Раубриттер (IV.II - Animo) (СИ)
Сердце билось оглушительно быстро, однако – забавное дело – кардио-датчики «Убийцы», отслеживающие его сердечный ритм, уверяли, что оно делает не больше семидесяти ударов в минуту. А ведь сердце ухало так громко и быстро, что потряхивало все тело.
- Чувствуете? – Бальдульф вдруг резко поднял руку.
Он был единственным из рутьеров, не погрузившимся в тягостную задумчивость. И сейчас вдруг напрягся, вслушиваясь во что-то.
Во что? Гримберт обвел распростертые изрубленные тела взглядом, силясь разглядеть движение. Быть может, кто-то из Белого Братства уцелел? Даже если так, едва ли он представляет опасность, но…
- Как будто гул какой-то… - неуверенно заметил Бражник, наблюдая за тем, как по поверхности заполненного до краев ведерка в его руке бегут едва заметные круги, - На подземную дрожь похоже. В наших краях говорят, так земля волнуется, ежли, значит, отцеубийцу без молитвы захоронить. Один епископ даже говорил…
- Идиоты.
Ржавый Паяц развернулся на своих изъеденных некрозом и ржавчиной ногах. Похожий на полуистлевшую куклу, обожженный жаром схватки, сейчас он смотрел на своих уцелевших Гиен с презрением.
- Вы что, еще не сообразили?
Орлеанская Блудница вздернула бровь.
- Что мы должны были сообразить, безумный старик?
- Караван, - Паяц ткнул искореженным скрипящим пальцем в истекающий кровью вагон.
- Ну?
- Стража из Белого Братства, - он указал пальцем на мертвых Ангелов.
- Да?
- Здесь тысячи мюидов свежей чистой крови. Целое богатство. Неужели вы думаете, что тот, кто его отправил, понадеялся бы на две дюжины никчемных овцелюбов? Что он не приставил бы к своему сокровищу защиту понадежнее?
- Но мы…
Ржавый Паяц рявкнул так, что крик едва не разорвал его ветхое горло:
- Прочь, идиоты! Уходите!
Это не мое сердце так оглушительно бьется, внезапно понял Гримберт. Кардио-датчики «Убийцы» не врали. Этот звук не был рожден в бронекапсуле, он поступал извне. Тяжелый равномерный стук, доносящийся невесть откуда, но заставлявший пропитанную кровью кашу под их ногами едва заметно вздрагивать.
Первым, кто это понял, был Бальдульф.
- Назад! – рявкнул он, разворачиваясь к Гиенам, - Прячьтесь!
Над заснеженным лесом, укрывавшим извилистую дорогу, вдруг качнулось что-то грузное, тяжелое, точно из мерзлой плоти Сальбертранского леса вдруг выскочил на поверхность огромный фурункул. Только фурункул этот состоял не из рыхлой земли, он тяжело качался, раздвигая деревья, и даже с изрядного расстояния был хорошо слышен тонкий треск лопающихся стволов.
Они быстро все сообразили, кажется, еще быстрее, чем Гримберт успел оправиться от неожиданности. В конце концов, они были рутьерами, а значит, самыми совершенными хищниками из всех. Может, не все из них поняли, что происходит, но подчинились древним рефлексам, приказывающим убираться прочь.
Рутьеры бросились прочь от замерших вагонов, оставляя в рыхлом снегу алые следы.
Бальдульф несся быстрыми короткими прыжками. Ржавый Паяц, прихрамывая и богохульствуя, мчался за ним. Блудница и Олеандр тащили за собой потерявшего сознание Виконта. Прочий сброд устремился следом за ними.
Может, «Смиренным Гиенам» не доставало понимания тактических принципов, дисциплины и самопожертвования, но если они и чуяли что-то в совершенстве, так это момент, когда надо спасать свою шкуру.
Но они, конечно, не успели.
[1] Хауберк – вид средневекового доспеха из кожи или ткани, поверх которой нашиты металлические кольца или пластины.
[2] Кацбальгер – короткий меч с развитой гардой для ближнего боя.
[3] Кракемарт – тяжелая мощная сабля с искривленным обоюдоострым клинком.
[4] Hic. Citius! (лат.) – «Сюда. Быстрее!»
[5] Мюид – средневековая мера объема для жидкости, примерно равная 270 л.
