Дорога в тысячу ли
— Ничего. Мне стало скучно, мне не хватало моего папочки, — ответила она. — Поедем за покупками, пожалуйста. Я так долго и так терпеливо ждала, когда ты вернешься. И шоферу невесело! Мои друзья в Гинзе сказали, что на этой неделе поступили такие милые сумочки из Франции!
Хансо сел и закрыл дверь машины. Пуленепробиваемые окна поглощали дневной свет. Внутренние лампы седана подчеркивали ровный овал лица Норико.
— Ты позвала меня сюда, потому что хотела пойти по магазинам?
— Да, папочка, — сказала она сладко и протянула маленькую руку к его колену.
Ее богатым клиентам нравилось покупать для девочек симпатичные вещи. Если папочка хотел снять с нее белые хлопчатобумажные трусики, он должен был купить ей предметы роскоши из Франции. Ко Хансо считался самым важным покровителем бара, в котором работала Норико. Мама-сан сказала ей, что Ко Хансо нравились невинные девушки. Шел их второй день, Хансо уже купил ей кошелек «Кристиан Диор». Норико, восемнадцатилетняя победительница конкурса красоты, не привыкла долго ждать клиентов в машине. У нее было дорогое шелковое платье персикового цвета с подходящими туфельками на высоком каблуке и настоящее жемчужное ожерелье, заимствованное у мама-сан.
— Ты когда-нибудь ходила в среднюю школу? — спросил он.
— Нет, папочка. Я нехорошая школьница, — сказала она, улыбаясь.
— Нет, конечно, нет. Ты глупая. Я не выношу глупцов. — Хансо так сильно ударил по лицу девушки, что кровь потекла из ее розового рта.
Она закричала и ударила его кулаком.
Он ударил ее снова и снова, ударил головой о поворотник машины, бил, пока она не затихла. Кровь залила лицо и персиковое платье. Ожерелье покрылось красными пятнами. Водитель сидел неподвижно, пока Хансо не закончил.
— Отвези меня в офис, а затем доставь эту к маме-сан. Скажи мама-сан, что мне все равно, насколько красива девушка, но я не выношу безмозглых девиц. Я был на похоронах. Я не вернусь в бар, пока они не избавятся от этой невежественной твари.
— Извините, господин. Она сказала, что речь идет о чрезвычайной ситуации. Что она должна поговорить с вами или начнет кричать. Я не знал, что делать.
— Ни одна проститутка не может быть важнее похорон. Если бы она заболела, ты должен был отвезти ее в больницу. Все остальное вздор.
Девушка еще дышала. Она обмякла в углу широкого заднего сиденья, как сломанная бабочка.
Водитель паниковал, потому что боялся наказания. Он видел, как один провинившийся потерял часть безымянного пальца, потому что обувь для гостей оказалась расставлена перед домом Ко Хансо не должным образом.
— Прошу прощения, господин. Мне очень жаль. Пожалуйста, простите меня, господин.
— Заткнись. Поехали. — Хансо прикрыл глаза и откинулся на обтянутое кожей сиденье.
После того как водитель доставил Хансо, он отвез Норико в бар, где она работала. Перепуганная мама-сан отвезла ее в больницу, и даже когда хирурги сделали все возможное, нос девушки вряд ли можно было назвать красивым. Мама-сан не могла возместить свои расходы, поэтому отправила Норико к торуко, где та должна была купать и обслуживать мужчин в обнаженном виде, пока не станет слишком старой. Ее сиськи и задница при постоянном контакте с горячей водой продержатся в форме лет пять-шесть. После этого ей найдут другую работу.
Шесть дней в неделю Сонджа отводила внука в школу и забирала его. Соломон посещал международное заведение для малышей, где говорили только на английском. В школе он говорил по-английски, а дома по-японски. Сонджа говорила с ним на корейском языке, а он отвечал по-японски, включая в речь отдельные корейские слова. Соломон любил ходить в школу. Куда бы он ни пришел, слухи о смерти его матери создавали вокруг него своеобразное защитное облако: учителя и друзья были с ним особенно бережны. Соломон считал, что увидит маму на небесах, что она и теперь может видеть его. Она посещала его во снах.
По вечерам бабушка, отец и сын ужинали вместе, часто Мосасу должен был вернуться на работу сразу же после еды. Пару раз друг Мосасу, Харуки Тотояма, приезжал из Осаки, а один раз они отправились в Осаку, чтобы повидаться с семьей, поскольку дядя Ёсоп не мог путешествовать.
