Не лечится (СИ)

Краем сознания терапевт понял, что его направляют к дивану. Наверное, Матвей ещё из прихожей заметил, что тот уже разложен, а бельë застелено. Конечно, на правах хозяина Полянский мог возмутиться такой наглостью гостя, но напряжëнный член Соколова, который он чувствовал даже через джинсы, мешал сосредоточиться. Как выглядит он сам, натягивая своим возбуждением лëгкий шëлк и превращая брюки в подобие походной палатки, он предпочитал вообще не думать.
К тому моменту, когда они приблизились к дивану и Александр Юрьевич своими коленями почувствовал кромку сиденья, Матвей умудрился расстегнуть все пуговицы на рубашке. Серая ткань скользнула вниз. Грубоватые ладони широко огладили обнажённые плечи, будто сбрасывали путы.
— Са-ша… — в два приёма выдохнул Соколов Полянскому в шею и прикусил за мочку уха. Горячие пальцы ухватились за резинку штанов и очень медленно, словно спрашивая разрешения, потянули вниз. Терапевт прерывисто вздохнул, прикрывая глаза и откидывая голову на плечо Матвея. Голова кружилась, а вместе с ней и весь мир катался на карусели. Единственным якорем остался Матвей.
Лёгкая прохлада подсказала, что Соколов спустил с него штаны, оставив их болтаться где-то на лодыжках. А затем последовал мягкий толчок в спину, и доктору ничего не осталось, кроме как опуститься на диван. Инстинктивно он постарался сделать это как можно грациознее и, опустившись на колени, прогнулся в спине. Он знал, что выглядит безупречно, ведь не зря готовился. Непонятный полузадушенный звук со стороны Матвея это только подтвердил.
Полянский сел на постели, развернувшись лицом к Соколову. Даже просто сидеть, подогнув под себя ноги и сложив руки на коленях, как примерный школьник, казалось развратным. Матвей возвышался над ним как скала и тяжело дышал. Александр Юрьевич мазнул взглядом по топорщившейся ширинке и отвёл глаза.
— Ты же понимаешь, что я в первый раз? Я могу сделать что-то неправильно, — Матвей одним слитным движением стянул с себя футболку и отбросил куда-то в сторону.
Он говорил что-то ещё, но Полянский его уже не слышал. Он голодным взглядом облизывал обнажëнный торс, задерживая внимание на тëмных сосках и бугрящихся мышцами руках. Мысленно он уже выцеловывал узоры на горячей коже.
Матвей взялся за ремень. Пряжка звякнула металлом. Соколов спустил джинсы вместе с трусами и переступил ногами, избавляясь от одежды полностью. Явно нервничая, он неосознанно сжал своë достоинство и несколько раз провёл по нему ладонью.
Дыхание Полянского перехватило. Ровный, красивый член покачивался прямо перед его лицом. На полуоткрытой головке блестела прозрачная капля. Запах чужого возбуждения ударил в голову, и Александр Юрьевич инстинктивно облизнулся.
— Вот… Знакомься… Матвейка-младший. Надеюсь, тебя всё устроит, — Матвей с беспокойством посмотрел на замершего доктора, который не отводил взгляд. — Эй? Всё в порядке? Тебе нравится?
— Д-дай… — выдохнул Полянский и подался вперёд от нетерпения. Лицо при этом обожгло волной стыда. Он хотел сказать простое «да», ведь член Матвея был действительно красив, но получилось жадное, голодное «дай». Желание наложилось на мысли.
Не сводя алчного взгляда с вожделенного члена, Александр Юрьевич подполз ближе и потëрся о него щекой.
— Мой хороший… Горячий… Сильный… Настоящий… — пробормотал он, исследуя подушечками пальцев каждый сантиметр шелковистой кожи. Через лёгкие прикосновения он запоминал Соколова, чтобы потом долгими вечерами до мельчайших подробностей воскрешать в памяти свои ощущения.
Взявшись за основание, он начал легко водить головкой по сухим губам, дразня и мучая. Под языком выделилась слюна, и терапевт сглотнул, смотря в серые глаза Соколова.
— Блямба… У меня сейчас сердце встанет! —пробормотал Матвей, не в силах отвести взгляд от того, как Полянский искренне наслаждается процессом.
Облизнувшись, доктор приоткрыл губы и плавно насадился, принимая Матвея в себя. Тот где-то сверху охнул, но Полянский уже не отвлекался, дорвавшись до так необходимых ласк. Наконец-то!
