Саймон говорит (СИ)
Передав поводья сыну, старик слез с козел и с хрустом потянулся.
— Ну что, Семён, все взял?
Саймон подтянул походный рюкзак, подхватил верную «Бурю», и, махнув на прощанье рукой Фёдору, спрыгнул с козел.
— Всё.
— Ну и ладушки. Пошли, познакомлю тебя с Мирославой. Ты, главное, сразу её не пугайся — она женщина добрая. Хоть это и не показывает, — говорил Иван Фёдорович на ходу, увлекая собеседника к двухэтажному дому, очень похожему на здание школы, однако с большой вывеской «ТРАКТИРЪ» над входом.
***
Казалось бы, как в деревне, где пришлых-то практически не бывает, может существовать питейное заведение? Торговцы раза два в год заглядывают, хуторяне как появляются, так в лучшем случае заночуют, позавтракают, да обратно в леса бегут. Дикари если и вышли из чащи, так в корчму вообще не заходят — отоварятся у Купца в магазине, да обратно торопятся. В общем, никакого прибытка. Ан, нет! Куда мужику после тяжкого рабочего дня податься? Где холодные зимние вечера пересидеть в хорошей компании? А если уж с женой поругался, где пар выпустить? Вот и ходили мужики деревенские в двери под вывеской «ТРАКТИРЪ» окунать усы в напиток янтарный. Или рюмашку чего покрепче пропустить (исключительно для сугрева). Ну может еще в картишки перекинуться, да новости обсудить. Можно еще блюда какого изысканного попробовать, что Святополк на кухне по рецептам старинным приготовит — но это на любителя.
Женская половина, конечно, ворчала и поругивалась, но против трактира никогда всерьез не воевала. Наоборот! Поругалась с мужем, что тот дверью хлопнул? Где его искать? Правильно, под вывеской «ТРАКТИРЪ». Посидит, попьет пенного, пожалуется друзьям на долю свою мужицкую тяжкую — а там и забирать можно, если сам мириться не приползет. Да и сами бабоньки нередко в эти двери забегали. Соберутся на втором этаже в комнате, гостями не занятой, да под чаек и рукоделие давай новостями делиться и косточки всей деревне перемывать.
Заведовала корчмой Мирослава — женщина фигуры… большой, крепкой, да характера стального. Заведение перешло к ней по наследству, когда в возрасте пятнадцати годков она потеряла обоих родителей. В Перловку тогда пришла хворь, свалившая полдеревни. Практиковавшая в то время доктор пыталась вылечить больных тем, что у нее было, но в итоге слегла сама. И пока отец Никодим, бывший тогда еще послушником, с Купцом-старшим неслись на стареньком грузовичке в город, собрав все деньги, какие нашлись в деревне, пока обратно ехали, пока врачи привезенные источник хвори нашли да лечить принялись… Не дождались некоторые. В том числе и мать с отцом Мирославы. Многие тогда приходили, даже сам староста, предлагали помощь, говорили: «Продай трактир, не справишься!». Сжала тогда зубы Мирослава, отказалась от помощи, тянула на себе «ТРАКТИРЪ». Только Святополка приняла — пухленького паренька, мечтавшего готовить блюда старых, уже позабытых стран. И вытянула! Конечно, народ девочке все же помогал — и охранников торговых приструнить, если чересчур разойдутся, и в комнатах прибраться перед приездом тех же торговцев. Но в остальном — все сама вытянула! И Святополка в мужья взяла. Злые языки тогда поговаривали, что у паренька просто выбора не было, что сбежит скоро от жены такой. Но поговаривали тихо, за спиной. Во-первых, нет, не сбежал. Во-вторых, можно было и метлой поперек хребта получить. Ну и в-третьих, две очаровательные близняшки, Любослава и Неждана, наглядно все эти разговоры опровергали. В общем, так и продолжают ходить мужички в заведение под вывеской «ТРАКТИРЪ», где правила суровая русоволосая валькирия с тяжелым взглядом серых глаз и увесистым кулаком.
Собственно, и в этот ничем не примечательный день, Мирослава стояла за стойкой, протирая кружки и рассеянно слушая своих первых посетителей. Периодически смачивая горло, мужики мрачно обсуждали необычайно сухую погоду в этом году, и гадали, что будет дальше. Саму хозяйку эта тема тоже интересовала изрядно, поскольку проблемы с урожаем обещали проблемы с хмельным, а проблемы с хмельным — недовольных посетителей. Не дай бог, придется по соседним деревням заказывать, а то и вообще в город ехать!