Школьный день почти закончился, Сонджа терпеливо ждала снаружи вместе с симпатичными филиппинскими нянями и дружелюбными западными мамами, которые тоже пришли за своими детьми. Сонджа не могла поговорить с ними, но улыбалась и кивала. Обычно Соломон выбегал одним из первых. И на этот раз он попрощался с учителями, обнял бабушку, а потом помчался с другими мальчиками в кондитерскую на углу. Сонджа пыталась поспеть за ним и не обратила внимания на Хансо, который смотрел на нее от машины.
На ней было черное шерстяное пальто, не слишком дорогое, но новое. Она сильно постарела, и Хансо стало жаль ее. Лишь немногим за пятьдесят, но выглядит намного старше. В молодости она казалась яркой и крепкой, такой привлекательной. Даже сейчас воспоминание о ее жизненной энергии возбуждало его. Годы работы на улице сделали лицо темным, морщинистым. Черную глянцевую косу сменила короткая стрижка и седина. Хансо вспомнил о ее большой груди и прекрасных розовых сосках. Они никогда не проводили вместе больше нескольких часов, и ему всегда хотелось любить ее больше, чем один раз за день. У него было много женщин и девушек, но ее невинность и доверие возбуждали его сильнее, чем самые сексуальные шлюхи, готовые на все.
Ее красивые глаза остались прежними, в них мерцал свет. Он страстно любил ее, пожилой мужчина мог любить молодую девушку, которая воскрешала в нем молодость, но ее он любил с какой-то благодарностью и нежностью. Он знал, что любит ее больше, чем любую другую женщину.
Он знал, что она искала его, чтобы спросить про Ноа, но не связывался с ней, потому что не имел никаких новостей. Он не мог разочаровать Сонджу. Он использовал все ресурсы, но тщетно. Ноа исчез. На похоронах Хансо узнал, что Ноа все еще посылает деньги своей матери. Это был след! Хансо решил, что сначала найдет Ноа, затем придет к Сондже, но время не всегда работает на человека. Недавно доктор сказал, что у него рак простаты…
Когда Сонджа прошла мимо его машины, Хансо приоткрыл окно и окликнул ее.
Она ахнула.
Хансо сказал водителю, чтобы тот оставался на месте, и вышел.
— Я поздно добрался на похороны Юми. Мосасу сказал, что ты уже ушла. Ты живешь с ним сейчас, верно?
Сонджа стояла на тротуаре и молча смотрела на него. Кажется, он не стареет. Неужели прошло одиннадцать лет с тех пор, как она в последний раз его видела? Его кабинет, счастливый Ноа, затем этот дорогой ужин в честь поступления Ноа в университет Васеда. Ноа исчез шесть лет назад. Сонджа обернулась на внука, который ворвался в магазин с другими мальчиками, листал комиксы, болтал с товарищами, которые покупали конфеты. Сонджа развернулась и пошла в сторону Соломона. Мосасу упомянул, что Хансо приходил на похороны, но ни слова не сказал об их разговоре про Ноа.
— Разве ты не можешь минутку поговорить со мной? Маленький мальчик в порядке. Он в магазине. Ты видишь его через стекло.
— Я умоляла твою жену сказать тебе, что я тебя ищу. Если не она, то мальчик должен был сказать тебе об этом. Но ты не откликнулся. Шесть лет прошло с тех пор, как я пошла в твой дом. Шесть лет.
Хансо открыл рот, но Сонджа перебила его.
— Ты знаешь, где он?
— Нет.
Сонджа подошла к кондитерской.
Хансо коснулся ее руки, и Сонджа сильно оттолкнула его ладонь, отбросив ее назад. Шофер и телохранитель, который стоял рядом с машиной, побежали к нему, но он отмахнулся от них.
— Сонджа…
— Почему ты беспокоишь меня сейчас? Почему ты не можешь оставить меня в покое? Ноа ушел от меня. — Ее мокрые сияющие глаза моргнули, лицо на мгновение вновь стало молодым, прежним.
— Могу я отвезти тебя и Соломона домой? Может быть, мы зайдем в кафе? Мне нужно поговорить с тобой.
Сонджа смотрела на большие квадраты бетона под ногами, не в силах остановить поток слез.