Часть 8
Гримберту доводилось видеть куда более внушительные машины. Чего стоил один только «Великий Горгон», самый тяжелый рыцарский доспех восточных рубежей. Когда, управляемый Алафридом, он ступал на мостовую Турина, чтобы принять участие в ежегодном июньском параде во славу Иоана Крестителя, из домов выскакивали даже немощные старики. Не потому, что хотели поглазеть на торжественное шествие герцога де Гиень, а потому, что боялись, как бы их ветхие дома не обрушились им же на головы – от поступи «Горгона» земля ходила ходуном.
Великанов сродни «Великому Горгону» во всей империи набралось бы едва ли полдюжины, на востоке машины такого класса и подавно были редкими гостями. Туринские рыцари, закаленные в жаре беспрестанных стычек с лангобардами, предпочитали доспехи полегче, упирая не столько на монументальную броню и орудия титанической мощи, сколько на подвижность и универсальность.
Гримберт с детства любил разглядывать гравюры, изображающие чемпионов прошлых веков – похожего на исполинского стального дракона «Сотрясателя Небес», ощетинившегося жерлами реактивных минометов «Беспощадного Праведника», грозного стотонного «Патриарха» - однако вынужден был признать, что в предгорьях Альб, посреди каменистых пустошей и коварных кряжей, такие махины, больше похожие на передвижные крепости, принесли бы своим хозяевам ужасно много хлопот. Вот почему рыцари восточных рубежей, включая знамя маркграфа Туринского, чаще всего делали выбор в пользу крейсерских моделей, совмещающих грозный арсенал с высокой подвижностью и способностью вести бой на любых дистанциях.
Машина, крушившая на своем пути Сальбертранский лес, относилась к среднему классу, однако между ней и «Убийцей» была пропасть, пропасть, в которую песчинкой скатилось совсем переставшее биться сердце Гримберта.
Восемьсот квинталов, подумал он, глядя как деревья щепками лопаются на его пути, чтоб меня черти взяли, если эта махина весит меньше восьми сотен.
«Сорок тонн, - мгновенно поправил его Аривальд, - Учись использовать имперскую систему счислений, бестолочь, если не хочешь прослыть при дворе варваром с восточных окраин!»
Он был огромным, как крепостная башня, только башня не взирающая за тобой свысока, навеки занявшая свое место в стене и спокойная, как все изваяния, а оглушительно ревущая, источающая дым и хищно ворочающая стволами укрепленных в спонсонах орудий.
Не просто великан из сказки. Сама расплата в ужасающем стальном обличье.
Гримберт уже отчетливо видел ее боевую рубку, плывущую вровень с верхушками деревьев. Не рубленная, острых обводов, как на машинах из Базеля, и не раздутая, как у гидроцефалов из Аугсбурга – приплюснутая, тяжело ворочающаяся, прикрытая с боков массивными бронекуполами огневых точек. Кажется, подобные башни венецианские рыцари именуют «Жабьей головой». Рыцарь и сам был похож на жабу – огромную, смертоносную, бронированную жабу весом в сорок тонн, легко сметающую деревья на своем пути. И чертовски плотоядную.
Никаких ярких символов на броне, служащих прекрасными мишенями для вражеских наводчиков, никаких броских девизов и выспренных цитат из Святого Писания сусальным золотом. Это не турнирная машина, это воин. И двигался он так, как полагается двигаться воину, порывисто, хищно, обходя вагоны по сужающейся концентрической окружности. Гримберт знал эту траекторию, сам не раз чертил ее мелом на доске под насмешливым взглядом Магнебода. Сам же и пытался выполнять – весьма бездарно, кажется. Боевой маневр сближения, так эта траектория именовалась в трудах по тактике. Имеющий целью выход на рубеж действительного огневого контакта с возможностью контролировать дистанцию боя. Таким маневром не приветствуют случайных путников.
Этот рыцарь, разметающий на пути деревья, шел не защищать. Он шел вершить возмездие.
Этот доспех не нес на себе ничего из того, чем обыкновенно украшают свои доспехи рыцари. Ни гербов, ни эмблем, ни изречений святых отцов, ни даже тактических обозначений и символов. Одна только голая сталь, покрытая краской под цвет пушечного металла.