Дорога в тысячу ли

Сонджа и представить не могла, что такой человек, как Ко Хансо, когда-то стирал собственную одежду. Его костюмы были слишком дорогими и красивыми. Она видела на нем несколько разных белых костюмов и стильных белых туфель. Она ни разу не видела так роскошно одетого человека.
Ей было что сказать.
— Когда я стираю одежду, я думаю о том, чтобы сделать это хорошо. Это одна из обязанностей, которые мне нравятся, потому что я привожу что-то в состояние лучшее, чем прежде. Это не разбитый горшок, который придется выбросить.
Он улыбнулся.
— Я давно хотел побыть с тобой.
Она снова хотела спросить, почему, но подумала, что причины не имели никакого значения.
— У тебя хорошее лицо, — сказал он. — Честное.
Торговки на рынке говорили ей нечто подобное. Сонджа не умела торговаться и даже не пыталась научиться этому. Однако сегодня утром она не сказала матери, что встречается с Ко Хансо. Она даже не рассказала ей о том неприятном происшествии с японскими школьниками. Накануне она сказала Тукхи, вместе с которой занималась стиркой, что сделает все сама, и служанка была вне себя от радости.
— У тебя есть возлюбленный? — спросил он.
Ее щеки вспыхнули.
— Нет.
Хансо улыбнулся.
— Тебе уже семнадцать. Мне тридцать четыре. Я в два раза старше тебя. Я стану твоим старшим братом и твоим другом, Хансо-оппа. Хочешь этого?
Сонджа посмотрела в его черные глаза и подумала, что она ничего не хотела больше, с тех пор как мечтала о выздоровлении отца. Впрочем, не было дня, когда она не думала о своем отце.
— Когда ты приходишь сюда стирать?
— Раз в три дня.
— В это время?
Она кивнула. Сонджа глубоко дышала, ее легкие и сердце горели от ожидания и удивления. Она всегда любила этот пляж — бесконечный простор бледно-зеленой и голубой воды, пляж из крошечной белой гальки, обрамлявший черные скалы, отделявшие воду от каменистого берега. Здесь царили тишина, безопасность и покой. Сюда почти никто не приходил, но теперь она уже никогда не будет смотреть на это место прежними глазами.
Хансо поднял гладкий плоский камень с тонкими серыми прожилками, лежавший возле ее ноги. Из кармана он достал кусок белого мела, которым делал отметки на контейнерах с рыбой, теперь он написал X на камне. Потом он присел и осмотрел крупные скалы вокруг, в одной из них, высотой со скамейку, нашел сухую щель.
— Если я приду сюда, а тебя не будет, и мне нужно будет вернуться к работе, я оставлю этот камень вот тут, в трещине скалы, чтобы ты знала: я приходил. Если ты здесь, а я нет, оставь этот камень для меня, я буду знать, что ты приходила. — Он похлопал ее по руке и улыбнулся. — Сонджа, мне пора идти. Увидимся позже, хорошо?
Она смотрела, как он уходит, а потом присела на корточки и развязала узел с одеждой, чтобы начать стирку. Она взяла грязную рубашку и замочила ее в прохладной воде. Все казалось теперь другим.
Три дня спустя она увидела его снова. Ничего не стоило убедить сестер-служанок, что она хочет постирать все сама. Он снова ждал ее у скал, читая газету. На нем была светлая шляпа с черной лентой. Выглядел он поразительно элегантно. Он вел себя непринужденно, как будто встреча с ней на пляже была чем-то обычным, хотя Сонджа ужасно боялась, что их обнаружит мать. Она чувствовала себя виноватой, что не рассказала ей или Пукхи и Тукхи о нем. Сидя на черной скале, Хансо и Сонджа беседовали полчаса или около того, и он задавал ей странные вопросы: «О чем ты думаешь, когда царит тишина, а ты не занята работой?»
Но она не бывала ничем не занятой. В доме всегда было много работы; Сонджа не могла припомнить времени, когда мать давала ей бездельничать. Сказав ему, что всегда занята, она сразу поняла, что это не совсем так. Иногда она работала, но сама работа была легкой и не требовала внимания. Она могла чистить картофель или мыть полы, не задумываясь о том, что делает, и в последнее время она в такие минуты думала о нем, но как сказать это?
