Платье цвета полуночи

Теперь в придачу ко всему прочему Тиффани тревожилась за свой рассудок. Она вот уже два месяца как не летала в горы и три месяца как не виделась с мисс Тик, единственной ведьмой, которая появлялась время от времени здесь, в холмах. А по гостям ходить времени не было. Слишком много работы. Может, в этом-то и фокус, думала про себя Тиффани. Если не сидеть сложа руки, то сходить с ума некогда.
Когда Тиффани вернулась к кургану Фиглей, солнце стояло уже высоко. Её ждало самое настоящее потрясение: Амбер сидела на склоне холма в окружении Фиглей и весело смеялась. Тиффани припарковала метлу в зарослях терновника, а между тем и кельда подоспела.
– Ты, надеюсь, не возражнёшь, – промолвила она, заметив выражение лица Тиффани. – Солнце – великий целитель.
– Джинни, твои утешания просто чудо что такое, но я бы предпочла, чтобы вы поменьше попадались ей на глаза! Она же разболтает другим!
– О, ей это всё помстится вроде как снами благодаря утешаниям, – невозмутимо заверила Джинни, – а кто прислухнется к тому, что мала девчура болтает про феечек?
– Ей уже тринадцать! – возразила Тиффани. – И этого нельзя допускать!
– Разве она не счастлива?
– Ну да, но…
В глазах Джинни блеснула сталь. Она всегда относилась к Тиффани с большим уважением, но уважение требует взаимности. В конце концов, здесь – курган Джинни, и земля, скорее всего, тоже её. Тиффани ограничилась тем, что напомнила:
– Её мать будет беспокоиться.
– Да ну? – отозвалась Джинни. – И что, её ма сильно обеспокоилась, когда позволила избить бедняжку до полусмерти?
Проницательность кельды здорово действовала на нервы. Тиффани часто говорили, что она уж больно востра, того гляди порежется, но неотрывный взгляд кельдиных серых глаз, пожалуй, искрошил бы и железные гвозди.
– Ну, мать Амбер, она… она не слишком умна.
– Я слыхала, – отозвалась Джинни. – Но у скотов мозга не густо, и однако ж лань с места не стронется, обороняя своего оленёнка, а лиса за своего лисёнка псу горло перервёт.
– У людей всё куда сложнее, – вздохнула Тиффани.
– Похоже на то, – согласилась кельда. В голосе её зазвучали ледяные ноты. – Ну что ж, утешания, похоже, свою работу делают, так что, мож, девчуре и впрямь пора вертаться в ваш сложный мир?
«Где ещё жив её отец, – напомнила себе Тиффани. – Я знаю, что жив. Он весь в синяках, но он дышит и, от души надеюсь, протрезвел. И когда же вся эта история закончится? Надо разобраться с проблемой раз и навсегда! У меня других дел полно! А днём мне нужно навестить барона!»
Отец Тиффани встретил их во дворе фермы; Тиффани обычно оставляла метлу привязанной к дереву снаружи, теоретически – чтобы, пролетая, не распугать кур, но главным образом потому, что так и не научилась приземляться достаточно ловко и не хотела позориться на глазах у зрителей.
Господин Болен переводил взгляд с Амбер на дочь.
– С ней всё в порядке? Выглядит она малость… не от мира сего.
– Ей дали успокоительного, чтоб полегчало, – объяснила Тиффани, – не надо бы ей пока выходить за ворота.
– Её мать вся испереживалась, знаешь ли, – укоризненно продолжал отец Тиффани, – но я ей сказал, Амбер в безопасном месте и ты за ней ухаживаешь.
В словах его явственно прозвучал намёк на: «Ты ведь уверена, что всё делаешь правильно, да?», но Тиффани старательно пропустила его мимо ушей и просто ответила:
– Да, всё верно.
Она попыталась представить себе, как госпожа Пенни переживает, но ничего не получилось. Сколько Тиффани себя помнила, вид у этой женщины всегда был настороженно-оторопелый, как будто жизнь для неё – штука слишком сложная, только и жди очередного подвоха.
Болен притянул к себе дочь и понизил голос.
– Ночью Пенни вернулся, – прошептал он. – Говорят, его пытались убить!
– Что?
– Не сойти мне с этого места!
Тиффани обернулась на Амбер. Девушка неотрывно глядела в небо, словно надеясь, что вот-вот произойдёт что-нибудь интересное.
– Амбер, – тщательно подбирая слова, произнесла Тиффани, – ты ведь кур кормить умеешь, правда?
 
