Всё разрушающий прибой (ЛП)

— Что с тобой стряслось? — Оуэн серьезно взглянул на меня.
Я раскрыла рот, чтобы выпалить ответ, но распахнулись ворота. Они ударились о стену дома. Мадд и Дирт неслись по дороге и задели меня. Я замахала руками. Оуэн прижал меня к своей груди.
Бешено лая, собаки мчались по тротуару и пересекли бульвар Оушен-Вью. Едва не задев задние лапы Мадда, перед собакой с визгом остановился Джип.
Оуэн выругался и отошел. Он встретился со мной взглядом. Эмоции бурлили между нами.
— Мы поговорим.
Не дождавшись ответа, он помчался прочь.
Глава 10
Понедельник, ближе к вечеру.
Я стояла в прихожей бабули. Приглушенные крики Кэсси разнеслись по крутой узкой лестнице. Моя рука метнулась к деревянным перилам, а нога ступила на нижнюю ступеньку. Кэсси заслуживала моих извинений, но ей также было нужно поплакать, как я это сделала раннее, сломавшись в машине.
Отойдя от лестницы, я направилась на кухню, где нашла бабулю Мэри, перемалывающую травы. Она измельчила листья, отмерила и добавила их в кипящую воду в кастрюле. Бабуля посмотрела на меня через плечо, а затем снова повернулась к плите. На ее щеках мерцали еле заметные дорожки. Она плакала.
— Ты причинила ей боль.
— Это было непреднамеренно. — Тон бабули был скорее утвержением, чем обвинением, но я все равно чувствовала себя защищающейся.
Ее глаза блуждали по моим промокшим штанам. Туфли я оставила на крыльце. Они были мокрыми и в песке. Мои носки были влажными, и ногам было холодно. Я поежилась, бабуля покачала головой. Она сложила кухонное полотенце, и ее взгляд встретился с моим. Боль Кэсси, резкая и глубокая, отразилась на лице бабули.
Бабуля была эмпатом, и ее обостренные чувства улавливали эмоции Кэсси, которые волнами прокатывались в воздухе вместе с ее плачем. Я видела все, что чувствовала Кэсси на лице бабули. Мое предательство смотрело прямо на меня.
Я отвернулась и подошла к камину. Фрэнки лежал на коврике у моих ног. Он посмотрел на меня одним глазом, потом потянулся и перевернулся, подставляя пузо к теплу. Я протянула ладони к огню. Жара прогнала озноб.
— Кэссиди страшно, — сказала бабуля у меня за спиной.
— Мне тоже. — Я потерла плечи. Пламя плясало, и я придвинулась ближе, ища его тепла. — Она рассказала тебе о своей подруге Грейс?
— Она упомянула, что ее видение сбылось. Кэсси волнуется о девочке.
Я услышала, как бабуля села в кресло позади меня. Усталый вздох вырвался у нее, когда она села и взяла спицы. Металлические стержни стучали друг о друга, звук был ритмичным. Белый шум, вызвавший воспоминания из моей юности. Мы провели много вечеров бок о бок: она вязала плед для нового пациента в больнице, пока я читала.
— Я недавно разговаривала с директором Харрисон. Она сказала, что травмы Грейс не тяжелые, не такие, какие предсказывала Кэсси. Она верит, что Кэсси спасла Грейс.
Позади меня продолжалось клацание спиц.
— Кэсси захочет спасти меня. — Я обняла себя руками.
— И что в этом плохого?
— Она может пострадать. Что, если, несмотря на то, что я всеми способами избегаю воду, я все еще окажусь в озере или в океане, как это произошло сегодня. — Я виновато указала на свои мокрые брюки. — Что, если она будет там и увидит, как я буду тонуть, и побежит к воде, чтобы попытаться спасти меня? Она тоже может утонуть.
Я не могла так рисковать.
Бабуля начала напевать. Я не могла сказать, была ли она согласна со мной.
— Ты помнишь первый день, когда приехала сюда с родителями? — спросила она спустя пару минут. — Ты была робкой.
Потому что отец был пугающим.
— Я не видела тебя с самого детства, — объяснила бабуля. — В то время твои родители были влюблены.
Я этого почти не помнила. Они хорошо скрывали свои проблемы от внешнего мира. Но бабуля почувствовала бы неладное. Вот, почему мама приглашала ее в гости лишь раз, сразу после того, как я родилась. Кроме того, мама не посещала бабулю первые восемь лет моей жизни, если не считать того случая, когда бабуля попросила ее прилететь, прямо перед смертью дедушки.
 