 
Чувствовать настоящий член, а не холодный силикон с запахом резины, было непривычно. С последнего отпуска прошло чуть меньше года, и всё это время он имел в своём распоряжении только коллекцию игрушек. К слову, иногда он пользовался искусственными фаллосами. Во-первых, чтобы не растерять навыки по расслаблению горла, а во-вторых, хотелось хотя бы пофантазировать на эту тему, ловя отголоски знакомых ощущений. Его никто не мог осудить за то, чем он занимался в одиночестве.
Примерившись, Александр Юрьевич расслабился, положил руки Матвею на бëдра и взял так глубоко, насколько смог. Нос уткнулся в коротко остриженный пах. Горячий член протиснулся в горло, и терапевт рефлекторно сглотнул.
— Бля-я—мба, — провыл Соколов, закрывая глаза ладонью и откидывая голову назад. — Твою ма-ать…
Полянский только прикрыл веки, пряча довольный взгляд. Он видел, что Матвей получает удовольствие, а потому сосредоточился на себе. Все чувства сконцентрировались на одном процессе. Шелковистый член плавно скользил во рту. Губы плотно прикрывали зубы. Пальцы крепко держались за бëдра, впиваясь в них до боли.
Полянский не видел себя со стороны, иначе удивился бы той отрешëнности и разлившемуся по лицу блаженству. Казалось, ничто не сможет оторвать его от этого занятия.
— Хватит… — попросил Матвей сиплым голосом, но Александр Юрьевич его просто не услышал. — Саш, перестань. Я не железный. — но Полянский так и не отвлëкся. — Да что же ты… Я вам там не мешаю?
Соколов протянул руку, чтобы удержать терапевта на месте, но в этот момент Полянский открыл свои потемневшие глаза и томно посмотрел снизу вверх. Блядская нить слюны повисла на подбородке.
Матвей не выдержал. Рука сама легла на затылок терапевта и сгребла волосы в горсть. Бëдра толкнулись вперёд, врываясь во влажный рот с пошлым хлюпаньем.
Полянский протяжно застонал и прогнулся в пояснице. Его поза и пьяный взгляд из-под полузакрытых ресниц ясно говорили о том, что ему нравится подобное обращение.
Тогда Матвей повторил этот приём ещё раз и ещё, не в силах оторваться от созерцания пошлой картинки.
— Я хотел, чтобы наш первый раз был нежный и аккуратный. Но ты такой… Такой…
— Я мужчина, Соколов, — выдохнул терапевт, на секунду отстраняясь. Он видел, что если продолжить в том же духе, то Матвей сорвëтся и кончит прямо сейчас. — И я люблю не только нежность.
Невероятным усилием воли Соколов смог отстраниться и пережал член у основания так, что атласная головка побагровела. Подавшись вперёд, он нажал Полянскому на плечи и опрокинул его на подушку, а сам навис сверху, тяжело дыша.
Колени терапевта сами собой разъехались в стороны. Сердце с бешеной скоростью билось где-то в горле. Внутри всё закрутилось, как на крюк тестомеса. От этого напряжения Полянского отвлекли прикосновения губ, которыми его осыпал Матвей. Впрочем, россыпь нежностей превратилась в один чувственный, до боли щемящий поцелуй. На его фоне померкли даже прикосновения шершавых ладоней.
— Ты просто не представляешь, как сильно я боюсь тебя разочаровать, — пробормотал Матвей в губы Полянскому.
— Всё будет в порядке, мой хороший. Одно только твоё присутствие… — Александр Юрьевич оборвал себя на полуслове. Чтобы замаскировать этот провал, он протянул руку и вытащил из-под подушки пакетик с презервативом и тюбик смазки.
Дальнейшее терапевт запомнил урывками, хотя каждое мгновение проживал, как последний раз. Даже просто смотреть на разгорячëнного Матвея казалось чем-то нереальным, но до безумия приятным. А чувствовать его прикосновения, иметь возможность провести пальцами по мощным плечам и скользнуть губами по татуировке птицы на левой стороне груди — это было настоящим чудом в его серой и унылой жизни.
Кажется, нечто подобное чувствовал и Соколов. Он ни на секунду не переставал гладить, целовать и ласкать Полянского. Его губы и руки были везде, заставляя всё существо терапевта сладко сжиматься и трепетать под его напором.