Эгоист (СИ)

— Всё хорошо, — попытался утешить ее Уильям, желая, как-то помочь ей.
Ситуация становилась абсурдной и собиралась обернуться против него, но впервые в жизни он не стал предпринимать ничего, чтобы спасти их обоих.
Шарлотта стремительно обернулась к нему. Прижимая одну руку ко лбу, а другую положив себе на бок, она выглядела и рассерженной, и скомпрометированной одновременно, потому что глаза ее горели, а губы покраснели и опухли. И да, ему это тоже безумно нравилось.
— Сейчас произойдёт катастрофа, а вам весело?
Он опустил руки и направился к ней.
— Послушай, Шарлотта…
Она резко вскинула руку и застыла.
— Умоляю, не подходите!
Уильям застыл и, вглядевшись ей в глаза, вдруг ошеломленно понял, что она… боится. Боится, что он подойдет к ней, потому что могла снова потерять голову. Боже правый, он не мог в это поверить. Поверить в то, что действовал на нее так же сокрушительно, как она на него. Что, возможно, она хотела его так же сильно, как он ее, если только она, в состоянии невинности, могла понять подобное желание.
Дверь гостиной резко распахнулась и вошла виконтесса Уитлсфорд.
— Что здесь происходит?
Рядом с ней стоял бледный и напуганный Джонатан.
— Шарлотта… — начал он, указав пальцем на нее. — Ей было плохо, когда я вошёл. Она стояла очень близко к лорду Холбруку. Он слишком больно обнимал ее, она едва не расплакалась.
Шарлотта, побледнев, смотрела на мать.
— Это неправда! Я не плакала!
Отчаяние в ее голосе выдало ее с головой.
— Тогда почему он причинял тебе боль? — спросил Джонатан, прикусив губу.
— Мне не было больно! — запротестовала Шарлотта, гневно сжав руки в кулачки.
Уильям не мог оторвать от нее зачарованный взгляд, потому что даже в таком состоянии она выглядела… божественно.
Виконтесса смотрела на него так же пристально, но уже с другими чувствами.
— Не было больно? — негодовал Джонатан.
— Да, я просто поскользнулась, а лорд Холбрук любезно придержал меня.
— Обо что ты поскользнулась? — ровным тоном осведомилась виконтесса.
Шарлотта, замерла и снова побледнела.
— Нога подвернулась…
Ее оправдания выглядели просто жалкими. И не только Уильям это понимал.
— Мама, — начал Джонатан, прижавшись к матери. — Этот человек что-то пытался сделать с нашей Лотти!
Шарлотта топнула ногой и застонала от отчаяния.
— Ничего он не делал!
— Да? — гневно выпалил Джонатан, осуждающе глянув на сестру. — Ты даже дышать не могла, потому что он прижимался своим ртом к твоему рту!
Шарлотта покачнулась и позеленела от страха.
Виконтесса подняла руку.
— Хватит! — Она посмотрела на сына. — Джонатан, милый, иди к себе. Дальше я разберусь сама.
Малыш послушно покинул гостиную, тихо прикрыв дверь.
— Мама, ничего страшного не произошло… — начала было Шарлота, но строгий взгляд матери остановил ее.
— Шарлотта!
— Мама, пожалуйста, ничего необычного не произошло. Я просто споткнулась и…
— У тебя покраснели губы. — Виконтесса перевела на Уильяма осуждающий взгляд. — Выйди из гостиной, я должна поговорить с лордом Холбруком.
— Мама…
— Немедленно!
Шарлотта была так бледна, что Уильям испугался того, что она сейчас упадет в обморок. Он был благодарен ей не только за то, что она позаботилась о нем в ту ночь. Он будет благодарен ей до конца жизни за сегодняшний поцелуй, которым она наградила его, даже в ущерб себя. Поцеловала и доказала, что такие поцелуи существуют, что нечто чистое и настоящее может существовать в захламленном фальшью и лживостью мире. Она спасла не только его тело, но и что-то такое внутри него, что было до этого мгновения мертво. Он не собирался загубить ее за это, не собирался позволять ей одной расхлебывать всё то, что натворили они оба, а он в большей степени.
Уильям направился к ней и осторожно коснулся ее локтя. Она вздрогнула и повернулась к нему. И смотрела на него таким полным ужаса и сожаления глазами, что у него дрогнуло сердце. Дрогнуло то, чего быть не должно.
