Дорога в тысячу ли

Это был второй ресторан, в который она когда-либо входила. Главный зал был почти в пять раз больше заведения в Пусане, где они с Исэком ели удон. От запаха жареного мяса и застарелого сигаретного дыма у нее запершило в горле. На приподнятой платформе, покрытой татами, стояло два ряда обеденных столов. Под платформой находилось место для обуви гостей. В открытой кухне мальчик-подросток, одетый в белую майку, мыл пивные бокалы, по два за раз. Журчание воды и звон стекла помешали ему услышать, как вошла Сонджа; она смотрела на его точеный профиль, сосредоточенное на работе лицо, надеясь, что он заметит ее.
Человек с рынка не называл ей определенное время, когда надо прийти с кимчи, и ей не пришло в голову спросить, утром или днем она сможет его застать. Ким Чанго не было видно. Что, если он уже ушел или придет только во второй половине дня или вечером? Вода в раковине перестала бежать, а усталый мальчик потянулся и покачал головой из стороны в сторону. Вид молодой женщины удивил его. На ней были японские брюки и синяя мягкая куртка, сильно поношенная.
— Простите, мы еще не открыты, — сказал он по-корейски; она не выглядела клиенткой, но и на нищую не походила.
— Извините. Мне жаль беспокоить вас, но знаете ли вы, где Ким Чанго? Он попросил меня принести кимчи. Я не была уверена, когда…
— О! Это вы? — Мальчик широко улыбнулся. — Он там, ниже по улице. Босс сказал, чтобы я позвал его, если вы придете сегодня. Почему бы вам не присесть и не подождать? Вы принесли кимчи? Клиенты жалуются на гарниры вот уже несколько недель. Вы тоже будете работать? А сколько вам лет?
Мальчик вытер руки и открыл кухонную дверь позади. «Эта новая девушка симпатичная», — подумал он. Прежняя повариха, которая готовила кимчи, была беззубой старухой и кричала на него без причин. Ее уволили за то, что она много выпивала.
Сонджа была в замешательстве.
— Значит, Ким Чанго здесь нет?
— Присаживайтесь. Я скоро вернусь!
Мальчик бросился к двери. Сонджа огляделась, поняла, что осталась одна, и тоже вышла на улицу.
Кёнхи прошептала:
— Ребенок крепко спит.
Она сидела на низком табурете, который обычно висел на боковой стороне тележки. На ярком солнце легкий ветерок играл с волосами Мосасу. Ранним утром на улице было мало прохожих. Аптека еще не открывалась.
— Сестра, управляющий сейчас придет. Ты все еще хочешь ждать снаружи? — спросила Сонджа.
— Я в порядке. Ты заходи и жди у окна, чтобы я могла тебя видеть.
Внутри ресторана Сонджа не решилась сесть, поэтому просто стояла у двери.
— Как приятно вас видеть! — воскликнул Чанго, входя в зал. — Вы принесли кимчи?
— Моя невестка присматривает снаружи за тележкой. Мы много принесли.
— Надеюсь, вы сможете сделать еще больше.
— Вы даже не попробовали нашу кимчи, — тихо сказала она, смущенная его энтузиазмом.
— Я не беспокоюсь. Я слышал, что это самая вкусная кимчи в Осаке, — сказал он. — Давайте выйдем.
Кёнхи поклонилась, когда увидела его, но не заговорила.
— Привет, меня зовут Ким Чанго, — представился он, смутившись тем, какой красивой была эта вторая женщина; он не мог сказать, сколько ей лет, но ребенку за ее спиной было не более шести месяцев.
Кёнхи молчала. Она выглядела милой, но испуганной.
— Это ваш ребенок? — спросил он.
Кёнхи покачала головой, глядя на Сонджу. Это не было похоже на разговор с японскими торговцами, когда она покупала продукты или вещи для дома. Ёсоп неоднократно говорил ей, что деньги и бизнес — мужские заботы, и внезапно она почувствовала себя неспособной произнести ни слова. Она собиралась помочь Сондже с переговорами, но теперь ей казалось, что все сказанное ею будет бесполезным или неправильным.
Сонджа спросила:
— Вы знаете, сколько кимчи вам нужно? Вы хотите подождать, чтобы сделать заказ после того, как вы попробуете эту партию?
— Я возьму все, что вы можете сделать. У нас есть холодильники и очень холодный подвал. И можно работать здесь.
