Хозяйка Айфорд-мэнор (СИ)

Раз, другой, третий…
Паника, охватившая ее в хижине старой знахарки, не унималась, предчувствие грядущей беды лишь усиливалось от вдоха к вдоху. Жесткий корсет, казалось, впивался в ребра… Аделия не успела понять, как это случилось, когда она рухнула на траву в полном беспамятстве.
И очнулась на жестком матраце в хижине Бевин Кендалл. Осознала это не сразу, но стоило старой знахарке поднести ей плошку с ароматным отваром, как реальность обрушилась на нее со всей своей силой.
— Мой ребенок! — воскликнула девушка, хватаясь за еще плоский живот. — Он жив?
— Жив-жив, — успокоила ее старая женщина. — Вот, выпей давай. Вам это не помешает!
Аделия поднесла плошку к губам, но в последний момент засомневалась.
— Это не навредит ему? — спросила она. — Я больше не хочу от него… избавляться.
— Знаю, не дура. Младенчику это не повредит, а вот тебя успокоит…
Аделия пригубила теплую жидкость — что-то с ромашкой и мятой — очень приятное и на вкус, и на цвет. А потом кто-то зашевелился в углу… Может быть, кот, решила она, глянув в направлении звука, и обомлела: коты не бывают такими большими и привлекательными, а вот мужчины… с голубыми глазами даже очень.
— Господин Шерман, — выдохнула она и поспешно спустила ноги с постели, оправила платье нервным движением. — Я… не знала…
Он сделал шаг ближе, и старая Бевин сказала, предупреждая его собственные слова:
— Господин нашел тебя и принес ко мне в хижину. Он за тебя испугался!
Аделия стиснула зубы: из всех возможных мужчин ее нашел именно ЭТОТ. Он словно нарочно преследует ее всюду, лезет со своей ненужной ей помощью…
— Благодарю, — выдавила она сквозь все те же сцепленные меж собой зубы. — Ему не стоило волноваться — я чувствую себя хорошо. — И поднялась на ноги.
Те показались ей неустойчивыми, словно карточный домик, Шерман подался вперед, чтобы поддержать ее, но Аделия сделал вид, что не заметила этого.
— Мне пора возвращаться домой, спасибо за помощь, — сказала старухе.
И та успела шепнуть ей на ухо прежде, чем девушка вышла наружу:
— Мне есть, что тебе рассказать, госпожа. Не сейчас — сейчас ты слишком взволнована — позже. Но это важно…
Аделия лишь головой замотала: мол, не желаю этого слышать ни сейчас, ни когда-либо еще.
А после вышла из хижины и с решительным видом отправилась к двум лошадям, привязанным за забором. Кажется, этот Шерман и лошадь ее успел отловить.
Он, кстати, шел позади, она слышала звук его шпор, и, взявшись за повод своего жеребца, он, наконец, произнес:
— Моя помощь вам неприятна, госпожа Айфорд, замечаю уже не впервые, но, видит бог, не понимаю причин. Скажите, разве я в чем-то виноват перед вами?
Во всем!
Она не знала, в чем именно, но ощущала, что дело именно в нем, в этом навязчиво-неуместном в ее жизни мужчине, видеть которого было больно хотя бы из-за скверных воспоминаний.
— Нас связывают обстоятельства, — сказала она, — которые я желала б забывать, и один только вид ваш…
— … Напоминает о них.
— Вы и сами все понимаете, — констатировала Аделия, примеряясь к стремени.
Неожиданно Коллум подставил ей руки: еще одна незначительная услуга, от которой она не могла отказаться. Коснулась его сцепленных рук башмачком, и Коллум легко подтолкнул ее прямо в седло…
— Благодарю, — прошептала она, желая провалиться сквозь землю.
Все эти «благодарю» входили в привычку, и ей это не нравилось…
Совершенно не нравилось.
А Коллум, между тем, продолжал:
— Я знаю, что поступку отца нет оправдания: он желал уязвить вашего мужа как можно сильнее и ничуть не раскаивается в содеянном, но скажите, разве я не сделал достаточно, чтобы мы с вами не расставались врагами?
И у Аделии вырвалось против воли:
— Вы отвергли меня! — Она вспомнила, как он скривился, когда она предлагала себя. Глупая, глупая девочка, еще верившая, что прикроет одну проблему другой!
Коллум, как ей показалось, смутился.
— Было бы лучше, чтоб я…
— Нет, конечно же, нет, — тут же оборвала она его речь. — Я сама не знаю, что говорю. У меня голова кругом в последнее время…
 