— Пожалуйста, Шарлотта, выйди и позволь мне поговорить с твоей матушкой.
 
Глаза ее потемнели, но не так, как перед тем, как он поцеловал ее. Уильяму было жаль того, что он не может поцеловать ее снова, чтобы успокоить, но… Господи, он собирался поцеловать ее снова и снова. И снова, сколько раз потребуется, пока она не поймет, что пути назад нет.
Она понимала это, прекрасно понимала происходящее, потому что не была глупа. Оттого и была в ужасе.
- Но… но это нелепо.
Она не выглядела такой расстроенной и растерянной даже в ту ночь, когда стреляли в него.
— И всё же мне нужно поговорить с твоей матушкой.
Она побледнела еще больше.
— Может, не стоит?
Он с трудом удержался от того, чтобы не поцеловать ее на глазах ее собственной матери, чтобы Шарлотта, наконец, поняла, что стоит.
— Тебе придётся выйти.
Она вся сжалась, как будто ее приговорили к смертной казни. Медленно повернув к матери голову, Шарлотта тихо попросила:
— Пожалуйста, не делай того, о чем мы все потом пожалеем. Это не то, о чем вы подумали. Это просто… просто… недоразумение.
Уильям не считал их всепоглощающий поцелуй недоразумением и тем более не сожалел об этом.
— Шарлотта, выйди! — огласила виконтесса, и Шарлотта с затравленным видом покинула комнату, прикрыв дверь. И только тогда виконтесса вперила в него пронизывающий, гневный взгляд. — И что вы можете сказать по этому поводу? Разве моя дочь похожа на тех дев… на тех, с кем вы обычно проводите своё время? — Она застонала. — Боже, вас же видел мой сын, а если бы это был кто-то другой!
Решительно повернувшись к ней, Уильям так же спокойно произнес:
— Я не собирался допустить ничего предосудительного. И готов взять всю ответственность за произошедшее на себе.
Глаза ее округлились.
— Что?
Он снова повторил.
— Я женюсь на вашей дочери.
Когда он произнес слова, которые не собирался произносить никогда в жизни, Уильям не ощутил страха или недовольства. Даже гнева. Он не собирался жениться, но в последнее время четко понимал, что должен исполнить свой семейный долг. Родить наследника и обеспечить семье будущее, ведь в противном случае, если с ним что-то произойдет, все их дома и деньги отойдут тому самому прыщавому дальнему родственнику, который захочет выставить его сестер с матерью за дверь. Он не только не мог позволить этому случиться. Роберт втянул его в предприятие, которое могло быть гораздо опаснее, чем это казалось в самом начале.
До этого мгновения Уильям не мог представить себе ни одну девушку, на которой мог захотеть жениться.
До Шарлотты, одна мысль о которой волновала его кровь больше, чем он мог себе представить.
Виконтесса вдруг нахмурилась. Серые глаза, так удивительно похожие на глаза Шарлотты, сверкнули чем-то недосказанным.
— А если она не согласится?
Не согласится? Что за бред!
Уильям нахмурился, даже не допуская подобной мысли.
— Я буду настаивать.
— Об этом знаем только мы.
Ему не понравился намек на то, что раз об этом знает мало людей, значит, можно забыть это всё и жить дальше, словно ничего не было.
Но был поцелуй, который он не променял бы ни на что.
— Я не отказываюсь от своих слов, — упрямо заявил он, выпрямившись.
Виконтесса с любопытством взирала на него.
— Вы что, действительно хотите жениться на моей дочери?
У него снова волосы встали дыбом, но Уильям мгновенно понял, что не от ужаса.
— Да, хочу.
Он хотел ее, черт возьми, хотел Шарлотту Уинслоу так, что снова ощутил тугие, давящие позывы желания. Он не выдумал силу притяжения, силу собственного желания и нежность ее губ, с которыми она целовала его, целовала так упоительно, что он стал забывать обо всем на свете, потерял бдительность, и их обнаружили. Господи, что с ним было не так? Как можно было позволять такому желанию властвовать над собой? Как… как получилось так, что прежде он не замечал ее? И всё же факт оставался фактом: мало того, что ему нужно было когда-то жениться, тем более после того, что произошло с ним в ту ночь и с чем был согласен его поверенный, настаивая на этом; он не встречал ни одну особу, кого с таким отчаянием пытался бы заполучить.