Вожделение (СИ)
Максим развернул проволоку на крышке шампанского, потянул пробку. Я голову в плечи втянула, готовая, что он выстрелит сейчас, но не выстрелил.
Пробка плавно открылась, издав тихий хлопок, и из горлышка вырвался лёгкий дымок.
Максим налил в одну чашку, во вторую — плеснул кипятка. Там, на дне, лежал пакетик заварки с прошлого чаепития — запасы мы экономили.
— Ты не будешь? — удивилась я, принимая из его рук чашку.
— Ты забыла? — спросил он с лёгкой улыбкой, — я не пью алкоголь.
Я хотела ответить, что в такой день, как сегодня, можно было и поступиться своими принципами, но не стала. Если Ланских чего не хотел, то уговоры не помогут, это я уже поняла.
Мы чашками чокнулись, я пригубила свою.
— Желание загадывать будешь? — поинтересовался он.
— У меня одно оно. На все прошедшие новые года и на это.
— Расскажешь?
Ланских сел ближе на кровать, она скрипнула под нами, пружины провисли ещё ниже. Теперь мы сидели вплотную, соприкасаясь бёдрами, локтями.
Гудел генератор, пахло дизелем, было жарко и сухо так, что в носу немного щипало.
Но, как ни странно, я чувствовала себя почти счастливой. Вопреки всем обстоятельствам.
— Чтобы прошлое моем осталось в прошлом.
В подробности вдаваться не стала, и так все понятно было. Я это желание каждый год загадывала, и бумажки жгла, и виноградины в рот запихивала.
Но сейчас казалось — мечта совсем близко. Пока мы прячемся тут, Токтаров ловит Вадима.
Максим повернулся ко мне и легко коснулся губами моего виска.
— Так оно и будет.
Потянулся к столу. Там лежали продукты, которые он купил вместе с шампанским — немного, чтобы не привлекать лишнего внимания. Сосиски, хлеб. И мандарины.
Максим взял один из них, начал чистить. В комнате сразу запахло праздником, я улыбнулась, глядя, как в тусклом свете фонаря его тонкие сильные пальцы делят мандаринку на дольки.
Одну он протянул мне. Я на язык положила, смакуя, чувствуя, как вытекает из нее кисловато-сладкий вкус, и не было ничего не свете слаще этой мандаринки.
Я даже глаза от удовольствия прикрыла.
— Хорошо как.
Так мы и ели, каждый по дольке, не торопясь. Да и куда нам было?
Максим взглянул на наручные часы:
— Пять минут первого. Наступил новый год. Давай целоваться.
И меня к себе притянул. Губы его было сладкие, мандариновые, и поцелуй был таким же, неспешным, медленным.
Одежда наша слетела на пол и мы занимались сексом так же, словно изучая друг друга и никуда не спеша.
А после лежали вдвоем под одним одеялом. Оно все ещё пахло сыростью, но было уже сухим, теплым, почти уютным, как и объятия Максима.
Я голову к нему на плечо положила, а он водил по моим спутанным волосам пальцами, от которых пахло сексом и новым годом.
— Расскажи, как ты фирму открыл, — попросила я его. После секса тянуло пообщаться.
— Разработал одну программу. Продал ее. Разработал следующую, продал ещё дороже. Потом узнал, за сколько их перепродали мои посредники, неприятно удивился тому, как продешевил. И решил, что способен продать по такой цене сам.
— Где твои родители?
Ланских долго тянул с ответом. Я поняла, что ляпнула лишнего, но назад уже ничего не воротишь. Пока подбирала слова, как извиниться, он первым заговорил:
— О́ни живы. Здоровы. Я думаю, все у них хорошо.
— Вы не общаетесь? Если не хочешь, не говори.
— Да, не общаемся. О причинах умолчу, но это мое взвешенное решение.
— Про моих ты и так знаешь, — желая сменить вектор, сказала я, — с отцом мы никогда не жили, у него была другая семья. Мамы тоже нет…
Наверное, именно то, что меня ничего не связывало с домом, и позволило тогда сбежать по чужому паспорту.
Меня не остановила ни квартира, ни прочее наследство. Мертвым они не нужны.
И хотя в пору скитаний мне ой как требовались деньги, чтобы не попрошайничать и не перебиваться случайными заработками, я никогда не жалела о том, что все бросила и сбежала.
Это был единственный шанс избежать участи всех моих друзей, которые к тому моменту уже лежали в сырой земле.
— Скоро мы улетим. Ты и я. Начнется новая жизнь.
— Третья? — этих новых жизней было слишком много. А я хотела не новой. Своей.
— Третья, четвертая, не важно. Ты будешь со мной, Регина.
Я промолчала, но ответов ему и не требовалось.
Вскоре Ланских заснул, мне же не спалось. Я выспалась в заточении надолго вперёд, мне не хватало активности, чтобы уставать и вырубаться так же, как это делал Ланских.
Полежав немного, я поняла, что хочу в туалет.
Аккуратно выбралась из мужских объятий, поднялась под протяжный аккомпанемент кровати и оделась.
До туалета дошла с фонариком, стараясь как можно меньше светить им возле окон — свет в ночи видно издали, ни к чему лишнее внимание, даже если мы одни тут на сотни метров. Береженого бог бережет.
На обратном пути от туалета я, всё-таки, споткнулась о порог, недостаточно внимательно глядя под ноги. Упала на колени, шлепнувшись ладонями о пол. Фонарик из моих рук выпал и укатился под шкаф, свет от него подрагивал, покатываясь из стороны в сторону.
Я подползла к шкафу, протянула руку, чтобы достать фонариком, и пальцами задела что-то, завернутое в темный пластик. Подцепила ногтями, вытаскивая пакет небольшой, развернула его, ощущая неприятный привкус во рту.
Внутри лежали ключи от машины на брелке, деньги и что-то ещё, записная книжка или небольшой блокнот.
Я выудила его из пакета, раскрывая.
Это был паспорт. Мой. Тот самый, что остался в сгоревшем доме, как я считала до этой минуты.
Значит, все это время он был у Максима и он не сказал мне ни слова?
Я сглотнула, провела пальцем по связке денег, навскидку прикидывая, что там было тысяч пятьдесят, не меньше.
И брелок с ключами. Не от того автомобиля, на котором мы ездили. Другой.
— Ну и сука же ты, Ланских, — покачала я головой.
Глава 59
Искушение забрать паспорт назад было велико.
Слишком дорогой ценой он мне достался, без него я ощущала себя незащищенной, слабой.
Прижала паспорт к себе и замерла. Он холодный, и руки мои замёрзнуть успели. Сколько так простояла, не знаю, может пару минут, может больше.
А потом, всё-таки, переборола себя.
Сложила аккуратно все на место, стараясь не шуршать пакетом, подобрала фонарь и поднялась.
В нашей узкой комнате пенале привычный жар, как в бане. Нос закололо не то от сухого воздуха, не то от непрошеных слез. Я куртку теплую скинула, на спинку стула повесила и полезла через Максима на кровать.
Пружины скрипнули, Ланских объятия свои раскрыл, пуская меня в тепло. Только теперь мне с ним снова было неспокойно, я себя ощущала птицей, пойманной в силки,
и рука его, что поверх одеяла меня обнимала, воспринималась совсем иначе.
— Что случилось? — спросил Максим, не открывая глаз. Его шепот теплым дыханием касался моего уха, руки прижимали ещё сильнее к себе.
— Споткнулась, — тихо ответила я.
Закрыла глаза, заставляя тело расслабиться, но напряжение не отступало. Я ощущала свое тело запрятанным под, хитиновой броней, твердой, жёсткой и неподвижной.
В этой скорлупе было легче принимать тот факт, что Ланских — не мой союзник. У него свои цели.
Иначе бы он паспорт отдал мне сразу.
Наличие денег вопросов не вызвало, это как раз удивляло меньше всего. А вот ключи от автомобиля…
Сдавалось мне, что он вовсе не пешком покидал поселок и не на себе тащил горючее. Если у нас была другая машина, тогда выехать отсюда труда не составит, и не обязательно было мёрзнуть в этом богом забытом месте.
Я ещё долго варилась в своих мыслях, вслушиваясь в мерное дыхание Максима. Я злилась на него, и если там, в коридоре, едва найдя свою пропажу, мои чувства зашкаливали, то сейчас мысли скатились до того, что я начала искать ему оправдания.