Она вспомнила, что он слышал (не мог не услышать) ее слова о ребенке: о том, что она хотела избавиться от него, а теперь передумала. Святые угодники, что же он теперь о ней думает?! И тут же одернула самое себя: уж что думает о ней Коллум Шерман Аделии Айфорд глубоко наплевать.
Она вздернула подбородок и добавила более сдержанно:
— В поместье накопилось много проблем, полагаю, вы, как и все в Ланкашире, об этом осведомлены.
Мужчина кивнул.
— Мне жаль, что ваш муж не счел нужным самолично заняться делами, требующими его пристального внимания, — произнес он абсолютно серьезно. — Женщине, да еще в столь деликатном положении, должно быть, непросто справляться с этим самостоятельно.
— Мне помогает мой управляющий, — отозвалась она.
И Адэр, добавила мысленно, совершенно уверившись, что только благодаря его помощи Бенсон снова вернулся в поместье.
— Рад за вас. И если могу чем-то помочь…
— Нет, благодарю, мы неплохо справляемся сами.
И снова это «благодарю», после которого они надолго замолкли. И только уже у моста, ведущего к мэнору, Коллум сказал:
— Я не враг вам, госпожа Айфорд, простите, если чем-то обидел. — Потом склонил голову и тронул коня.
Аделия запретила себе хотя бы на миг глядеть ему вслед, но все-таки не удержалась: обернулась, когда он скакал той же дорогой, которой они только что ехали вместе. Перо на берете трепетало в такт шагу животного, спина была ровной, словно струна, а слова, еще звучавшие в голове, казались, такими… приятными.
Он не был похож на отца…
Но он все-таки Шерман, в сердцах заключила она, въезжая на мост и направляясь в сторону дома.
  
18 глава
 
С некоторых пор Коллум подозревал, что совершенно не понимает женщин…
Женщин или одной конкретной женщины: противоречивой, изменчивой, как туман над Сконской заводью.
Он полагал, что смекалка, проявленная им в отношении того дела, хоть отчасти вызовет благодарность в лице этой небезызвестной особы, но в итоге столкнулся с таким яростным неприятием, даже вызовом, что невольно заинтересовался.
Что движет женщинами?
Что происходит в голове конкретно Аделии Айфорд?
Это ее «вы отвергли меня» и вовсе повергло Коллума в удивление, тем большее, чем меньше причин оного он понимал.
Неужели она хотела тогда…
Нет, абсурдно и думать.
Погруженный в раздумья, он ехал все тише, позволив коню самолично везти его к дому, и, ступив на подъездную дорожку, заметил явный переполох, заставивший погнать коня вскачь.
— Что происходит? — спросил он слугу, подхватившего лошадь, едва он спрыгнул на землю.
— Господин…
Он не стал дожидаться ответа и, нетерпеливо махнув рукой, направился к дому.
Первым его встретил эконом, мистер Джерси, он, обычно вальяжный и строгий, словно венецианский дож, сейчас с перепуганным видом сообщил, что «мисс Лора в слезах и требует видеть отца», а господин Шерман настолько рассержен случившимся, что велел выпороть каждого, кто в этом виновен.
— Что случилось-то? — спросил Коллум.
Но опять же, не дожидаясь ответа, поспешил в комнату дочери, где и застал ее плачущей на коленях у старой няньки. Увидев отца, она побежала к нему и повисла на шее…
— Папочки, Рыжий Ремзи убил мою канарейку! — сообщила она, икая и плача одновременно. — Дедушка говорит, он свернул бедненькой шею, а потом положил ко мне на кровать…
Коллум глянул на няньку, ища подтверждения словам дочери, — та молча пожала плечами.
— Вот и ты, — ворвался в комнату Верн Шерман, как всегда, шумный, напористый, заполняющий собой все пространство. — Наконец-то явился… Бедная девочка льет горючие слезы, а ее даже некому пожалеть.
Коллум не стал говорить, что он, как дед «бедной девочки, мог вполне это сделать, лишь спросил: