На 127-й странице. Часть 2 (СИ)

— Смешно, — сказала Вера. — Мы столько дней провели на море. И лишь одна ночь — на берегу и мы снова рвемся в плаванье.
— Может быть, мы стали настоящими морскими волками, — улыбнулась она. При этом она немного наклонила свою головку и заглянула мне в глаза. — Как ты думаешь?
Как мне нравится, когда она на меня так смотрит! Словно проникает в меня, словно окутывает меня всего собой.
— Сейчас узнаем, — сказал я, сглотнув.
Вид при этом у меня, наверное, был глуповатый, потому что Вера засмеялась.
На набережной лодок хватало. Вера выбрала ту, на которой стоял молодой китаец. Его верхняя губа была изуродована. То ли «заячья губа», то ли шрам. Китаец смотрел на нас, слегка наклонив голову, словно стараясь спрятать свое уродство.
— Давай возьмем эту лодку, — предложила Вера. — Наверняка, у него мало клиентов.
Банковский клерк не обманул, прогулка по гавани стоила пол шиллинга. Но когда мы подплыли к выходу из бухты, и я показал лодочнику в сторону островков, тот сделал испуганные глаза и замотал головой. Я достал из кармана целый шиллинг и показал его китайцу. Деньги — хорошие слуги. Лодочник мгновение поколебался и кивнул. Лодка двинулась в сторону островов.
Прогулка мне нравилась. Я сидел на лавке рядышком с Верой и обнимал ее за талию. Время от времени мы обменивались взглядами и улыбались. Лодка шла мимо островков. Некоторые из них можно было бы назвать даже просто скалами, торчащими из воды. Но все они были густо покрыты растительностью: цветущие кустарники, небольшие деревца, кое-где даже пальмы. Островки стояли очень близко к друг другу, но нашей лодочке хватало пространства, чтобы скользить между ними. Когда мы заходили в очередной такой проливчик, кроны деревьев, растущих на островах, закрывали нас своей тенью, и мы оказывались словно в другом мире.
— Как красиво! — сказала Вера. — Может быть, это и есть потерянный рай? Может быть, нам остаться здесь навсегда?
Но островки быстро закончились, и перед нами снова раскинулось море. По нему прямо навстречу нам неслась большая, длинная лодка. Голые по пояс гребцы слаженно, по какому-то беззвучному ритму поднимали и опускали весла в воду, заставляя лодку резво скользить по воде. Наш лодочник явно испугался. Он упал на колени и закрыл голову руками. Было видно, как мелко тряслась его спина. Я сунул руку в карман, где у меня был револьвер.
Чужая лодка подошла достаточно близко к нам. На ее носу сидели два человека, которые не принимали участия в гребле. Одного я узнал. Это был китаец с «Пасифика», на чьем костюме был вышит дракон. Сейчас на нем был такой же традиционный китайский наряд, но теперь это был не дракон, а какая-то большая птица: журавль или цапля. Китаец был неподвижен, но море то поднимало, то опускало лодку. Солнце отражалось на вышивке костюма под разными углами и поэтому казалось, что большая птица взмахивает крыльями.
«Китайцы и анимацию придумали раньше всех,» — не к месту подумал я.
Второй китаец был повыше моего знакомца, одет по-проще, но зато на его шее болталось сразу несколько, по-видимому золотых, цепей. Он, как-то странно, улыбнулся нам и даже помахал рукой. Большая лодка, которая еще только что шла наперерез нам, вильнула в сторону и стала быстро удаляться. Я посмотрел на Веру и увидел в ее руке стилет. Стилет она держала почему-то острием к себе.
На обратной дороге наш лодочник греб очень шустро. Выйдя на набережную, я протянул ему шиллинг, но он затряс головой и замахал руками. Вера поймала его за руку, взяла у меня шиллинг и вложила его в ладонь лодочника.
На набережной мы нашли ресторан и там с аппетитом поели.
— Откуда ты их знаешь? — спросила Вера во время еды.
— Одного китайца, тот что по-старше, я встречал на «Пасифике», — ответил я. — Второго видел в первый раз.
— Жаль, — сказала Вера, улыбнувшись. — Я подумала, что у тебя есть друзья среди местных пиратов. Ведь это были пираты?
На берегу, в ресторане, после вкусного обеда приключение на море нам обоим показалось забавным.
Но жара усиливалась, и мы решили вернуться в отель, рассчитывая, что там будет прохладнее. Наняли носильщиков, поднялись к отелю и увидели, что перед ним расположился небольшой, обычный для морских городов, рынок. Веточки кораллов, раковины, браслетики из разноцветных камней и многое другое. Все красивое, привлекательно и такое … сиюминутное. Купить, полюбоваться один день и забросить в какой-нибудь угол, где этот браслетик будет пылиться годами. Я бы прошел мимо, но Вера стала заинтересованно бродить между торговцев, которые расположили свой товар прямо на земле. Я вздохнул и пошел за мелочью, оставленной в номере.
   
