Раубриттер (IV.II - Animo) (СИ)

Но он не может не видеть, что ведет бой не против противника равного класса, а против учебного доспеха. Мало того, доспеха, который ему, как и всем прочим рыцарям Турина, прекрасно знаком. Отцовские рыцари охотно зубоскалили на этот счет, это они присвоили «Убийце» множество шутливых прозвищ - «Убийца Мух», «Жестяной Карапуз», «Сотрясатель Песка» - это они, соревнуясь в остроумии, сочиняли его подвиги. 
Хозяин «Ревнителя Праведности» должен был узнать знакомый доспех, принадлежащий сыну своего сеньора. Должен был, но…
Он в ярости, подумал Гримберт, пытаясь молитвами придать бредущему в глубоком снегу «Убийцу» хоть толику скорости. Потому и не смотрит, кто ему противостоит, слепо бьет на поражение. И сам воет от бешенства, сплетясь со своей машиной в единое обжигающее целое. Даже если мне удастся установить с ним связь, никаких переговоров не выйдет. Силясь восстановить опозоренную рыцарскую честь, он выйдет на бой против самого Сатаны – и всадит в него полдюжины оболочечных бронебойных, прежде чем умрет. 
«Тупица, - недовольно буркнул Аривальд, наблюдающий из своего угла, - Ты недостоин рыцарского доспеха, тебе нужен индюк с седлом…»
«Заткнись, Вальдо! – мысленно взвыл Гримберт, - Бога ради, за…»
«Гиены изукрасили твоего «Убийцу» так, что родная мать не узнает. Неудивительно, что «Радетель» не узнал его. Он принял тебя за чужака. За разбойника в рыцарском доспехе или окончательно опустившегося рутьера, примкнувшего к бандитам ради грабежа. Неудивительно, что…»
Гримберт резким маневром швырнул «Убийцу» влево. Кажется, вовремя – покосившийся кряжистый вяз в пяти туазах прямо по курсу вдруг лопнул облаком горящей щепы и скачущих по снегу мелкого хвороста. 
«Но мой респондер! – мысленно выкрикнул он, - «Радетель» может не узнать мой доспех под всей этой дрянью, но мою цифровую сигнатуру он видит!»
«Уверен? – поинтересовался воображаемый Аривальд с воображаемой усмешкой, - Ты уверен, что твой респондер все еще функционирует после того, как «Гиены» задали тебе трепку? После того, как вдоволь покопались в его потрохах, якобы ремонтируя?»
«Но…»
«Двигайся, проклятый кретин! Двигайся! И не напрямую! Черт, ты не на параде! Ломай курс!..»
* * *
Наверно, со стороны это было похоже на разнузданную кадриль, входящую в моду при императорском дворе, танец, едва не проклятый Папой Римским, призванный не воспевать естественную грацию человеческого тела, но высмеивать ее, искажать и порочить. Гримберт резко бросал «Убийцу» вперед, чтобы спустя секунду заложить резкий поворот или сменить передачу. 
Рывок следовал за рывком, и каждый отдавался в бронекапсуле болезненными толчками, которые Гримберт ощущал даже через плотный гамбезон и онемение нейро-коммутации. Ни одна машина не может долго функционировать в таком безумном режиме. Он уже слышал, как сипит гидравлика, не рассчитанная на подобные нагрузки. Ему пока удавалось уходить от прицельного огня «Ревнителя», но ценой катастрофического снижения собственного ходового ресурса.
Четвертый выстрел. «Убийца» успел миновать замерший тягач, укрывшись за его стальной тушей и выиграть себе тем самым несколько секунд жизни. Жизни, которая вот-вот оборвется в оглушительном грохоте разрыва.
«Ревнитетель», рычащий позади, не собирался останавливаться, чтоб предложить рыцарскую схватку по правилам артиллерийской дуэли. Напротив, неумолимо сокращал дистанцию, выходя на тот рубеж, на котором промах невозможен, исключен статическими величинами. 
Еще поворот. Рывок. Поворот.
Безумный танец двух стальных хищников на истоптанной кровавыми отпечатками арене. 
Пятый выстрел ударил еще дальше, на опушке, взметнув в воздух обломки древесных стволов и вырвав из земли узловатые корни. Зато шестой…
Шестой почти попал.
Он угодил аккурат в вагон, за которым пытался скрыться «Убийца», с оглушительным грохотом снеся крышу, разворотив корпус и едва не вывернув его наизнанку. Еще хуже пришлось уязвимому грузу. Это было похоже на беззвучно лопнувшую исполинскую язву, напитанную кровью. Из развороченных бочек наружу хлынул багряный поток, закрутив «Убийцу», точно щепку в бурной реке, мгновенно превратив снег у него под ногами в чавкающее болото, в котором мгновенно застряли ноги. 
 