— Твоя мать стала еще более хрупкой, с тех пор, как я видела ее в последний раз. А Брэд… — Бабуля замолчала. Она переместила свой взгляд с камина, посмотрев на свою работу на коленях. Она продолжила вязать. — Он изменился.
— Алкоголь воздействует на людей. — Я опустилась в кресло рядом с ней. Окно позади меня задребезжало. Капли дождя забарабанили по стеклам.
— Но ты… — указала она спицей на меня. — Ты была особенной. Я почувствовала, какой особенной ты была в тот момент, как только ты вошла в дверь, сжимая в своих руках жалкого старого плюшевого мишку. Твои зеленые глаза были такими большими, а волосы светлее, чем у Кэссиди. У тебя был взгляд твоей матери. До сих пор такой… — сказала она с ноткой грусти.
Мамины глаза были голубыми, как у Кэссиди. Я уставилась на огонь и на отбрасываемые им тени. Смотреть на Кэссиди, наблюдать, как она растет, было словно снова видеть лицо моей матери. Мое сердце болело за нее.
— В то время как твои родители обустраивались, — продолжила бабуля, — мы с тобой пили горячее какао прямо здесь, на кухне. Твои манеры были безупречны, но ты продолжала теребить свою кофточку. Ты помнишь ту кофту? Я, да. У нее были красивые обороки на воротнике и рукавах. Приглушенный оранжевый цвет, подобный персику во время летнего созревания. Ты сказала мне, что это твой любимый цвет. Ты помнишь, почему?
Я покачала головой, вжавшись в кресло.
Не накрашенные губы бабули изогнулись в улыбке. Она сделала еще пару петель и произнесла:
— Он соответствовал цвету твоей ауры, и я тебе это говорила. — Ее руки быстро работали с пряжей. — У тебя челюсть чуть не отвисла, прямо вот так… —
Она широко раскрыла свой рот. Ее брови сильно изогнулись.
— Боже, твои глаза были такими огромными. Затем я спросила, могла ли ты видеть мои цвета, — бабуля напела. — У тебя был такой взгляд на лице.
Снаружи поднялись порывы ветра, хлеставшие стеной дождя по кухонному окну над раковиной. Вода стекала по стеклу подобно слезам. Обветренные руки бабули поддерживали ровный ритм, создавая из пряжи плед в такт ее рассказу.
— Вот тогда я поняла, почему чувствовала от тебя страх. Мой вопрос напугал тебя. Наши способности пугали тебя. Мне стало грустно от того, что твоя мама не обучала тебя.
— Отец не позволял ей.
— Ты говорила мне, что твой папа не любил, когда ты разговаривала об аурах. — Она крепко сжала губы и покачала головой, явно встревоженная прошлым.
Воспоминания были туманны, словно это было целую жизнь назад. Вспомнился бабулин горячий шоколад. Он был лучшим из того, что я когда-либо пробовала. Зефирки были более большими и квадратными, чем те, что продавались в продуктовом магазине. Она сама делала шоколад с самого начала. Я толкала в него глубже зефирки и смотрела, как они покачиваются в кружке.
Бабуля наклонилась ближе и прошептала:
— В моем доме ты можешь говорить об аурах сколько душе угодно. — Она прижала палец к своим губам. — Твоему отцу не нужно знать об этом. Это будет наш маленький секрет.
— Хорошо. — Я болтала ногами, потягивая шоколад. — У тебя желтый цвет. Симпатично.
— Верно. Очень хорошо. — Бабуля погладила мою руку. — Твоя мамочка говорит, что ты особенная. — Она сделала ударение на последнем слове.
Я заглянула внутрь кружки.
 
— Я тоже особенная. — Я ткнула пальцем одну зефирку.
— Я могу поделиться своими воспоминаниями. Могу я показать тебе одно? — Голос бабули снизился почти до шепота.
Я медленно кивнула.
— Дай мне свою руку. — Бабуля сжала мою руку своей и толкнула в мою голову. Это было похоже на царапанье ногтем по моему лбу, а затем в моей голове заиграло видео. Я увидела, как мама держит ребенка, и почувствовала любовь мамы к этому малышу.