Перед тем как уйти, он спросил ее, кого она считает хорошим другом, и она ответила — его, потому что он помог ей, когда она оказалась в беде. Он улыбнулся и погладил ее по волосам. Раз в несколько дней они встречались в бухте, и Сонджа старалась быстрее справляться со стиркой и домашней работой, чтобы никто не заметил, как она проводит время на пляже или на рынке.
 
Прежде чем пересечь порог кухни, чтобы пойти на рынок или пляж, Сонджа проверяла свое отражение в полированной металлической крышке для горшка, поправляя тугую косу, заплетенную еще с утра. Сонджа понятия не имела, как выглядеть прелестной или привлекательной для мужчины, тем более — для такого важного человека, как Ко Хансо, так что пыталась, по крайней мере, быть чистой и аккуратной.
Чем дольше она с ним встречалась, тем больше места занимал он в ее мыслях. Его рассказы заполняли ее голову людьми и местами, о которых она раньше не слышала. Он жил в Осаке — крупном портовом городе Японии, где, по его словам, можно было найти все, что захочется, если у тебя есть деньги, и где почти в каждом доме было электрическое освещение и нагреватели, которые зимой делали пол теплым. Он рассказывал, что в Токио еще больше людей, чем в Сеуле — там полно магазинов, ресторанов, театров. Он бывал в Маньчжурии и Пхеньяне. Он описывал эти места и говорил, что однажды она поедет туда вместе с ним, но она не могла понять, как это произойдет. Она не возражала, потому что ей нравилась мечта про путешествия с ним, про возможность быть с ним дольше, чем несколько минут, проведенных в бухте. Из поездок он привозил ей конфеты в красивых цветных фантиках и сладкое печенье. Он разворачивал конфеты и клал одну из них ей в рот, будто она была ребенком. Она никогда не пробовала такие вкусные лакомства — твердые ярко-розовые леденцы из Америки, песочное печенье из Англии. Из осторожности Сонджа выбрасывала обертки за пределами дома: она не хотела, чтобы мать узнала о ее тайне.
Его разговоры и опыт очаровывали девушку: все это было куда увлекательнее, чем приключения рыбаков или рабочих, которые приходили из отдаленных мест. Но в ее отношениях с Хансо было еще что-то новое и мощное, чего она никогда не переживала. До встречи с ним Сонджа никогда не рассказывала о забавных привычках постояльцев, о разговорах с сестрами Пукхи и Тукхи, о рассказах матери, воспоминаниях об отце, о себе самой. И впервые она могла спросить о том, какова жизнь за пределами Йондо и Пусана.
Хансо очень хотелось услышать о том, что произошло с ней за день; он хотел знать даже, о чем она мечтала. Иногда, когда она не знала, как справиться с чем-то или кем-то, он говорил ей, как ей следует поступать; он умел решать проблемы. Они никогда не говорили о матери Сонджи.
На рынке ей казалось странным, как он ведет дела, там он выглядел совсем другим человеком, чем наедине с ней. Он был ее другом, ее старшим братом, тем, кто снимает тяжелый узел с вещами для стирки с ее головы. «Как изящно ты это делаешь», — говорил он, восхищаясь тем, как прямо держала она голову. Однажды он коснулся задней части ее шеи обеими руками — твердыми и сильными, и она вздрогнула, потрясенная тем, каким острым было ощущение от его прикосновения.
Она все время хотела видеть его. С кем еще он говорил, кому задавал вопросы? Что делал по вечерам, когда она была дома, обслуживая постояльцев, полируя низкие обеденные столы, или когда спала рядом с матерью? Она не решалась спросить его об этом, и только снова и снова задавала эти вопросы себе.
В течение трех месяцев они встречались в бухте, постепенно привыкая друг к другу. Когда наступила осень, возле моря стало холодно, но Сонджа не обращала внимания на студеный воздух.
В начале сентября пять дней подряд шел дождь, и когда наконец, небо очистилось, Чанджин попросила Сонджу собрать грибы в лесу Тэджондэ. Сонджа любила собирать грибы, а поскольку она как раз намеревалась встретиться с Хансо на пляже, у нее голова кружилась от возможности рассказать ему о переменах в привычном течении жизни. Он часто путешествовал и видел новые места; а она впервые за время их знакомства делала нечто, отличное от обычной рутины.