Визор на мгновенье стал алым. Не таким алым, как вино, что подавали в маркграфском палаццо. Багрово-алым, как старый сургуч. 
Это кровь, подумал Гримберт. Мой доспех с головой окатило кровью. 
Не имеет значения. 
Он попытался вытянуть «Убийцу» на твердый грунт, но его стальные ноги бессильно буксовали в грязно-алом месиве. Точно муха в тазу с вареньем. Точно комар, приклеившийся к коже. Или…
Мир в визоре поблек и потерял четкость, сделался гладким, едва ощутимым, точно тончайшая вышивка шелковой нитью на гобелене. Сгладился до того, что едва было не растворился. «Убийца» зашатался, как пьяный. 
Попадание. Не прямое, но достаточно близкое, чтоб считаться прямым.
Его стальные ноги, едва не сломанные взрывной волной, сохранили функциональность, но тончайшие системы, соединявшие их с нервным центром, туазы электрических кабелей и силовых передач, получили внушительный удар.
Сейчас добьет, подумал Гримберт, напрягая свое бронированное тело до звона стальных сухожилий. Сейчас…
«Ревнитель Праведности» замер, остановившись от него в каких-нибудь сорока метрах. Не хотел портить завершающий выстрел. Мразь. Наверно, будет целить ровно в бронекапсулу, скрытую подобием шлема. 
Чистое попадание, которым потом можно будет хвастать среди собратьев. 
Гримберт позволил своему телу бессильно обмякнуть в бронекапсуле.
Так даже лучше, наверно. Никакой боли. Только растянувшееся на километры тревожное мгновенье, звон в прозрачном морозном воздухе.
Когда он откроет глаза, перед ним будут райские кущи.
Интересно, ему позволено будет войти в них прямо в доспехе? Или у Господа Бога учрежден на этот счет какой-то протокол?.. 
Вместо одного гулкого выстрела, которого он ждал, обмерев от напряжения, Гримберт услышал раскатистый неровный залп. Снег вокруг изготовившегося к стрельбе «Ревнителя» прыснул во все стороны, точно поверхность пруда, в которую угодила горсть брошенных юным сорванцом мелких камней. Из пластин лобовой брони полетели быстро гаснущие оранжевые искры. 
Рутьеры.
Это не был слаженный залп вроде того, которым «Смиренные Гиены» едва не погубили в свое время «Убийцу». Скорее всего, у пушкарей Бражника, укрывшихся на склонах со своими допотопным орудиями, попросту не выдержали нервы при виде приближающегося великана, вот они и начали палить почем зря. Не выверенная, лишенная корректировки и команд, их пальба была беспорядочной, рваной, причиняющей больше грохота, чем вреда.
«Ревнитель» недоуменно поднял бронированную жабью голову. Пули, сминаясь, безвредно отскакивали от его покатого лба, бессильные оставить на ней даже вмятину. Гримберт едва сдержал злую усмешку. То, что для учебной машины представляло серьезную опасность, для настоящего рыцаря было лишь докучливым треском сверчков в высокой траве.
- Не стрелять! – взвыл где-то далеко Бражник, - Не стрелять, сучьи дети! Позиции выдадите! Ах ты ж сучье семя… Бегите! Бегите, к черту!
Рутьеров не требовалось долго упрашивать спасать свои шкуры. 
Бросая на произвол судьбы беспомощные серпантины, стряхивая с себя маскировочные сети, увязая по колено в снегу. Побежали не все, заметил Гримберт. Некоторые орудия продолжали стрелять. Вразнобой, не выверенно, впустую сотрясая воздух – жалкая пародия на настоящую канонаду. Наверно, даже в разбойничьих душах остались крохи чести, не позволяющие им задать стрекача перед лицом опасности. Может, Господь в своей милости укроет этих несчастных от греха и…
 
Может, Господь и успел укрыть рутьеров от греха. Но от фугасных огнеметов не успел.
«Ревнитель», наклонив бронированный торс, извергнул из себя два ревущих черных языка, внутри которых сворачивались спиралью огненные прожилки. И эти языки вмяли и бегущих и сопротивляющихся, мгновенно слизав белую снежную плоть со склона, оставив лишь скудно коптящие костерки из плоти и орудийных остовов. Сквозь повисшее над землей дрожащее марево Гримберт видел шатающиеся, объятые желтым пламенем, фигурки, пытающиеся брести прочь, но на ходу превращающиеся в золу.