирались! — хмыкнул Миша. — Что сталось потом с Данилиным?
— Не знаю.
— Сдается мне, милый Юра, — Блюм аккуратно разливал в чашки чай, — что-то выплыло из тех безмятежных времен, о чем ты даже не догадываешься, и потому тебя хотят убрать с глаз долой!
Они сидели на пирсе, опустив ноги в теплую воду.
— Надеюсь, меня теперь никто не схватит за ногу? — припомнила Лариса. — Хотя наличие нечистой силы в этих краях уже доказано!
Миша посмотрел вдаль. Сегодня, как и в предыдущие дни, свечения не было.
— Ты знала Мартынову Надю? — неожиданно спросил он.
Тренина сначала даже не поняла, о ком речь.
— Тоже мне, вспомнил на ночь глядя! — возмутилась она. — Может, она и носится в этих лесах на помеле? Ведьма была первостатейная! Весь райком от нее рыдал! Ее даже прозвали Геллой.
— А как она ушла из райкома, ты не знаешь? Ведь лет ей было, кажется, немного?
— Я тогда уже не работала. Говорили, будто переехала в другой город.
— А в какой?
Лариса призадумалась.
— В Ростов, кажется. Точно не помню, но что-то южное.
— А чего ради незамужняя женщина вдруг бросает все и едет в Ростов?
— Откуда я знаю? — Лариса пожала плечами. — Всякие могут быть обстоятельства! Например, больная мать или какая-нибудь перспективная работа… — Лариса вынула ноги из воды и обхватила их руками, упершись подбородком в колени. — А почему ты меня спрашиваешь о Мартыновой? Юра, наверно, вспоминал?
— Да, — не стал скрывать Блюм.
— Благодаря ему ее «ушли»! — ухмыльнулась Лариса.
— А благодаря кому ее «пришли»?
— Понятия не имею. Я в райкоме работала с восемьдесят первого. Надя уже сидела в инструкторах.
— Значит, ее «пришли» до восемьдесят первого, — сделал вывод Миша. — Из учителей?
— Скорее, из пионервожатых, потому что у Нади было не педагогическое образование, а, если я не ошибаюсь, юридическое. — Тренина вдруг ни с того ни с сего расхохоталась.
— Что с тобой?
— Да вспомнила кое-что! — Она махнула рукой. — К нашему разговору это не имеет никакого отношения.
— А все-таки? — хотел знать Миша.
— Галка Буслаева две недели назад, когда я была у нее, сказала, что все пионервожатые, каких она знала, почему-то имели дефект речи. — Лариса опять стала серьезна и даже немного грустна. — Вот и Мартынова слегка пришепетывала и неприятно брызгала слюной.
— Может, Данилин ей посодействовал? — вернул разговор в прежнее русло Блюм.
— Что ты! Коля пришел в один год со мной. У Надьки всегда была своя «мохнатая рука» в райкоме партии. Думаю, что все исходило оттуда. — Лариса поправила челку, съехавшую ей на глаза, и сказала: — Я не понимаю, чего вдруг вы вспомнили о ней. Нади давно нет в городе, и потом, насколько мне известно, ее интересовали мальчики, а не девочки. Мальчики, надеюсь, еще не пропадают?
«Ага! — смекнул Блюм. — Значит, растление мальчиков не такая уж страшная тайна, как думает Соболев, если даже Лариса знает о ней». Но сейчас его заботило не это, а одна очень важная деталь, случайно промелькнувшая в их разговоре, и Миша, переваривая нечаянно полученную информацию, не знал, как опять вернуться к ней, и потому молчал. Тренина же в продолжение беседы о Мартыновой разглагольствовала о том, как в комсомоле не ценили кадры и разбрасывались людьми.
— Взять того же Соболева, — возмущалась Лариса, — талантливый парень, а его пять лет мариновали в заводском ПТУ, у черта на куличках! Дали бы ему помещение в центре города для подросткового клуба, и потянулись бы к нему ребята без всякой рекламы! Он на них действовал как магнит. Дети лучше самых авторитетных специалистов чувствуют гениальность. Конечно, Юрке пора уже делать что-то более серьезное, чем детские утренники.
— Как ты сказала? Утренники? — переспросил Миша.
