Его покорная невеста (СИ)
Император дождался, пока мужчины покинут каюту, и воззрился на меня.
— Карающий больше не рассматривает тебя как выгодное приобретение и способ контролировать близнецов. Одним своим откровением он подписал приговор нам обоим.
— Как только он понял, что не может мной управлять, перестала быть полезной и перешла в категорию нежелательной. Он решил скрывать, чьими сыновьями являются братья, чтобы крепко их держать. Как только они пойдут против него, на них так же начнется охота.
— Думаю, на это Карающий и рассчитывал. Рано или поздно его воспитанники сорвутся с крючка. Осталось завоевать преданность толпы, и власть сама падет ему в руки, — Император с интересом наблюдал за мной.
— Надеюсь, это произойдет до того, как им подпишут смертный приговор. Я не хочу лишних жертв, и что бы вы ни думали, но без менталиста все могло бы быть иначе.
— Возможно.
Император встал с кресла, преодолел разделявшие нас метры и присел передо мной на стол. Слишком близко, слишком подавляюще.
— Давай поговорим о нас.
— Не думаю, что это уместно в данных обстоятельствах, — я прикрыла глаза. Видеть рядом с собой Алессандро было нелегко. Чувства вины, раскаяния, грусти, злости — все смешалось в душе, не давая мне определиться, что же я испытываю к нему на самом деле. Я не ощущала рядом с ним страха, хотя он был так же пугающ, как и всегда. Просто теперь, я не чувствовала идущей от него угрозы лично для себя. Я узнала его заботу и нежность. Я начала его уважать. Мне хотелось ему помочь, стать ему союзником и другом. Как бы это странно ни звучало.
— Это уместно при любых обстоятельствах, дорогая. Я был терпелив и тактичен. Нам придется многое наверстать.
— Но ведь… — я замялась, боясь напомнить, боясь возразить, чтобы не вызвать новую волну ненависти. Не себе. К Кайдену. Ему я зла не желала. Прошло слишком мало времени с нашей совместной ночи. И я не успела привыкнуть к тому, что моя первая любовь закончилась крахом.
— С моей стороны ничего не изменилось. Я по-прежнему томим желанием сделать тебя своей.
— Даже если я против? — с вызовом воззрилась на него.
— Дорогая моя, — он заставил меня встать, подтянул ближе к себе, пока я не оказалась между его расставленных ног. Он обхватил мое лицо ладонями и заглянул в глаза, — мы начинали сближение медленно, шаг за шагом, и могли бы в конце пути обрести тихое спокойное счастье. Но жизнь распорядилась иначе. Ты ранена, уязвлена, но все может измениться. Я готов меняться рядом с тобой.
* * *— Ты перешел черту! О крови вальгасов в роду Императора никто не должен был знать! — Кайден подошел вплотную к Карающему, игнорируя внезапно вспыхнувшую головную боль. В последнее время голова болела все чаще. Ему не давали покоя слова Шанти. Боги! Да ему не давало покоя все, что напоминало о ней. Она исчезла без следа. Когда они разгребли завалы в его комнате, он с болезненным облегчением убедился в том, что она не погибла при взрыве. В тот момент он был готов на все, чтобы увидеть ее вновь рядом с собой. Проклинал себя за ту злость, что испытал к девушке, когда уходил, оставляя ее одну, после их ночи. Не так он хотел встретить первое утро вместе с любимой. Ее слова взбесили его, заставили усомниться в ее чувствах. Проклятая ревность к свергнутому брату мешала мыслить трезво и расчетливо. Он должен был подумать о том, насколько девушка добра и великодушна. И то, что она видела во время дуэли, могло ее шокировать. Она не хотела крови и смертей. А он… он ее потерял.
К раскаянию и злости на самого себя примешивалась изрядная доля ненависти к Императору, когда они с Гораном убедились в том, кто помог Алессандро выйти из стазиса и исчезнуть. В голову лезли мысли о том, что его ночь с любимой могла быть лишь способом отвлечь его, для того, чтобы спасти Императора. Что Шанти пыталась его настроить против наставника специально. Он был готов поверить в это, его душа металась между надеждой на взаимные чувства и безумным желанием найти поскорее обоих. А дальше… Он все еще был уверен, что никогда не причинит любимой вред, даже если убедится в том, что она использовала его и предала.