— На кухне? Вы хотите, чтобы я мариновала капусту там? — Сонджа указала на дверь ресторана.
 
— Да, — улыбнулся он. — По утрам вы двое можете приходить сюда и делать кимчи и гарниры. У меня есть повара, которые приходят днем разделывать мясо и мариновать его, но они не справляются с кимчи и банчан. Такие вещи требуют больше навыков. Клиенты хотят больше острых домашних блюд. Мясо на гриле любой дурак может зажарить, но клиентам нужен качественный набор закусок, чтобы ужин получился королевским.
Он видел, что они смущены самой идеей работать на кухне ресторана.
— Кроме того, вы же не хотите, чтобы я доставлял ящики с капустой и овощами к вам в дом, не так ли? Это не очень удобно.
Кёнхи прошептала Сондже:
— Мы не можем работать в ресторане. Мы должны делать кимчи дома, и мы можем приносить ее сюда. Или, может, посыльный из ресторана будет все забирать.
— Вы не понимаете. Мне нужно много всего, гораздо больше, чем вы делали раньше. Я управляю еще двумя ресторанами, для которых тоже требуются кимчи и банчан. Это главное заведение с самой большой кухней. Я буду предоставлять все необходимые вам продукты, просто скажите, что вам нужно. И я буду платить вам хорошую зарплату.
Кёнхи и Сонджа посмотрели на него с недоумением.
— Тридцать пять иен в неделю. Для каждой. Так что, в целом, семьдесят иен.
Сонджа рот открыла от удивления. Ёсоп зарабатывал сорок иен в неделю.
— И время от времени вы можете забирать мясо, — добавил Ким, улыбаясь. — Посмотрим, что мы можем сделать, чтобы вам понравилось работать тут. Если вам понадобятся инструменты или особая посуда, я заплачу за них.
После покупки ингредиентов у Сонджи и Кёнхи оставалось от десяти до двенадцати иен в неделю от торговли на улице. Если бы они смогли зарабатывать по семьдесят иен в неделю, им бы не пришлось больше беспокоиться о деньгах. Никто дома не ел курицу или рыбу за последние шесть месяцев, а покупка говядины или свинины вообще была невозможна. Каждую неделю они покупали суповые кости и изредка пару яиц для мужей, но Сонджа хотела, чтобы ее сыновья, а также Исэк и Ёсоп питались не только картофелем и просом. При новой зарплате они смогут отправлять больше денег родителям.
— И я могла бы находиться дома, когда мой старший сын Ноа приходит из школы? — выпалила Сонджа.
— Да, конечно, — без колебаний ответил Ким. — Вы можете уходить, как только закончите работу. Полагаю, вы будете успевать со всем еще до обеда.
— А мой младший ребенок? — Сонджа указала на Мосасу, который спал за спиной Кёнхи. — Могу я приносить его с собой? Он мог бы находиться с нами на кухне, — Сонджа не могла допустить, чтобы малыш оставался под присмотром одной из старух-соседок, которые брали под опеку детей работающих женщин. Когда нечего было заплатить соседкам, некоторые женщины на рынке привязывали маленьких детей к своим тележкам; так они и сидели на привязи, играя с дешевыми игрушками.
— Он очень спокойный, проблем не будет, — заверила Сонджа.
— Почему бы и нет? В это время еще нет клиентов, поэтому он никому не помешает, — сказал Ким. — Если вам нужно будет задержаться, и ваш старший сын захочет сюда прийти после школы, тоже хорошо. До вечера здесь нет клиентов.
Сонджа кивнула. Ей не придется проводить еще одну холодную зиму на улице в ожидании клиентов, все время беспокоясь о Ноа и Мосасу. Увидев, что Кёнхи выглядела более взволнованной, чем обрадованной, Сонджа сказала:
— Мы должны спросить разрешение дома.
Когда стол был очищен после ужина, Кёнхи принесла мужу чашку ячменного чая и пепельницу, чтобы он мог покурить. Ноа устроился рядом с дядей, скрестив ноги, и играл с яркой юлой, которую купил ему Ёсоп.
Деревянная игрушка издавала тихое жужжание. Сонджа держала Мосасу на руках и смотрела на Ноа, размышляя, как дела у Исэка. С тех пор как его арестовали, Сонджа дома по большей части молчала, опасаясь рассердить шурина, характер которого сильно изменился в худшую сторону. Женщины понимали, что Ёсоп будет против их работы в ресторане.