Сцена 38
 
Мысль о трех долларах не оставляла Генриха.
«С деньгами будет проще,» — думал Генрих. — «Вполне возможно, что мистер Деклер просто забыл. Я ему сегодня напомню, и он мне их даст. А если я его сегодня не увижу? Если миссис Деклер опять затащит его в комнату и не будет выпускать?»
Созревший в его голове план казался таким привлекательным, что Генриху хотелось начать осуществлять его прямо сейчас и как можно быстрее. Он заметил большой парусник, который паровой катер подтащил прямо к дальнему концу набережной, к складам. Утром с парусника носили какие-то ящики, а сейчас начали загружать большие тюки, обшитые дерюгой. Медлить было нельзя. Генрих со всех ног побежал к гостинице. Деньги мистер Деклер хранил, скорее всего, в чемодане.
«Я возьму только три доллара,» — говорил себе Генрих. — «И напишу записку. Мистер Деклер просто забыл дать мне деньги. Он поймет и не рассердится».
В гостинице он забежал в свой номер, который был рядом с номером его воспитателя, вышел на лоджию и отдышался. Потом, стараясь не смотреть вниз, перелез через борт лоджии и быстро, чтобы не успеть испугаться, схватился за край бортика лоджии соседнего номера. Дверь в комнату была открыта. Генрих зашел внутрь. Это была спальня.
«Где же чемодан?» — подумал Генрих. — «Наверное, в прихожей».
Он вышел из спальни в другую комнату, в которой стоял диван, кресла, большой шкаф и стол. Чемодан, скорее всего, стоял в шкафу. Но теперь его достали, и пожилой китаец в черной одежде ножом перерезал кожаные ремни, чтобы открыть крышку чемодана.
— Что вы здесь делаете? — еле слышно пролепетал Генрих.
Но китаец услышал и очень быстро подскочил к Генриху.
Генрих почувствовал, как нож кольнул его в шею.
  
Сцена 39
 
Лю Ливэй прочел телеграмму, которую принес ему слуга. Его американский «друг» просил об услуге. На первый взгляд, услуга была простой. Он выполнит ее, и американец еще больше увязнет в их «дружбе».
Ливэй рассмеялся. Ему понравилось выражение «увязнуть в дружбе». Вот так, порой ночами мучаешься над сочинением строфы поэмы, а красивое и емкое слово приходит неожиданно и без усилий.
Американцы должны были стать их мостиком в Японию.
«Как это странно,» — подумал Ливэй.
Ему китайцу, родившемуся на юге страны и говорившему на кантонском наречии, было легче находить общий язык с англичанами, французами, португальцами и прочими европейцами, чем с японцами. Казалось бы, похожие нации: и внешне, и по культуре. Но так могли подумать только европейцы, самые умные из которых лишь скользили по поверхности бытия, не утруждая себя заглянуть под покрывало, скрывающее истину.
Китайцы и японцы ненавидели друг друга. Китайцы — за то, что японцы были их бездарными копиями.
— Пародия, — сказал вслух Ливэй.
Это новое слово, которое Ливэй недавно узнал от европейцев, точно описывало сущность жителей японских островов. Скопировали у китайцев иероглифы, но не все, поленились. Скопировали кунг-фу, но так и не поднялись выше внешних стилей. Здесь уже не лень, а недостаток ума.
Японцы для умных людей в Китае были ленивыми и недоразвитыми детьми, которых стыдятся их родители. Но неудачные дети-японцы озлобились на своих родителей-китайцев и стали превозносить свои недостатки, как достоинства. А потом «дети», однажды, взглянув в зеркало, увидели свою ущербность и решили закрыться от всего мира.