– О да, госпожа!
– Так ступай и покорми наших, ладно? Зерно в амбаре.
– Твоя мама их давным-давно покормила, – возразил было отец, но Тиффани быстро оттащила его в сторону.
– Когда это случилось? – спросила она, провожая взглядом девушку: та послушно побрела в амбар.
– Прошлой ночью, не знаю, в каком часу. Мне госпожа Пенни рассказала. Его сильно избили. В том самом хлипком сарае, где мы с тобой вчера сидели.
– Госпожа Пенни к нему вернулась? После всего, что случилось? Да что она в нём находит?
Господин Болен пожал плечами.
– Он ей муж.
– Но все знают, что он её бьёт!
– Ну, наверное, для некоторых женщин такой муж лучше, чем вообще никакого, – не без смущения выговорил отец.
Тиффани открыла было рот, чтобы ответить, встретилась взглядом с отцом и поняла правду его слов. Она видела таких женщин в горах, разбитых и вымотанных: детей у них слишком много, денег слишком мало. Конечно, если они водили дружбу с нянюшкой Ягг, хотя бы насчёт детей можно было бы что-то придумать, и всё-таки есть на свете семьи, которые, чтобы поставить на стол еду, иногда вынуждены продавать стулья. И с этим ничего, вообще ничего не поделаешь.
– Пап, господина Пенни никто не бил, хотя, пожалуй, стоило бы. Я нашла его в сарае: он пытался повеситься, и я обрезала верёвку.
– У него сломано два ребра, на нём места живого нет!
– Пап, там очень высоко падать – и он уже хрипел! Что ещё я могла сделать? Оставить его болтаться в петле? Заслуживает он этого или нет, но он выжил! И роль палача не по мне! Там букетик лежал, папа! Сорняки и крапива! У него от крапивы все руки распухли! В нём ещё теплится малая искорка, заслуживающая того, чтобы жить, ты разве не видишь?
– Но ты унесла ребёнка.
– Нет, папа, я унесла мёртвое тельце. Пап, послушай меня и попытайся понять. Я похоронила младенца, который умер. Я спасла человека, который умирал. Вот что я сделала, папа. Люди могут не понять и начнут выдумывать небылицы. Мне всё равно. Работа есть работа, и нужно её делать.
Послышалось кудахтанье; через двор прошла Амбер, а за ней цепочкой бежали куры. Кудахтающий звук издавала сама Амбер; на глазах у Тиффани и её отца куры промаршировали взад-вперёд, словно по команде сержанта-инструктора по строевой подготовке. Между кудахтаньем девушка посмеивалась про себя; заставив кур торжественно прошагать по кругу, она как ни в чём не бывало оглянулась на Тиффани с отцом и увела птиц обратно в амбар.
Помолчав, отец Тиффани промолвил:
– Я правда видел то, что видел?
– Да, – подтвердила Тиффани. – Сама не понимаю, что это было.
– Я потолковал тут с ребятами, – промолвил отец, – а твоя мама поговорила с женщинами. Мы станем приглядывать за семейкой Пенни. Больно долго мы смотрели сквозь пальцы на то, чего попускать не след. Нельзя всё перекладывать на тебя. Пусть люди не думают, будто ты за них всё уладишь, и, послушай моего совета, ты так тоже не думай. Есть вещи, за которые полагается браться всей деревней.
– Спасибо, пап, – поблагодарила Тиффани. – А теперь я, пожалуй, пойду навещу барона.
Тиффани уже почти и не помнила барона в добром здравии. Никто, по-видимому, не знал толком, что с ним не так. Но, как и многие другие больные на её памяти, он как-то держался, жил в подвешенном состоянии и ждал смерти.
Кто-то из поселян сказал о нём: дверь скрипит, да никак не захлопнется. Теперь барону становилось всё хуже; на взгляд Тиффани, ждать, что дверь его жизни захлопнется навеки, оставалось уже недолго.
 
Но Тиффани могла забрать его боль и даже припугнуть её малость, чтобы боль повременила возвращаться.
Тиффани поспешила в замок. Сиделка, госпожа Лоск, её уже дожидалась. Лицо её было белее простыни.
– Ох, не лучший сегодня у него день, – посетовала она и со смиренной улыбочкой добавила: – Я за него всё утро молилась.