Ветер в его сердце

— Ну, в том, что ты проводишь столько времени в ином мире, есть свои преимущества. Ты не болеешь и проживешь гораздо дольше обычного.
Прежде я об этом не задумывался, однако и в самом деле за все время, пока тут живу, даже насморка не подхватил. Для меня объяснение сводилось просто к целебному воздуху пустыни.
— Отлично! — говорю я. — У меня жизнь и без того пошла наперекосяк, а теперь ты сообщаешь, что меня впереди ждут еще долгие годы.
Калико резко останавливается, я тоже. Она хмурится:
— Ах вот как? А я-то думала, тебе нравится здесь жить. С чего ты решил, будто жизнь у тебя пошла наперекосяк? Вот спасибочки!
Я качаю головой.
— Да нет же, ты не поняла. Мне нравится жить в пустыне, бродить по горам и проводить время с тобой. Но быть собой — извините, не особо. Я и оказался здесь только потому, что когда-то изрядно напортачил. И мне кажется, чем меньше меня будет в любом из миров, тем меньше народу пострадает.
— Опоссум умер вовсе не из-за тебя.
— Все произошло до того, как Опоссум спас мою жалкую задницу.
— Что ты имеешь в виду?
Я пытаюсь отмахнуться.
— Да ничего. Это случилось давным-давно…
Продолжать мне не хочется, но Калико молчит. Стоит и смотрит на меня. Над нами медленно вращаются звезды, ночь опускается на предгорья.
— Значит, — произносит наконец моя подруга, — ты живешь здесь как бы в наказание?
— Наверное, поначалу так и было, но мне удалось избавиться от этой дурацкой идеи. Теперь я живу здесь потому, что могу держаться подальше от себя самого и наслаждаться миром, никак на него не влияя. Мне не по силам исправить то, что случилось, но сейчас я, по крайней мере, могу поделиться с людьми радостью и теплом, и, надеюсь, после встречи со мной им становится лучше, а не хуже.
— Значит, ты все-таки считаешь, будто искупаешь свои грехи. Ну ты и придурок.
— Эй, ты даже не знаешь, почему…
— Я знаю, что ты придурок, а больше мне и знать не нужно. Ты тот, кем являешься сейчас, а не кем был — или считаешь, что был, — раньше. Да, ты держишься особняком, но спроси кого угодно в резервации — все тебя любят, Стив. Тебя, какой ты здесь и сейчас. Им плевать на твое прошлое, как и мне.
— Ты слишком упрощаешь.
— Да потому что все просто!
— Только не в моей голове. Из-за меня пострадали люди. Некоторые умерли.
— А у меня не хватит пальцев, чтобы сосчитать тех, кому ты помог за все эти годы!
— Да только мне не кажется, что этого достаточно.
— Открою тебе один маленький секрет. Этого никогда не достаточно. Что бы мы ни делали, этого всегда недостаточно. Потому изо дня в день мы делаем лишь то, что в наших силах. И большего от нас и требовать не стоит, как считаешь?
— Пожалуй.
— Ну так зачем требовать большего от себя?
С этими словами Калико поворачивается, делает шаг, и вот мы уже вместе идем к дому Эгги.
Обожаю ночь в пустыне. Такой кругом покой и тишина, хотя и разных звуков немало. Только они не громкие. Всякая тварь занимается своими делами — мы, например, шагаем себе по тропе и никого не трогаем.
* * *
Возле мастерской Эгги Калико останавливает меня быстрым движением руки. Хочет еще что-то сказать? Застываю на месте и мгновение спустя слышу, как кто-то поднимается со скамейки на крылечке. Я пытаюсь сообразить, что же происходит, но тут из-за дома выходит Морагу. Прощай, тайна наших с майнаво отношений.
— Ойла, Калико, — говорит он, затем поворачивается ко мне и церемонно кивает: — Ходящий-Там-Где-Бегают-Волки.
— Брось, ты так уже называл меня.
— Лично мне больше по душе Пустая Голова, — заявляет Калико и в ответ на мой возмущенный взгляд улыбается с невинным видом.
Морагу глотает смешок, принимает серьезный вид и сообщает:
— У нас крупные неприятности.
Я смотрю на дом Эгги за его спиной.
— С Сэди?
Шаман качает головой.
— Нет, просто я знал, что ты явишься проведать ее, и решил не тратить силы на поход до каньона, а подождать здесь.
