Семья и развитие личности. Мать и дитя

Здесь необходимо особое замечание относительно слов «как ребенок воспользуется хорошим окружением». Депривированный ребенок, лишенный нормальной семьи, болен, и положение никогда не бывает настолько простым, что для возвращения здоровья достаточно благоприятных перемен в окружении. Ребенку может стать лучше, он может при этом испытывать все больший гнев из-за своей прошлой депривации. Где-то здесь кроется ненависть к окружению, и здоровье не возвращается, пока эта ненависть в полной мере не испытана. В небольшом количестве случаев ненависть испытывается, но даже при этом небольшие осложнения способны вызвать трудности. Благоприятный результат возникает, только когда все относительно доступно осознаванию самим ребенком, а так бывает крайне редко. Почти всегда чувства, испытываемые в связи с деструктивностыо окружения, не доступны для осознания. Там, где депривация происходит после позитивного раннего опыта, нечто подобное может произойти, и может возникнуть соответствующая депривации ненависть. Приводимый ниже пример иллюстрирует такую ситуацию.
Речь идет о семилетней девочке. Отец ее умер, когда девочке было три года, но она перенесла это без потрясений. Мать, которая очень хорошо о ней заботилась, вторично вышла замуж. Брак оказался успешным, и отчим был очень добр с девочкой. Все шло хорошо, пока мать не забеременела. В этот момент отношение отчима к падчерице совершенно изменилось. Все его мысли были теперь о собственном младенце, и он лишил внимания девочку. После рождения младенца положение стало еще хуже, и мать оказалась в ситуации «конфликтующей преданности». Ребенок не мог нормально развиваться в такой атмосфере, но, когда девочку поместили в интернат, она смогла успокоиться и понять трудности, которые испытала дома.
С другой стороны, следующий пример показывает результаты воздействия негативного раннего опыта.
Мать обратилась за помощью, когда мальчику исполнилось два с половиной года. Семья хорошая, но мальчик счастлив только тогда, когда ощущает личное внимание матери или отца. Он не может оставить мать и играть самостоятельно, а приближение незнакомых людей приводит его в ужас. Что же произошло в этом случае, учитывая, что родители совершенно обычные нормальные люди? Дело в том, что мальчик был усыновлен в пятинедельном возрасте, и к этому времени он уже был болен. Есть свидетельства того, что старшая медсестра больницы, где он родился, считала его своим любимцем: она даже пыталась скрывать мальчика от людей, которые обращались в больницу с просьбами об усыновлении. Перемена обстановки в возрасте пяти недель вызвала серьезные нарушения эмоционального развития ребенка, и приемные родители смогли только частично преодолеть эти трудности — которых они определенно не ожидали, усыновляя ребенка в таком раннем возрасте. (На самом деле они хотели получить ребенка еще младше, в возрасте одной или двух недель, потому что сознавали, какие осложнения могут возникнуть.)
Нам нужно знать, что происходит с ребенком, когда он лишается хорошего окружения или когда такого окружения вообще не существовало, — а это означает изучение всего эмоционального развития индивида. Некоторые характерные проявления хорошо известны: ненависть подавляется или вообще утрачивается способность любить людей. В личности ребенка возникают «защитные» качества. Может произойти регрессия к ранней стадии эмоционального развития, которая оказалось удовлетворительней остальных, возможно и состояние патологической интроверсии. Гораздо чаще, чем обычно считают, происходит расщепление личности. В простейшем случае такого расщепления ребенок предъявляет миру витрину или перевернутую половину, построенную на основе послушания, а главная часть Самости, в которой сосредоточена вся спонтанность, держится в тайне и все время вовлечена. в тайные взаимоотношения с идеализированными фантазийными объектами.