От мрачных мыслей женщину отвлек звякнувший колокольчик, что висел прямо над входной дверью. Подняв глаза, она увидела деревенского учителя, который неделю назад уехал в город по своим делам, и по делам Вовки Купца. Однако прежде, чем она успела спросить Ивана Фёдоровича о новостях, в дверях возникла еще одна фигура, при виде которой у Мирославы от испуга ёкнуло сердце. Стоит отметить, что это уже было событием примечательным, потому что, как шутили в деревне, напугать её могли только две вещи: медведь на танке (да-да, деревенские знали, что такое танк) и плачущие близняшки. Впрочем, габариты вошедшего не слишком отличались от габаритов лесного медведя «урсы». Ростом под два метра (чуть макушкой притолку не чиркнул, хотя явно сутулился), косая сажень в плечах, одет весь в добротную камуфляжную одежду. Когда входил, занял весь дверной проём, распахнув сразу обе створки, в то время как учитель спокойно прошел в одну. Впрочем, богатырская фигура — это ерунда. Вон кузнец деревенский тоже так входит, как и сыновья его. Гораздо страшнее выглядела голова незнакомца, что минуя шею, плавно переходила в плечи. Короткая стрижка, чуть скошенный лоб, широкие брови и глубоко сидящие глаза. Широкий мясистый нос и массивная нижняя челюсть, выдвинутая вперед аки кирпич. В данный момент посетитель улыбался, отчего из под нижней губы на свет вылезли клыки. Что еще хуже — пришелец не имел ни усов, ни бороды (сразу видно — городской), отчего казалось, что оная челюсть занимает главенствующее место на лице. Дополнял картину странного вида автомат с двумя стволами, какой Мирослава до сих пор видела только в фильмах, что в деревенском кинозале периодически крутили. А потому и сам незнакомец напоминал какого-то солдафона из армии киношного злодея. На мгновенье перед мысленным взором Мирославы нарисовалась картинка, как зловещая фигура поднимает свое оружие и начинает палить во все стороны, громко и утробно хохоча…
— Будь здрава, хозяюшка! — Иван Фёдорович подошёл к стойке и тепло улыбнулся. — Вот, постояльца к тебе привел! Знакомься, Семен Ясонович… гхм… Серов…
— Фёдорович, какой нахрен постоялец?! — взвизгнула Мирослава, дав петуха. — Совсем там в городе головой тронулся? Ты на его рожу посмотри — этож тать натуральный! Душегуб! Бандит! Порубает нас ночью темной топором, да обесчестит!
— Вовсе и не тать, — обескуражено ответил Иван Фёдорович, оглянувшись на «душегуба». — Очень интеллигентный молодой человек. Пушкина читал, между прочим.
— То есть он меня интеллигентно подушкой удавит? Вот утешил!
— Да что ты меня позоришь то, Мирослава! — старый учитель укоризненно взглянул на трактирщицу. — Никого он подушкой удавливать не будет…
— Ну вот и тащи его к себе домой! Пусть Мариша посмотрит, что за дружков ты в городе завел!
— Позвольте, Иван Фёдорович, — внезапно вмешался в разговор «тать». — Мы, кажется, не с того конца разговор начали.
На стойку легла широкая ладонь, глухо звякнув металлом. Затем рука сдвинулась в сторону, явив свету массивную желтую монету квадратной формы. Мирослава на секунду задержала дыхание, стараясь скрыть внезапную дрожь при виде полновесного золотого кредита. Нарочито неспешно взяла монету, попробовала на зуб. Затем достала из-под стойки маленькие весы, положила золотой квадратик на одну чашу, пару маленьких гирек на вторую. Так же неспешно убрала весы обратно и вернула монету на стойку.
— Ну что-ж! — наконец заговорила трактирщица. — 50 копеек за комнату. За еду цена отдельная — по 20 копеек за завтрак, обед или ужин. Идет?
— Нет. — Семён отрицательно мотнул головой. — 50 копеек — это с трехразовым питанием. Если питание отдельно, то 20 копеек за комнату и по 10 копеек за один прием пищи.
— Да ты шибко умный, как я посмотрю! 40 копеек за комнату, 15 копеек за еду.
Следующие пять минут противоборствующие стороны ожесточенно торговались, да так, что притихшие мужики, которые до этого на посетителя смотрели весьма настороженно, теперь бросали на него восторженные взгляды и негромко (так, чтобы хозяйка не услышала) подбадривали. Наконец сошлись на 30 копейках за комнату плюс бесплатный завтрак, обед и ужин оплачивается отдельно. Мирослава забрала монету и обвиняюще ткнула в учителя пальцем: