Синдер (ЛП)

Может быть… Если я встану пораньше… Если я потороплюсь со своими делами…
— Я постараюсь уйти после того, как подам обед, — сказал я.
Его взгляд встретился с моим, и его улыбка была яркой, великолепной и невероятно заразительной.
— Я буду ждать.
Тетя Сесиль отпустила других служанок много лет назад, чтобы сэкономить деньги. Сначала мои кузины ругали несправедливость того, что их заставляют одеваться самостоятельно. Прошло совсем немного времени, прежде чем любая скромность, которую они когда-либо чувствовали в моём присутствии, была преодолена потребностью, чтобы кто-нибудь зашнуровал их корсеты и причесал их волосы. Каким-то образом за эти годы я стал до нелепости искусен в таких вещах.
Мои кузины знали, что принц в городе, и потому надеялись, что есть шанс увидеть его на рынке (а я не осмеливался разочаровать их). На следующий день мне пришлось потратить дополнительное время на их густые тёмные локоны. Прошло два часа после обеда, когда мне наконец удалось уйти. Я пробирался через лес с комком в горле.
Я чувствовал себя глупо. Он принц, а я — слуга. Неужели я действительно ожидал, что он будет ждать меня на лугу, как какой-нибудь влюбленный? Неужели я действительно верил, что у него не было лучшего способа провести время?
Со смешанным чувством предвкушения и страха я приблизился к поляне, крепко сжимая в потной руке удочку. И нашёл его там: он ждал, как и обещал. Он сидел на поваленном бревне посреди поляны, попеременно бросая ботинок Милтону и вырезая что-то на куске дерева. Милтон чуть не сбил меня с ног от радости, и Ксавье широко улыбнулся, вставая и засовывая деревяшку в карман.
— Ты здесь! — сказал он, раскидывая руки, как будто хотел обнять меня.
— Да, сир, — я старался говорить уважительно, как, по моему мнению, и следовало, но это трудно, когда по лицу расплывается такая широкая ухмылка.
Он добродушно нахмурился, глядя на меня.
— Не называй меня «сир», — он посмотрел на удочку. — Опять рыбачишь?
— Это даёт мне повод уйти, — иначе они весь день станут гадать, куда это я, и придумают другие дела по дому.
Ксавье вытащил свой слегка раздавленный ботинок изо рта Милтона.
— Полагаю, мне придется либо открыться твоим сёстрам на выданье, либо примириться с рыбой.
Я улыбнулся.
— Полагаю, это правильно, сир.
— Значит, рыба! — сказал он, натягивая ботинок. Он оглянулся на меня через плечо и повернулся к реке. — И перестань называть меня «сир»!
И вот так получилось, что моя дружба с принцем стала центром моей жизни, по крайней мере, на несколько коротких дней. Каждый день после полудня мне удавалось провести несколько восхитительных часов в его обществе. Он встречал меня на поляне и сидел рядом, пока я ловил рыбу. После этого я оставлял ведьме две рыбки, а Ксавье оставлял всё, что вырезал в тот день — в один день лису, на следующий день котёнка, на третий — сову. Затем он следовал за мной до края поляны и спрашивал: «Ты придешь завтра снова?».
Конечно, я делал всё для этого. Я бы перевернул небо и землю, чтобы видеть его каждый день. И всё же наше общение не осталось без последствий.
Мои кузины были раздражительны и угрюмы. Новые платья, пудра и духи, плюс часы ухода в надежде привлечь внимание Ксавье, и всё же казалось, что принца почти никто не видел, ни во дворце, ни за его пределами. Его не было в театре. Его не было в магазинах. Его даже не было в библиотеке, и Джессалин оплакивала целых два часа, потраченных на проверку проходов, когда не нашла ничего, кроме мотыльков и нескольких пыльных старых книг.
Тетя Сесиль следила за работой по дому с новообретённым рвением.
— А что, если принц придёт с визитом? — спрашивала она по крайней мере раз в день. — Ты хочешь, чтобы он нашёл нас в грязи?
В некоторые дни я изо всех сил старался не выпалить, что принц точно не собирался посещать её дом. Он совершенно ясно дал понять, что намерен держаться подальше от моих «двоюродных сестёр на выданье».
