Медленный яд (СИ)

— А теперь тебе нравится Илья?
Киваю головой, не в силах выдавить ни звука.
То, от чего я бегу, ломая все вокруг. Чувство, которого не должно было быть, из-за которого я ощущая себя предателем по отношению к Кириллу, и с которым очень тяжело бороться.
Как бы я не запрещала себе думать о Поддубном, мысли о нем упорно лезут в голову. Я не могу забыть наш поцелуй, на который слишком бурно реагирует тело, и всеми силами стараюсь оттолкнуть его, выбирая самый дурацкий способ.
— Тебе не кажется, что это нечестно: делать кому-то больно только потому, что больно тебе?
Я снова киваю, шмыгая носом.
— Сашка, прекращай. Ты ведешь себя как эгоистичный ребенок. Хватит себя жалеть.
  
Глава 32. Илья
 
— Вкусно?
Алина сидит напротив, подперев подбородок рукой, и с довольным видом смотрит, как я ем.
В тарелке — приготовленный ею суп, на столе салат, даже хлеб испекла сама, притащив перед этим какую-то мудреную хлебопечку.
За последние недели она практически поселилась в моем доме, меняя привычный спортзал и встречи с подружками на то, чтобы навести уют в квартире и встретить меня свежеприготовленным ужином.
— Вкусно. Молодец, хорошо получилось.
Сегодня она впервые варит борщ, о чем говорит раз пять.
Чем больше она окружает меня своей заботой, тем меньше я хочу возвращаться домой. Алины теперь слишком много, а ее намерения — прозрачны и ясны. Вот только идут в разрез с моими собственными.
Именно поэтому в моей жизни становится все больше тренировок. Каждый вечер, с работы сразу в зал.
Руслан, мой тренер, хмыкает каждый раз:
— Тебя из дома выгнали, что ли?
«Еще много лет назад», — думаю про себя.
В зале все легко и просто: есть ты, есть твой спарринг-партнер, есть цель: победить, не сдаться и не упасть. И ты выкладываешься ради нее, стараюсь удержаться. Боль почти не чувствуется в такие моменты, тело напряжено, всегда готовое к удару, а сознание ясное и чистое.
Без лишних мыслей, без образа, от которого хочется избавиться.
Но Влади против воли живет во мне, съедая медленно изнутри.
Несмотря на то, что я больше не вижусь с ней. Несмотря на то, что в последний раз мы общались во время той уродской ссоры, когда я пытался схватить и успокоить ее.
Пока не понял, что все, блядь, бесполезно, я для нее — убийца, и никто более.
Влади больше не ходит на работу.
Я удаляю ее номер из мобильного.
Жаль, что не получается также — из памяти. Одиннадцать цифр так надежно отпечатаны в памяти, что я помню их лучше, чем собственный телефон.
Только тренировки избавляют от ее запаха, от поцелуя. От нанесенной обиды, от разочарования, от желания приехать к ней, схватить за шею и…
— Поддубный, не спи!
Пропускаю удар. Вместо ее губ на моих — кровь, и это отрезвляет, возвращает снова на землю.
Влади становится для меня медленным ядом, и я не знаю, сколько протяну, пока не сдохну от поселившегося внутри чувства. От желания обладать— точно такого же, как в шесть лет, как в тринадцать, в пятнадцать. Нет, еще более сильного, отдающегося нечеловеческим жаром в паху.
Алина — еще один способ избавиться от наваждения, когда темной ночью в нашей комнате, без света, я трахаю ее, представляю другую женщину.
Только ради этого я позволяю девушке жить у меня, потихоньку перетаскивать свои вещи в мою ванную и в гардероб. Пытающуюся заполнить мою жизнь собой, но одного у у нее не получается — я никогда не смогу впустить Алину в свою душу.
Она намекает на свадьбу, периодически демонстрируя белые платья и счастливые, улыбающиеся пары в пинтересте.
Я притворяюсь, что  не замечаю.
Она никогда не станет моей женой, и надо расставить все точки над i, пока полный иллюзиями мир Алины не разрушится на острые осколки по моей вине.
Я не люблю ее.
Не знаю, что чувствует девушка ко мне.
Сейчас есть более глобальные проблемы.
И дело не только в зеленоглазой ведьме.
Олега не выпускают, сколько не бьется адвокат. Я нанимаю другого, матерюсь, срываюсь при подчиненных, но ничего не меняется. К Суворову никак не пробиться: на следователей давят, а наше дело грозит стать показательным.
 