Хотя четко и ясно сформулировать эти феномены нелегко, знать их необходимо, если мы хотим понять, каковы благоприятные симптомы у подвергшегося депривации ребенка. Если мы не понимаем сути, то, когда ребенок очень болен, можем не понять, например, что депрессивное состояние у такого ребенка — благоприятный знак, особенно если оно не сопровождается мыслями о преследовании. Простое депрессивное состояние означает, что ребенок, по крайней мере, сохранил единство личности и чувство обеспокоенности и способен принять на себя ответственность за то, что делает неправильно. К тому же антисоциальные поступки, такие, как мокрая постель или воровство, означают, что еще есть надежда — надежда обретения достаточно хорошей матери, достаточно хорошей семьи, достаточно хороших отношений между родителями. Даже гнев может указывать на существование надежды и на то, что в данный момент ребенок является цельной личностью и способен ощутить противоречие между воображением и тем, что он находит в реальной действительности.
 
Рассмотрим значение антиобщественного поступка, например воровства. Когда ребенок ворует, то ищет (ребенок в целом, то есть с учетом бессознательного) совсем не объект кражи; ребенок ищет личность, он ищет мать, у которой он имел право красть, потому что она мать. В сущности, каждый младенец обладает правом красть у матери, потому что он ее «изобрел», придумал, создал из своей врожденной способности любить. Мать, находясь постоянно рядом, постепенно, кусочек за кусочком, отдает младенцу свою личность, как материал для творчества, так что в конце концов субъективная, созданная воображением мать становится такой же, как реальная. Точно так же ребенок, который мочится в постель, ищет материнские колени, на которых он на самых ранних стадиях младенчества имел право мочиться.
Антисоциальные симптомы «ищут» возвращения окружения и указывают на существование надежды. Они терпят неудачу не потому, что неверно направлены, а потому что ребенок не осознает, что делает. Таким образом., антиобщественный ребенок нуждается в специальном окружении с терапевтической целью, и только такое окружение способно реально ответить на надежду, которую он выражает в своих симптомах. Однако, чтобы оказать терапевтический эффект, такое окружение должно сохраняться длительно, потому что, как я уже говорил, многое недоступно ребенку в форме осознанных чувств и памяти; к тому же ребенок должен обрести уверенность в новом окружении, должен поверить в его стабильность и объективность, прежде чем откажется от защиты — защиты от непереносимой тревоги, которая всегда готова возродиться при новой депривации.
Таким образом, мы знаем, что подвергшийся депривации ребенок болен, это больная личность с травматическим опытом в прошлом и со своим особым способом подавления возникшей тревоги; способность этой личности к восстановлению зависит от степени утраты осознанности гнева и от изначальной способности любить. Какие практические меры могут помочь такому ребенку?
 Забота о подвергшемся депривации ребенке
Очевидно, кто-то должен заботиться о детях. Общество больше не отказывается от своей ответственности за детей, лишенных нормальной семьи; напротив, сегодня произошел поворот прямо в противоположном направлении. Общественное мнение требует, чтобы было сделано все возможное для тех детей, которые лишены нормальной семьи. Многие современные беды связаны с практическими трудностями, которые возникают при воплощении в жизнь принципов, вытекающих их такого нового отношения.
Невозможно сделать что-то хорошее для ребенка, просто приняв закон или приведя в действие административные механизмы. Все это необходимо, но это лишь первый и самый незначительный шаг. В каждом случае правильное обращение с детьми требует людей, и это должны быть подходящие для такой роли люди; а таких людей всегда мало. Количество их значительно увеличилось бы, если бы административный механизм предусматривал еще и наличие посредников, которые, с одной стороны, имеют дело с неповоротливой администрацией, а с другой, постоянно контактируют с теми, кто непосредственно выполняет работу, определяют их положительные качества, оценивают достигнутые успехи, дают возможность развиваться образовательному процессу, делают эту работу интересной, обсуждая неудачи и их возможные причины, и всегда готовы оказать помощь, если необходимо удалить ребенка из приемного дома или заведения, причем как можно быстрее. Забота о ребенке отнимает много времени и лишает человека, который ею занимается, эмоционального резерва, необходимого для контактов с административным персоналом или с более широкими проблемами, касающимися в отдельных случаях полиции. И наоборот, человек, способный постоянно иметь дело с администрацией и полицией, не может обеспечивать необходимую заботу о ребенке.