Дорога в тысячу ли

— И это забудь. Я в порядке. Теперь я в порядке.
 8 
 
Нагано, август 1978 года
Водитель Хансо проводил Сонджу к черному седану. Она устроилась на широком заднем сиденье, поправив одежду, чтобы прикрыть располневший живот. Она надела французское дизайнерское платье и итальянские кожаные туфли, которые выбрала для нее подруга Мосасу, Ецуко.
— Куда мы едем?
— В Нагано, — ответил Хансо.
— Он там?
— Да. Его там знают под именем Нобуо Бан. Он там живет уже шестнадцать лет. Женат на японке, у них четверо детей.
— У Соломона четыре кузена! Почему он не рассказал нам?
— Он теперь японец. Никто в Нагано не знает, что он кореец. Его жена и дети тоже не знают.
— Зачем?
— Он не хочет, чтобы кто-то знал о его прошлом.
— Так легко сделать это?
— Достаточно легко, никто не пытается выяснять правду. Он работает в патинко-салоне.
— Как Мосасу? — Этого она никак не ожидала.
— Да.
— Я хочу узнать больше о Ноа.
— Он здоров, — улыбнулся Хансо.
— Он знает, что мы приедем?
— Нет.
— Но…
— Он не хочет нас видеть. Точнее, он не хочет меня видеть. Мы не должны говорить с ним сегодня, но я подумал, что ты захочешь увидеть его собственными глазами. Он будет в главном офисе.
— Откуда ты это знаешь?
— Это моя работа — знать, — сказал Хансо, закрывая глаза и откидываясь назад; он принимал лекарства, из-за которых чувствовал сильную слабость и головокружение.
План состоял в том, чтобы подождать, пока Ноа выйдет на обед в ресторан через дорогу. По средам он всегда заходил туда и заказывал лапшу-соба. Частные детективы предоставили Хансо подробный отчет на двадцать шесть страниц, и наиболее примечательной была непоколебимость распорядка. Ноа не употреблял алкоголь, не интересовался азартными играми или женщинами, жил в скромном доме.
— Он будет обедать один, как ты думаешь?
— Он всегда обедает один. Сегодня среда, поэтому он закажет дзару соба, немного почитает английский роман, а затем вернется в свой кабинет. Он не ошибается, не суетится, — с гордостью сказал Хансо.
— Он заметит меня?
— Трудно сказать, — сказал он. — Ты должна ждать в машине и посмотреть на него, потом водитель отвезет нас в Йокогаму. Мы можем вернуться через неделю, если захочешь. Может быть, потом напишешь ему и договоришься о встрече.
— В чем разница между этой и следующей неделей?
— Он выбрал эту жизнь, Сонджа, и, может быть, нам стоит уважать его желание.
— Он мой сын.
— И мой.
— Ноа и Мосасу — это вся моя жизнь.
Хансо кивнул. Он никогда не испытывал такого отношения к своим детям.
— Я жила только для них.
В церкви пастор говорил: нельзя любить свою семью больше, чем Бога. Но для нее любовь к Богу была тем же самым, что и безмерная любовь к детям. У Ноа теперь есть свои дети. Наверное, он сможет понять ее чувства.
— Смотри. Он выходит, — сказал Хансо.
Лицо ее сына изменилось совсем немного. Седые волосы на висках удивили ее, но Ноа исполнилось сорок пять. Он носил круглые золотые очки, похожие на те, что были у Исэка, черный костюм висел на худом теле. Его лицо было копией Хансо.
Сонджа открыла дверь машины и вышла.
— Ноа! — воскликнула она и бросилась к нему.
Он обернулся и уставился на свою мать, которая остановилась шагах в десяти от него.
— Мама, — пробормотал Ноа, приблизился к ней и коснулся ее руки.
Он не видел, как его мать плачет, с похорон Исэка. Он удивился, увидев ее, но еще больше удивился тому, что испытал чувство облегчения.
— Не нужно расстраиваться. Пойдем в мой офис, — сказал он. — Как ты сюда попала?
— Ко Хансо привез меня. Он нашел тебя, и он привез меня сюда, потому что я очень сильно хотела тебя увидеть. Он в машине.
— Понятно, — сказал он. — Ну, он может там остаться.
В офисе сотрудники кланялись Ноа, и Сонджа последовала за ним в кабинет. Он предложил ей сесть и закрыл дверь.
— Ты хорошо выглядишь, мама, — сказал Ноа.
— Так много времени прошло, Ноа. Я так беспокоилась о тебе, — она замолчала, увидев страдание на его лице. — Но я рада, что ты писал мне. Я сохранила все деньги, которые ты отправлял.
 
Ноа кивнул.
— Хансо сказал мне, что ты женат и у тебя есть дети.
Ноа улыбнулся.
— Мальчик и три девочки. Они очень хорошие дети. Девочки учатся, а сын — хороший бейсболист. Он любимец жены. Похож на Мосасу и ведет себя так же.
— Я знаю, что Мосасу хотел бы тебя увидеть. Когда ты сможешь приехать к нам?
— Я не знаю. Не знаю, смогу ли я.
— Разве мы не потратили достаточно времени? Все эти годы. Ноа, помилуй. Прости меня, пожалуйста. Я была девочкой, когда встретила Хансо. Я не знала, что он женат, я отказалась быть его любовницей. Затем ваш отец женился на мне. Всю жизнь я была верна ему, Пэк Исэку, который был настоящим человеком. Даже после его смерти я оставалась верна…
— Я понимаю. Однако мой отец по крови — Ко Хансо. Это не может измениться, — категорично сказал Ноа.
— Да.
— Я кореец, работающий в грязном бизнесе. Я никогда не смогу очиститься. — Он рассмеялся. — Это мое проклятие.
— Но ты не якудза, — возразила она. — Мосасу владеет патинко, и он очень честен. Он всегда говорит, что можно быть хорошим работодателем и избегать плохих людей.
Ноа покачал головой.
— Мама, я честный, но есть люди, которых невозможно избежать в этом бизнесе. Я управляю очень крупной компанией, и я делаю то, что должен. — Он покривился.
— Ты хороший мальчик, Ноа. Я знаю, что ты… — Она подумала, что глупо говорить с ним, как с ребенком. — Я имею в виду, я уверена, что ты хороший бизнесмен.
Они посидели молча. Ноа смотрел на мать. Она выглядела старой и усталой.
— Хочешь чая? — спросил он.
Ноа много раз представлял себе встречу с матерью или братом в этом белом, наполненном солнцем офисе. Будет ли Хансо тоже приходить к нему?
— Может быть, ты хочешь есть? Я могу заказать что-то…
Сонджа покачала головой.
— Тебе нужно вернуться домой, — сказала она.
Он засмеялся.
— Здесь мой дом. Я не маленький мальчик. И никто здесь не знает, что я кореец. Никто.
— Я никому не скажу. Я понимаю. Я все сделаю…
— Моя жена не знает. Ее мать никогда не потерпит этого. Мои собственные дети не знают, и я им не скажу. Мой босс уволит меня. Он не нанимает иностранцев.
— Неужели так ужасно быть корейцем?
— Ужасно быть мной.
Сонджа кивнула и уставилась на свои сложенные руки.
— Дети, как их зовут?
— Зачем это?
— Ноа, мне очень жаль. Твой отец привез нас в Японию, а потом, ты знаешь, мы не могли вернуться из-за войны здесь, а потом из-за войны там. А теперь уже слишком поздно. Даже для меня.
— Я вернулся, — сказал он.
— Что ты имеешь в виду?
— Сейчас я гражданин Японии, и я могу путешествовать. Я ездил в Южную Корею, чтобы увидеть мою предполагаемую родину.
— Ты гражданин Японии? Как это возможно?
— Возможно. Это всегда возможно.
— И ты поехал в Пусан?
— Да, и я посетил Йондо. Это крошечное место, но красивое, — сказал он.
Глаза Сонджи наполнились слезами.
— Мама, теперь у меня встреча. Извини, но почему бы нам не увидеться на следующей неделе? Я сам приеду. Я хотел бы снова увидеть Мосасу.
— В самом деле? Ты приедешь? — Сонджа улыбнулась. — О, спасибо, Ноа. Я так рада. Ты такой хороший…
— А теперь будет лучше, если ты уйдешь, у меня неотложные дела. Я позвоню сегодня вечером, когда ты уже будешь дома.
Он проводил ее на улицу, но даже не посмотрел на машину Хансо.
— Поговорим позже, — сказал он и вернулся в офис.
* * *
Сонджа смотрела, как ее сын входит в офисное здание. Водитель вышел и открыл перед ней дверь машины.
Сонджа улыбнулась Хансо, чувствуя свет и надежду. Хансо внимательно посмотрел на нее и нахмурился.