— А что же это, по-твоему? Конечно, утренники. — Лариса надела на подсохшие ноги босоножки и встала. — Пойдем — что-то прохладно сегодня.
По дороге в лагерь она с воодушевлением рассказывала Мише о последней Соболевской постановке. О тех трюках и репризах между актами, которые придумал Юра, и о том восторге, с каким девочки все это репетировали и показывали. И тут Миша произнес фразу, повергшую Тренину в замешательство:
— А ведь ты, Лариса, все это рассказывала Буслаевой за неделю до премьеры. — И, не дав ей опомниться, спросил: — Почему ты скрыла это от Жданова? Ведь ты виделась с Галкой, когда ездила на день домой. — Они остановились на Главной аллее, напротив трибуны. — Буслаева подробно тебя расспрашивала о готовящемся спектакле. Так?
— Да. — Лариса опустила голову.
— И ты, разумеется, не скрыла, куда на самом деле девается маркиз Карабас, когда превращается в мышку?
— Она знала все, хоть Юра и просил меня молчать.
И тогда он задал последний вопрос:
— А о том, что Соболев поменял девочек ролями, она тоже знала?
— Да, — кивнула Лариса, и ей опять почудилось, что всхлипнула трибуна, но она не придала этому значения, потому что Миша, бросив на прощание холодное «спокойной ночи», быстро удалился в сторону своего коттеджа.
Глава 7
Новое утро ознаменовалось новым поворотом в деле о пропавших девочках.
С первым автобусом в лагерь прибыла Полина Аркадьевна. Она ворвалась в дом, где жили Лариса и Элла Валентиновна, — бледная, растрепанная, с черными кругами под глазами. Хриплым голосом спросила:
— Где живет Соболев?
В доме у ребят она опустилась на пол и забилась в истерике. Миша спросонья поморщился, вспомнив о больной жене. Юра помог несчастной женщине подняться на ноги, а Лариса держала наготове стакан воды.
— Что случилось, Полина Аркадьевна? — прошептал ей на ухо Соболев.
Крылова, уткнувшись лицом в его голое плечо, прохрипела:
— Они ее замучили!
Стакан выпал из рук у Трениной — не разбился, а лишь издал глухой звук. Вода смочила деревянный пол. Блюм соскочил с кровати и натянул штаны.
— Замучили Ксюшеньку мою! — пробормотала она в плечо Соболеву, и Юра почувствовал, как теплая слеза Полины потекла у него по спине. Он сделал остальным знак, чтобы их оставили наедине.
— Полина… Поля… — гладил Юра ее растрепанные волосы. — Объясните толком, что произошло? — Он усадил ее за стол, но она, уронив на руки голову, зарыдала с новой, отчаянной силой. Юра не знал, что делать. Зачем-то стал рыться в аптечке — бинт, йод, анальгин… Он прекрасно помнил, что валерьяновых капель в его аптечке нет. Вдруг Полина утихла, будто лишилась чувств. Юра подхватил ее на руки и положил на свою кровать. Ему это казалось невероятным, но Полина Аркадьевна спала безмятежным, детским сном.
— Трындец! — констатировал Миша, заглянув в раскрытое окно… — Часто случается после сильного стресса, — объяснил он. — Она может проспать так до вечера.
— Как ты думаешь, это у нее не психическое расстройство?
— Думаю, что Полину Аркадьевну кто-то здорово напугал. — И, заслушавшись звонкими трелями какой-то пичуги, вдохнул полной грудью свежий поток воздуха. — Пойдем к Ларисе пить кофе.
— А как же Полина Аркадьевна? — развел руками Юра.
— Ты что, собрался ее сторожить? — И, увидев, что приятель его в некотором замешательстве, улыбнулся. — Ну, как знаешь. Подай мне только блокнот. Он у меня на тумбочке лежит. — Соболев протянул ему красную кожаную книжицу. Миша полистал ее и прочитал вслух: — «Калмыков Егор Трофимыч — лесник». Запомнил? — Юра кивнул. — Советую не терять время. Давно пора было навестить старика. — Блюм спрятал блокнот в карман и на прощание произнес: — Будь осторожен! Я позвоню в четыре часа. Постарайся вернуться к тому времени. — И он бодро зашагал к дому Ларисы.