Неудивительно, что моё внимание к работе по дому было не столь пристальным. Моя внезапная рассеянность не осталась незамеченной. Тетя Сесиль заметила за ужином, что на стаканах всё ещё остались следы губной помады со вчерашнего дня. Пенелопа пожаловалась, что её белье постирали, но не убрали. Джессалин отметила, что камины не чистили уже несколько дней.
 
И всем троим уже порядком надоело есть рыбу.
Я проигнорировал их всех. Единственное, о чём я заботился, — это проводить с Ксавье как можно больше времени. С каждым днём я оставался с ним немного дольше. Я знал, что напрашиваюсь на неприятности, и всё же ничего не мог с собой поделать. Он был какой-то неодолимой силой — землетрясением, которому я не мог противостоять. Потопом, который уносил меня — с моего согласия или без него. Если он манил меня, я чувствовал себя обязанным последовать за ним. Я был лёгким, как пёрышко, а он был ветром.
И всё это не потому, что он был принцем. По крайней мере, это не единственная причина. Конечно, получать внимание кого-то столь важного лестно, но не поэтому я каждый день спешил на луг, чтобы встретиться с ним. Настоящая причина была гораздо проще. Дело в том, что он ждал меня. Он улыбался мне. Спрашивал, как прошёл мой день. Слушал, когда я говорил. Смеялся над моими шутками. Он ничего не просил у меня, кроме явного удовольствия от моего общества. Никогда не комментировал моё низкое социальное положение или мою поношенную и изодранную одежду. Никогда не упоминал о мозолях на моих пальцах, или пепле в моих волосах, или саже, которая испачкала мои руки. И всё же он слушал меня. Встречался со мной взглядом, когда я говорил. Общался как с равным. Он относился ко мне как к другу.
Он видел меня так, как никто другой в мире. Я был для него настоящим. Я имел значение.
Это был самый удивительный подарок, который мне когда-либо дарили.
Нам было весело вместе, хотя мы редко делали что-то большее, чем ловили рыбу и разговаривали, играя в «Принеси» с Милтоном. Я с нетерпением ждал этого каждый день. Каждую минуту, когда мы были не вместе, я думал о том, когда увижу его снова.
Однако на четвёртый день я понял, что что-то не так. Он не был таким весёлым, как обычно. Он сидел на своём камне рядом с рекой, теребя кольцо на пальце, казалось, не обращая внимания ни на что вокруг. Милтон уже давно махнул на это лапой и убежал в лес, чтобы найти своё собственное собачье приключение.
Я ждал, что он придёт в себя, а когда этого не произошло, долго размышлял, следует ли мне спросить, что его беспокоит. Он был моим другом — конечно, я должен был спросить. Но он к тому же был и принцем. Это, скорее всего, не моё дело.
— Ты сегодня выглядишь расстроенным, — сказал я наконец. Бросил удочку в воду и повернулся, внимательно наблюдая за ним в поисках признаков того, что я перешёл границы.
Похоже, мои слова его не обеспокоили. Он уставился на свои руки, теребя перстень с печаткой.
— Мой отец очень сердит на меня, ты же знаешь.
— Почему?
— Всё это время он думал, что я ухаживаю за потенциальной невестой.
— И он узнал об обратном?
Он продолжал крутить кольцо на пальце. Кольцо символизировало его статус принца. Для него это, вероятно, подчёркивало тот факт, что он не был наследником.
— Я должен тебе кое-что сказать, — его тон был мрачным, даже каким-то зловещим. — Мой отец взял дело в свои руки.
— Он выбрал для тебя невесту?
— Нет, — он покачал головой, наконец взглянув на меня. — По крайней мере, пока.
— Что тогда?
Он улыбнулся, хотя и не своей обычной, яркой улыбкой. Он казался грустным.
— Я уверен, что твои двоюродные сёстры на выданье расскажут всё об этом, когда ты вернёшься домой.
Мои кузины?
— Ты придёшь на поляну завтра, Элдон?
— Я, конечно, попытаюсь, но…
— Ты сможешь прийти пораньше?
Это будет нелегко. Моя тетя и сёстры уже сердились на меня.
— Я не знаю, смогу ли.
— Дело в том, что… — он заколебался, и я с удивлением заметил, как по его щекам медленно пополз румянец. — Завтра будет последний день, который я проведу с тобой.