— Тогда что произошло?
— С Дереком Два Дерева беда. Сэмми Быстрая Трава повел охотников в горы — им хотелось добыть толсторога, — и поди ж ты, удалось подстрелить одного. Несчастье в том, что это оказался Дерек в своем зверином обличье.
 
Калико в ужасе подносит руку ко рту.
Вот дерьмо. Дерек мне нравился. На него всегда можно было положиться. Я и не знал, что он был кузеном-толсторогом. Впрочем, пора бы мне привыкнуть к подобным сюрпризам.
— Это что же, — наконец произношу я, — каждый в округе может превращаться в зверя?
— Нет, — качает головой Морагу, — но большинство из нас в той или иной степени состоит в родстве с кузенами или может общаться с духами. Вот как ты, например, — добавляет он, вскидывая бровь и многозначительно переводя взгляд с меня на Калико.
Я вижу, куда клонит шаман, и меняю направление разговора:
— Так настала пора просветить меня насчет кузенов?
Морагу меряет меня взглядом.
— Сдается мне, это ты у нас хранитель секретов, а не я. Насколько мне известно, ты никогда и не хотел…
— Ладно, оставим, — перебиваю я его. — Но ты сказал, что дожидался меня. Чего ты хочешь?
— Охотники Сэмми решили утащить трофей домой, — объясняет Морагу, — и Рувим созвал псовых братцев, чтобы помешать им.
— А что Сэмми? — вмешивается Калико. — Он ведь должен понимать, почему охотникам нельзя забирать тело Дерека.
Шаман качает головой.
— Сэмми не верит в духов.
— А я думал, вы, индейцы, все верите, — удивляюсь я.
— Традиционалисты, конечно же, верят. Но можно сменить облик прямо на глазах у Сэмми или любого его сторонника, и они предложат увиденному сотню объяснений — кроме единственно верного.
— Помогу, чем смогу, конечно же, — обещаю я, — но пока не понимаю, что у тебя на уме. Мне поговорить с Сэмми? Только какой от этого толк, я и знаю-то его только понаслышке, да и с какой стати ему меня выслушивать?
Морагу качает головой.
— Я хочу, чтобы ты поговорил с Рувимом.
— Неужели он станет меня слушать?
— Он тебя уважает.
На это я прямо-таки не знаю, как реагировать. Шаман продолжает:
— Прямо сейчас Рувим со стаей псовых братцев направляется в охотничий домик Сэмми. Он грозит отрезать голову охотнику, застрелившему Дерека, и повесить ее у себя на стене в качестве трофея.
— Вот черт.
— А ты у нас непредвзятая третья сторона, — заявляет Морагу.
— Хм, вот уж не знал.
Впрочем, если подумать, такое отношение к моей персоне вполне понятно.
* * *
Когда я здесь только появился, резервация еще не была разделена. Но затем из университета вернулся полный грандиозных планов Сэмми Быстрая Трава, и вот тогда-то настали славные времена — или все полетело к чертям собачьим, это уж кому как.
Племя кикими — общество матриархальное. Управляет им крепко держащийся традиционных ценностей Женский совет, или иначе — Тетушки. Они могли бы пресечь замыслы Сэмми насчет казино с гостиницей, горнолыжных склонов и охотничьего домика в горах на корню, но, насколько мне представляется, назревавший в племени раскол — а доходило до того, что между собой прекращали общаться даже члены семьи, — им не понравился куда больше прожектов университетского выпускника. Как бы то ни было, Тетушки не стали принуждать всех членов племени к беспрекословному соблюдению обычаев и пошли на ряд уступок.
Потому ныне южная часть резервации представляет собой эдакий миниатюрный Диснейленд под управлением Сэмми. Район этот отделен горным хребтом заповедника от северной части, обитатели которой придерживаются традиционного уклада жизни. Все тот же заповедник обрамляет резервацию по обеим сторонам, а за его границами дальше на восток тянутся ничейные высоты Йерро-Мадерас.
Когда все это только начиналось, Опоссум посоветовал мне держаться подальше от спорщиков с обеих сторон, и я с ним согласился. Мы не встали на чью-либо сторону и ко всем относились одинаково. Представители казиношной клики связываться с парочкой отшельников исходно не собирались, а после возведения делового комплекса страсти и вовсе поутихли.