И каждый раз, когда Карающий пытался с ним поговорить, ненавязчиво, с привычной заботой и вниманием, Кайден испытывал боль. Выжигающую мысли путающую сознание.
И теперь эта боль сделалась практически нестерпимой.
— Я все делаю для вашего блага, сын мой. Я присутствовал при вашем рождении, закрыл глаза вашей матери, своей единственной любимой, я воспитал вас как собственных детей. Но пришло время принимать жесткие и, порой, несправедливые решения.
— Отец, ты подвергаешь опасности мою женщину! — перенеся новую волну боли, выдавил Кайден. Он чувствовал настороженность, исходящую со стороны брата и… не испытывал вины. Скорее, раздражение и гнев. Именно эти два чувства постепенно овладевали рыцарем, вызывая стойкое желание бороться, протестовать. Беспрекословное подчинение бесспорному авторитету наставника почему-то теперь казалось пережитком прошлого, которое должно было остаться в далеком детстве. Отец, наставник, единственный друг и учитель, произносящий слова, призывающие уничтожить его кровного врага и…возлюбленную. Кайден бы прошел мимо гибнущего Императора, не протянув руки помощи, но Шанти не заслужила травли и преследований. Пусть она сейчас с другим, возможно, предала и использовала его. Но… Он предпочитал решить этот вопрос только наедине с самой Шанти, не впутывая в это тех, кто способнен причинить ей вред.
— Она никогда твоей не была. Принадлежала и принадлежит другому мужчине. Сможет ли он простить ей измену и оставить в живых не в моей власти предсказать. Но народ Империи должен был узнать с кем предстоит сражаться. Чудовищам нет место в нашей Галактике!
— Ты так же думаешь о нас? — молчащий до сих пор Горан задал вопрос. А Кайдена словно перемкнуло. О том, что произошло между ним и Шанти ночью могли догадываться лишь его рыцари, стоящие на страже. Но это значит, что Карающий все знал и позволил? Знал и…
— Что ты с ней сделал, отец? — голос Кайдена рассек тишину, — что ты сделал с Шанти?
— Всего лишь подтолкнул, — тон Карающего сделался мягким, успокаивающим, убеждающим принять его слова на веру, смириться с поражением, забыть и жить дальше. Ему не нужна эта женщина, которая не смогла принять и оценить его любовь.
— Ты заставит ее прийти ко мне. А я воспринял это как должное и воспользовался… Я…
Кайдену врезались в память широко открытые глаза женщины, переставшей быть девушкой. Словно от резкого осознания того, что произошло, слезы, которые он в собственном невежестве и невнимательности списал на кратковременную естественную боль. Она не остановила его, позволяя делать с собой все, что он хотел. А он хотел так много. Его остановило лишь упоминание имени Императора. И он сорвался и мог причинить ей вред, даже не представляя, насколько ошибается, насколько неправ.
— Ты обещал никогда не воздействовать на наш разум. Ты говорил, что это бесчестно, управлять тем, кого любишь. Ты так много говорил того, на что сейчас наплевал.
— Я действовал в ваших интересах, — тон Карающего утратил мягкость, сделался резким, неприятным. Или он был таким всегда? А они с братом просто слишком привыкли верить в непогрешимость и правоту наставника. Слепцы!
— Как долго ты подталкивал нас к нужным тебе решениям, отец? — снова заговорил Горан. В отличие от брата он не испытывал боли от воздействия, но… Он начал размышлять и его мысли ему не нравились. Судя по всему, наставник воздействовал на девушку и использовал ее. Зачем? Чтобы сделать счастливым брата? Вряд ли его любовь к близнецам простиралась настолько безгранично. Более разумной казалась мысль о союзнице, полностью зависимой, исполняющей чужую волю, привязанной к их семье надежнее, чем простые угрозы или родство. И если бы план Карающего удался и эта ночь принесла плоды…
На этой мысли глаза Горана вспыхнули и подернулись золотой дымкой целительной магии. Он вспомнил, как сокрушался его наставник о том, что ему не перешла проклятая сила вальгасов, как к его брату. Некромантия казалась Карающему более перспективной в их борьбе с диктатором. Горан многому учился сам, постигая азы целительства. Его натуре было противно насилие, и все же он стал одним из сильнейших рыцарей, как и его брат.