Мы кое-как выбиваем разрешение на стройку, меняя субподрядчика, но восстановить прежний уровень продаж не удается. Негатив на форумах, видео в сети
И на фоне этого все чаще мелькает Федоров, точно змей-искуситель. Мы не единственные учредители фирмы, но он решает давить через меня.  Сержиков по-любому выберет его сторону, Олег не может участвовать, да у него и маленький процент голосов. Весомых пятеро: я, Влади, Федоров, Сержиков, Матвеев, который довольствуется лишь дивидендами, занимаясь своим собственным бизнесом в Москве.
— Илья, — в конце октября Федоров заглядывает ко мне в кабинет. Лицо загорелое после отпуска, — как жизнь?
— Охренительно.
Месяц остался до общего собрания учредителей. Я вижу, как периодически к нам заглядывают люди из «УютСервиса», скрываясь в его кабинете. И за две недели отсутствия  Николая Алексеевича градус напряжения падает, поэтому я совсем не рад видеть его здесь.
— Да, тебе здесь хорошо. А вот Олегу не очень. Может, не стоит ждать собрания, решим вопрос миром, заранее?
— Не понимаю, о чем ты.
Федоров снимает очки и смотрит на меня. Жестко, демонстрируя, что игры кончились:
— Илья, если тебе дорог твой друг, лучше согласись.
— А Кирилла ты чем шантажировал, чтобы он согласился?
Выпаливаю, совсем не думая о последствиях. В конце концов, он не единственный человек в этой компании, и не ему решать, что лучше для нашей фирмы.
— Не будем ссориться. Ты умный мальчик, и поймешь, почему я предлагаю такое решение.
Он уходит, оставляя меня одного, а я пялюсь в стену. Федоров пытается лишить нас всех выбра, и это дико бесит. Старик не вправе принимать решение в одиночку, какой бы ни была ситуация вокруг,и уж тем более — шантажировать свободой Олега.
Наша фирма выплывет и без посторонних.
Именно на эту тему почти полгода назад я ехал поговорить с Кириллом Самойловым. Тогда мне казалось, что разговоры о слиянии идут с его стороны, что ему нравится эта идея, которая ни за чтобы не прижилась при моем отце.
На работе нам не удавалось поговорить с ним, и поэтому мы договорились встретиться в будущем офисе, чтобы не тянуть с разговором.
Я плохо помню тот день: ничего особенного с утра не происходило. Я мирно общался с Самойловым, никаких криков, скандалов — наши взгляды на эту тему сходились.
— Я рад, Илья, что мы на одной волне.
И все, а дальше я уехал, навстречу мне попалась Влади, а к вечеру Сержаков позвонил сказать, что Самойлов умер.
И, кажется, я был последним, кто видел его живым — именно так все и считали. При мысли об этом что-то скребет неприятно внутри, но я не могу уловить, что смущает меня.
Мог ли успеть Федоров увидеться с ним после меня, до приезда Влади?
  
Глава 33. Александра
 
Следующие месяцы проходят для меня незаметно.
Я помогаю маме до тех пор, пока Лизу не выписывают. Домой ее везут без моего участия, — сестра по-прежнему не горит желанием со мной общаться, да и я тоже.
Когда придет время, ей не удастся избежать разговора, — но не сейчас.
Мне и самой многое нужно обдумать.
Я меняю четыре стены своей квартиры на родительскую дачу. В этом году мама практически ею не занимается, не находя время ездить сюда.
Старый дом кажется чужим: после свадьбы я практически не приезжала сюда. Внутри пахнет сыростью и пылью; открываю окна и двери, поднимаюсь наверх по скрипучей лестнице, в свою комнату. Все те же постеры, выцветшие за долгие годы. Наталья Орейро, «Бригада», Джастин Тимберлейк, календарь за двухтысячный год. Как давно это было…
 
Ложусь на застеленную кровать, закидывая руки за голову и вспоминаю, как училась ездить здесь на велосипеде, ходила купаться на речку. Как влюбилась в Кирилла и подглядывала за ним из окна, прячась от родительского взгляда.